Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 2)

• Название: Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 2)
• Автор: Уильям Теккерей
• Жанр: Историческая проза

В настоящий том входит вторая книга романа У.Теккерея "Ньюкомы". Это, несомненно, один из самых значительных английских романов XIX века. В нем с поистине эпическим размахом воссоздана картина жизни Англии того времени и ставится ряд интересных проблем: отношения отцов и детей, положение искусства в буржуазном обществе и др. Перевод с английского Р.Померанцевой, комментарии Г.Шеймана.

---

На том же вечере присутствовал и Сэнди Макколлоп, вернувшийся из Рима с рыжей бородой и картиной, изображавшей убийство Рыжего Комина, которая не произвела сильного впечатления в Восьмиугольном зале Королевской Академии, ибо висела таким образом, что безжалостный полумрак скрывал от взоров посетителей предсмертные муки истекающего кровью воина. На Сэнди и его собратьев малютка Рози взирала довольно холодно. В беседе со мной она, вскинув головку, намекнула, что нынче у нее съезд случайных гостей, а не прием для избранного круга (избави нас бог от этих приемов!).

— Мы ведь Пойнс, Ним и Пистоль, — пробурчал Джордж Уорингтон, когда мы отправились в мастерскую Клайва посидеть и покурить напоследок. — Теперь принц Хел женат, он вступил на отцовский престол, и супруга стыдится его прежних друзей-разбойников.

Когда миссис Клайв вошла к курильщикам, за ней в распахнутую дверь ворвались первые лучи солнца; она натянуто улыбнулась нам и напомнила мужу, что пора спать.

И вот Клайв Ньюком метался ночами в своей мягкой и удобной постели. Он ездил на роскошные обеды и сидел на них в полном молчании; скакал на конях, и Черная Забота восседала позади нашего хмурого всадника. Он был почти разлучен с друзьями юности, виделся с ними украдкой или с жениного соизволения и, боюсь, был очень одинок, бедняга, сейчас, когда знакомые подносили его супруге памятные подарки, а многие его прежние сотоварищи завидовали ему и считали его гордецом.

В былые дни, когда полковник уловил, что различие судеб, возраста и характеров отделяет от него сына, старик, как мы помним, с благородной кротостью подчинился своей неизбежной участи и покорно вынес это отчуждение, мало заботившее юношу и очень мучительное для его любящего родителя. В те поры отсутствие близости не восстановило их друг против друга; теперь Томас Ньюком, казалось, затаил на сына обиду: вот они повсюду вместе, а живут как бы врозь; и хотя у Клайва все есть для счастья, он почему-то несчастлив. Что еще надо молодому человеку, у которого прелестная молодая жена, роскошный дом, где разве что одна обуза — старик отец, готовый отдать ему все на свете. Неужели же для этого Томас Ньюком столько трудился и сколачивал состояние? А что стоило бы Клайву с его-то образованием и способностями побывать на неделе разок-другой в Сити и хоть немного участвовать в делах, от которых зависит его собственное благополучие? И Клайв появлялся на заседаниях правления в Сити, зевал на собраниях и рисовал карикатуры на промокашках Компании, ничуть не занятый ее сделками и равнодушный к ее операциям; потом уходил и в одиночестве катался верхом, или, возвратясь в свою мастерскую, надевал старую бархатную блузу и брался за кисть и палитру. Подумайте, кисть и палитра! Да не пора ли ему бросить эти игрушки, раз он достиг теперь более высокого положения в обществе? Пошел бы поболтал с Рози, покатал бы ее, голубушку, ведь у нее одна лишь забота — как бы сделать его счастливым. Подобные мысли, без сомнения, омрачали душу полковника и делали еще глубже морщины вокруг его старых глаз. Так уж оно повелось, что мы мерим чужую жизнь на свою мерку и часто не понимаем самых дорогих нам и близких.

Сколько раз пробовал Клайв поговорить о чем-нибудь с малюткой Рози, которая так непринужденно и весело щебетала с его отцом. Сколько раз она приходила и устраивалась возле его мольберта, изо всех сил стараясь очаровать его, рассказывала всевозможные истории о знакомых, о вчерашнем бале и позавчерашнем концерте, пускала в ход свои бесхитростные улыбки, милые капризы и даже слезы, за которыми, возможно, следовали примирения и ласки, а потом он возвращался к своей сигаре, а она, вздохнув, шла с тяжелым сердцем к доброму старику — он и посылал ее к сыну. Клайв всегда догадывался, что ее прислал отец; эта мысль появлялась у него внезапно среди беседы, и сердце его тут же замыкалось, а лицо мрачнело. Они с женой были совсем не созданы друг для друга. В этом была вся беда,

В дни, предшествовавшие подношению пальмы, мистер Клайв почти все время сидел дома, глядел довольным, был очень нежен и заботлив с женой, и в семье царили мир и согласие. Доктора то и дело приезжали навещать миссис Клайв Ньюком, а добряк полковник был для нее наилучшей нянькой — укрывал и укутывал ее, поудобней укладывал ее ножки на софе и подсаживал ее в экипаж. Полковая дама примчалась из Эдинбурга, оставив дядю Джеймса в преудобной квартире на Пикарди-Плейс в окружении приятного общества, — словом, все семейство полковника как-то вдруг сблизилось и повеселело. Но, увы! Заветной мечте Томаса Ньюкома на сей раз не дано было сбыться: его маленький внук, едва появившись на свет, покинул его. Пришлось с душевной болью убирать все приданое — крошечные распашонки и чепчики, эти милые батистовые и муслиновые вещицы, над которыми забывались заботы и печали, возносились к богу, пусть безмолвные, но горячие молитвы. Бедная малютка Рози! Она остро почувствовала свое горе, но очень скоро о нем забыла. Через несколько месяцев ее щечки снова порозовели, на лице заиграли улыбки, появились ямочки, и она уже опять говорила там, что нынче у нее "съезд случайных гостей".

Полковая дама еще до того возвратилась на северный театр своих действий, хотя, боюсь, не совсем добровольно. Взяв под свою команду хозяйство до поправки дочери, достойная миссис Маккензи заставила возроптать и взбунтоваться весь дом. Она успела обидеть дворецкого, разозлить ключницу, уязвить самолюбие лакеев, оскорбить доктора и задеть за живое сиделку. Оставалось только удивляться, до чего изменился нрав полковой дамы и как мало знал ее прежде полковник Ньюком. К ней вполне применимы были слова императора Наполеона I о наших общих недругах — русских: "Поскоблите русского, и обнаружится татарин". Клайв и его родитель на время объединились, строя план кампании по выдворению миссис Маккензи. Сам старик никогда бы на это не отважился, однако был очень доволен доблестью и мужеством сына в решающей битве, которая началась в будуаре, у кушетки Рози, затем продолжилась в гостиной, возобновилась яростной атакой врага в столовой и закончилась ко всеобщему ликованию домочадцев уже за порогом.

Когда разбитые татарские орды бежали на родной Север, Рози сделала мужу признание, которое тот впоследствии с горьким смехом пересказал мне.

— Вы с папочкой, кажется, очень все это приняли к сердцу, — сказала Рози (в отсутствии полковой дамы она называла полковника "папочкой"), — а я так нисколько, разве что сначала немножко разволновалась. Маменька всегда была такая; в Шотландии она с утра до ночи бранила нас с Джози, пока бабушка не отослала ее прочь; а на Фицрой-сквер и потом в Брюсселе она била меня по щекам и закатывала скандалы. По-моему, перед тем, как ей к нам приехать, добавляет Рози с обычной своей милой улыбкой, — она поссорилась с дядей Джеймсом.

— Она била Рози по щекам! — восклицает бедный Клайв. — И закатывала скандалы на Фицрой-сквер и в Брюсселе, а потом они, обнявшись, с безмятежными улыбками сходили в гостиную, точно весь век только и делали, что целовались и миловались! Вот как мы знаем женщин! Мы думаем, что женимся на добрых бесхитростных малютках, а со временем выясняется совсем иное. Ужели все вы такие лицемерки, миссис Пенденнис? — И он с яростью дернул себя за ус.

— Бедный мой Клайв! — ласково говорит Лора. — Вы же не хотели бы, чтобы она сплетничала про свою мать?

— Ну конечно, — отвечает Клайв, — вы вот всегда так. Лицемерите из лучших побуждений.

Впервые за долгий срок Лора вновь назвала его просто Клайвом. Он опять обретал ее милость. У нас было собственное мнение о семейной жизни Клайва Ньюкома.

Короче говоря, однажды я увидел упомянутого молодого джентльмена на Пэл-Мэл, когда он высаживался из кеба у крыльца "Стяга", и мне вдруг показалось, что в голове у мистера Клайва Ньюкома бродят какие-то тайные подозрения относительно Хоби. Угрюмо, как Отелло, глядел он вслед этому безмятежному Кассио, который как раз поднимался по ступенькам клуба в своих до блеска начищенных сапогах.

Глава LXIV Absit omen [70]

На первом Блекуоллском банкете присутствовал также и Хобсон Ньюком, невзирая на распрю его сводного брата с главою их фирмы. Ведь это всего только личная ссора между Барнсом и Томасом, их частное дело; а у Бунделкундского банка нет никаких разногласий с его главными лондонскими агентами. Никто из присутствующих на торжественном обеде не пил за процветание Бунделкундской банкирской компании с большим воодушевлением, чем Хобсон Ньюком, позволивший себе мимоходом упомянуть в своей краткой благодарственной речи о некой размолвке между полковником Ньюкомом и его племянником, добавив, что молит бога о скорейшем их примирении, а покуда выражает надежду, что разногласия эти не ослабят доверия между почтенным Индийским банком и его столичными агентами, чем привел в полный восторг тридцать шесть джентльменов, преисполненных энтузиазма и винных паров и находящихся в том блаженном состоянии, когда люди приходят в восторг от всего на свете.