Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2)

• Название: История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2)
• Автор: Уильям Теккерей
• Жанр: Классическая проза

В настоящий том входит вторая книга известного романа У.Теккерея "Пенденнис". Это, несомненно, один из лучших английских романов XIX века. Он привлекает глубоким знанием жизни и человеческой природы, мягким юмором и иронией, интересно нарисованными картинами английской действительности. Перевод с английского и комментарии М.Лорие.

---

Но в глазах у него стоял туман. Фанни объясняла себе молчание Пена вмешательством Бауза. Фанни его ненавидела. Фанни была к нему жестока и несправедлива. Она не желала с ним разговаривать — злобно отмахивалась от его утешений. Тяжело приходилось мистеру Баузу, и жестокая то была отплата за его преданность.

Когда Уорингтон прибыл в Подворье Шепхерда с дипломатической миссией от Пена, он (несомненно, по предварительному соглашению с высоким лицом, уполномочившим его на столь деликатные переговоры) спросил, как пройти к мистеру Баузу, и, пока стоял у ворот, даже мельком не увидел мисс Фанни. Музыкант оказался дома — он вышел к гостю из спальни больного, которого перед тем ублажал. С Уорингтоном они, как известно, уже встречались и теперь поздоровались довольно сердечно. Поговорив немного о том о сем, Уорингтон сказал, что по просьбе своего друга Артура Пенденниса и его родных приехал поблагодарить мистера Бауза за помощь, оказанную Пену в начале его болезни, и за то, что он был так любезен съездить за майором в деревню.

Бауз отвечал, что только исполнил свой долг: разыскивая родственников молодого человека, он уже не надеялся, что тот выживет; он очень рад, что мистер Пенденнис поправляется и окружен друзьями.

— Счастливы те, у кого есть друзья, мистер Уорингтон, — сказал он. — Я мог бы лежать на этом чердаке хоть год, и никто даже не поинтересовался бы, жив я или умер.

— Полноте, мистер Бауз! А генерал?

— Генерал больше всего на свете любит бутылку. Мы живем вместе по привычке и ради удобства, но дела ему до меня не больше, чем вам. О чем вы хотите меня спросить, мистер Уорингтон? Вы ведь не ради меня пришли, это я знаю. Ко мне никто не приходит в гости. Вы пришли из-за Фанни, дочки нашего сторожа, я сразу это понял. Может быть, мистер Пенденнис снова желает ее видеть, раз он теперь здоров? Может быть, султан милостиво решил бросить ей платок? Она очень больна, сэр, с того са^ мого дня, когда миссис Пенденнис ее выгнала, — очень красивый поступок для светской дамы, не правда ли? Мы с этой бедной девочкой застали вашего друга в бреду, в горячке — он никого не узнавал, и при нем никого не было, кроме пьяной уборщицы. Фанни день и ночь от него не отходила. А я поехал за дядюшкой. Является мамаша и вышвыривает Фанни за дверь. Является дядюшка и предоставляет мне платить извозчику. Передайте от нас низкий поклон всем леди и джентльменам, да скажите, что мы им очень благодарны, очень. Графиня — и та не могла бы держаться достойнее, а уж для супруги аптекаря… сколько я знаю, миссис Пенденнис ею была… ее поведение просто на диво аристократично и благородно. Ей бы на карету герб — позолоченную ступку с пестиком.

О происхождении Пена Бауз, надо полагать, узнал от Хакстера, а если он принимал сторону Пена против молодого медика и сторону Фанни против мистера Пенденниса, то лишь потому, что от неистовой обиды и раздражения готов был перечить кому угодно.

Уорингтону язвительные речи музыканта показались забавны и любопытны.

— Обо всем этом я слышу впервые, — сказал он. — Впрочем, майор мельком что-то упоминал. А что было даме делать? Вероятно (с ней я об этом не говорил), миссис Пенденнис вообразила, что эта девушка состоит с моим другом Пеном в… в близких отношениях, которых она, разумеется, не могла признать…

— Ну еще бы, сэр. Не стесняйтесь, сэр, скажите сразу, что у вас на уме: что молодой джентльмен из Темпла соблазнил девушку из Подворья Шепхерда, так? А раз так, ее надлежало выгнать на улицу, а еще лучше — заживо истолочь в позолоченной ступке, ха-ха! Нет, мистер Уорингтон, ничего такого не было, а уж если говорить о соблазнении, то жертвой скорее был мистер Артур, а не Фанни. Он честный малый, хоть любит поважничать и порисоваться. Он умеет и чувствовать как мужчина, и бежать от соблазна как мужчина. Это я признаю. Хоть и страдаю от этого, но признаю. У него есть сердце. А у нее нет, сэр. Эта девушка на все пойдет, лишь бы завлечь мужчину, а потом выкинет его, как ненужную вещь, и глазом не сморгнет. Если с ней так поступить, вот тогда она заплачет. Она даже слегла, когда миссис Пенденнис ее выгнала, и тут же стала обхаживать доктора Бальзама — он приезжал ее лечить. А теперь нашла себе нового дружка, тоже доктора — умора, да и только! Полюбилась ей эта чертова ступка с пестиком, а уж на коробочки с пилюлями прямо не надышится, вот и завела себе какого-то малого от святого Варфоломея, чтобы строил рожи ее сестренкам и разгонял ее тоску. Ступайте, убедитесь сами, сэр: скорее всего, он сейчас в сторожке. Если вам надобно узнать про мисс Фанни, обратитесь к докторам, сэр, а не к какому-то старому скрипачу. Всего наилучшего, сэр, — меня зовет мой больной.

Из спальни капитана и в самом деле раздался знакомый голос, говоривший: "Мне бы попить, Бауз, очень пить хочется". И Уорингтон, которого отнюдь не огорчило известие, что покинутая Пеном девушка утешается, как умеет, распростился с сердитым музыкантом.

Случилось так, что он прошел мимо двери сторожки как раз в ту минуту, когда мистер Хакстер пугал девочек маской, о которой упоминалось выше, и Фанни томно улыбалась на его проказы. "Неужели все женщины таковы? — подумал он с горьким смехом и, вздохнув, добавил про себя: — Нет, одна, по-моему, не такая".

На Пикадилли, пока Джордж ждал омнибуса в Ричмонд, к нему подошел майор Пенденнис, направлявшийся туда же, и он рассказал старому джентльмену обо всем, что видел и слышал касательно Фанни.

Майор Пенденнис остался чрезвычайно доволен и, как и можно было ожидать от этого философа, произнес те самые слова, которые раньше вырвались у Уорингтона.

— Все женщины одинаковы, — сказал он. — La petite se console [25]. Черт побери, когда я в школе читал Телемака… помните, Уорингтон, Calypso ne pouvait se consoler [26] и так далее… я еще тогда говорил, что это чепуха. Чепуха и есть, клянусь честью. Стало быть, у маленькой сторожихи появился новый soupirant? [27] А девочка мила, чертовски мила. То-то Пен взбеленится, а, Уорингтон? Вы сообщите ему об этом поосторожнее, не то он опять к ней побежит. Нужно menager [28] молодого человека.

— Мне кажется, миссис Пенденнис следует узнать, что Пен вел себя в этой истории очень достойно. Она, по-видимому, считает его виновным, а по словам мистера Бауза выходит, что он поступил, как порядочный человек.

— Дорогой мой Уорингтон, — возразил майор, сразу насторожившись. — Не забудьте, что здоровье миссис Пенденнис внушает опасения… по-моему, самое лучшее — не говорить ей ни слова… или вот что: предоставьте это мне. Я с ней поговорю… осторожно, чтобы не взволновать ее, ну, вы понимаете. Даю вам слово. Так, стало быть, Калипсо утешилась?

И пристроившись в углу омнибуса, майор всю дорогу посмеивался этой приятной мысли.

Пен сидел как на иголках в ожидании минуты, когда он сможет расспросить Уорингтона о результатах возложенной на него миссии, и, как только молодые люди остались одни, посланник заговорил.

— Ты помнишь свою поэму "Ариадна на острове Наксос", Пен? Отвратительные, между прочим, были стихи.

— Apres? [29] — перебил его Пен.

— Припомни-ка, что случилось с Ариадной, когда Тезей ее бросил?

— Это ложь! — крикнул Пен, вскакивая с кресла. — Этого не может быть!

— Сиди, дуралей, — сказал Уорингтон и, легонько толкнув его в грудь двумя пальцами, усадил на место. — Ни о чем лучшем ты и мечтать не мог, — добавил он печально, увидев, как вспыхнуло от ярости лицо Артура.

Глава LVI Чужие края

Обещание, данное Уорингтону, майор выполнил ровно настолько, чтобы успокоить свою совесть и немного утишить страхи бедной Элен, дав ей понять, что всякие сношения между Артуром и юной злодейкой-привратницей кончены и сыну ее уже не грозит ни безрассудная привязанность, ни унизительный брак. Да и сам Артур, когда оправился от удара, нанесенного его самолюбию, почувствовал облегчение при мысли, что мисс Фанни не умрет от любви к нему и что эта неудачная и мимолетная связь не повлечет за собою неприятных последствий.

Теперь ничто не мешало нашим друзьям осуществить задуманное путешествие, и вот Артур Пенденнис, rentier, voyageant avec Madame Pendennis et Mademoiselle Bell [30], a также Джордж Уорингтон, particulier, age de 32 ans, taille 6 pieds (Anglais), figure ordinaire, cheveux noirs, barbe idem [31] и т. д., выправили паспорта у консула его величества короля бельгийского в Дувре и совершили переезд из этого порта в Остенде, а оттуда не спеша, с остановками в Брюгге и Генте, отправились в Брюссель и дальше, на Рейн. Мы не будем подробно описывать этот многим знакомый маршрут, ни подробно рассказывать, как Лора восхищалась тихими старинными городами, которые она видела впервые, как изумили и заинтересовали Элен бегинские обители, которые они посетили, и как она с чувством, близким к ужасу, смотрела на коленопреклоненных монахинь в черных покрывалах, простирающих руки к ярко освещенным алтарям, или созерцала пышные обряды католического богослужения. Босые монахи на улицах; фигуры святых и богородиц в золотых венцах, перед которыми люди падали ниц, что в ее глазах было прямым нарушением заповедей господних; священники, словно кичащиеся роскошными облачениями, либо прячущиеся в темных исповедальнях; театры, открытые в воскресенье, и воскресные танцы — все эти невиданные ранее картины и нравы оскорбляли ее чувства; и когда Пен с Уорингтоном возвращались с вечерней прогулки, они еще заставали на столе Библию, из которой Лора до самого их прихода читала вдове вслух излюбленные ею страницы. Волнения, пережитые Элен из-за сына, жестоко подорвали ее здоровье; Лора, затаив щемящую тревогу, зорко следила за каждым движением своей названой матери; бедный Пен тоже был с нею неизменно внимателен и ласков, и ее израненное сердце исходило любовью к нему, хотя их разделяла тайна и мать с болью душевной, чуть ли не с яростью сознавала, что сердце сына уже не принадлежит ей целиком, что в нем есть тайники, куда она не должна или не смеет заглядывать. С тоской вспоминала она священные дни его детства, когда все было по-другому: когда сын ничего от нее не утаивал и она была для него всем на свете; когда он нес в ее объятия, всегда для него раскрытые, свои радости и надежды, свои детские огорчения, а затем и победы; когда Фэрокс еще был для него родным гнездом; когда судьба, природа, эгоизм еще не нашептали ему, что пора расправить вольные крылья — пуститься в самостоятельный полет — запеть собственную песню — самому строить гнездо и искать подругу. Видя, как снедают Элен эти заботы и сожаления, Лора однажды сказала ей: