Константин Фофанов - Стихи и поэмы

• Название: Стихи и поэмы
• Автор: Константин Фофанов
• Жанр: Поэзия

Отец Константина Михайловича Фофанова и девяти его братьев и сестер был петербургским купцом среднего достатка, впоследствии разорившимся и ушедшим в мистические переживания. Будущий поэт доучился до четвертого класса и недостатки образования пополнял постоянным чтением, порой беспорядочным, но зато предельно разнообразным. Стихи начал писать рано, работая то в некрасовской стилистике, то в "библейской" (это причудливое сочетание обыденности тем и возвышенности интонаций — характерная черта его поэтики). "Библейским" было и первое из опубликованных им стихотворений — "Сосуд целебною водою Иордана…" (1881), — хотя впоследствии Священный Синод усмотрел в "религиозных" стихах Фофанова "языческий смысл", а журнал "Наблюдатель", напечатавший одно из них, был закрыт в 1888 году на шесть месяцев.

К 1885 году Фофанов обеспечил себе профессиональной литературной деятельностью некое подобие материальной независимости и покинул отцовский дом, где его занятия словесностью понимания не находили. Однако поэтической славы он еще не обрел, ибо никто тогда не мог соперничать с любимцем читающей публики С. Я. Надсоном.

Первая его книга "Стихотворения" (1887) прошла почти незамеченной, не получила она и Пушкинскую премию, на которую была выдвинута Я. П. Полонским. Но внезапно ситуация резко изменилась: в 1887 году, совсем молодым, умер Надсон, и именно тональность поэзии Фофанова — поэзии человека, разочарованного жизнью, но не утратившего до конца веру в бытие, — была воспринята как достойный отзвук надсоновской мелодии (тем более что Надсон успел печатно поддержать дебют Фофанова, как бы "передал лиру"). Кроме того, на фоне злободневной и все более разрушавшей традиционную культуру русского стиха "революционно-демократической" поэзии выдержанное в классических тонах творчество Фофанова самым строгим ценителям казалось романтической отдушиной (хотя в нем всегда находилось место социальным мотивам).

О Фофанове поры его второй ("Стихотворения", 1889) и особенно третьей ("Тени и тайны", 1892) книг приязненно отзываются все — от лидеров старшего и среднего поколений (Я. П. Полонский, Л. Н. Толстой, А. П. Чехов) до русских символистов "первого призыва" (особенно В. Я. Брюсов). Символисты никогда не отрекались от влияния, оказанного на них двоемирной лирикой Фофанова. Его отношение к ним было куда сложнее. Ведь именно с выходом первых сборников поэзии символистов в 1895 году его литературное влияние пошло на спад, эпоха промежутка, востребовавшая Фофанова, кончилась.

Попытка освоить художественный язык младосимволизма ("драматическая фантазия" "На полюсе", стихотворение "Ищите новые пути!..", открывавшее сборник "Иллюзии", 1900) провалилась. В раздражении Фофанов пишет стихотворение "Декадентам" ("Прочь, варвары!.."), и слова, жестко произнесенные Блоком спустя годы ("Да, скифы мы, да, азиаты мы…"), звучат запоздалым ответом на это обвинение.

Чувствуя, что поэтическая почва уходит из-под ног, поэт пробует создавать "актуальные" стихи. Их темы: голод, отлучение Л. Н. Толстого от церкви… Тогда же под уклон пошла и жизнь Фофанова. Сумевший в 1890 году справиться с первым серьезным приступом психической болезни, он постепенно утрачивает волевые качества, бедствует, пьет, переезжает с места на место; в 1908 году безуспешно пытается продать собрание своих сочинений в пятнадцати томах за пятнадцать тысяч рублей…

Современники, встречавшиеся с ним в эти годы, свидетельствуют: от прежнего Фофанова остался лишь детски чистый взгляд его прозрачно-голубых глаз… В 1911 году поэт тяжело заболел. На собранные в петербургских редакциях средства его перевезли в столицу, где он и умер сорока девяти лет от роду.

А. Архангельский

---

6 декабря 1882

* В неприглядных стенах заключен я давно; *

В неприглядных стенах заключен я давно;
Яркий месяц глядит безучастно в окно,

И решетка окна полосатым пятном,
Словно призрак, легла на полу земляном.

За стеною моей заключенный сосед
Всё о волюшке вольной поет много лет,

А в полночь с мостовой, безрассветна как мрак,
Мне доносится песнь запоздалых гуляк;

О неволе та песнь, о неволе крутой,
Что раскинулась вширь за тюремной стеной.

Я сижу и грущу. Вкруг тоскующий вид,
Яркий месяц в окно безучастно глядит;

И решетка окна полосатым пятном
Точно призрак легла на полу земляном.

Декабрь 1882

* У поэта два царства: одно из лучей *

У поэта два царства: одно из лучей
Ярко блещет — лазурное, ясное;
А другое безмесячной ночи темней,
Как глухая темница ненастное.
В темном царстве влачится ряд пасмурных дней,
А в лазурном — мгновенье прекрасное.

1882

* Безымянные стремленья, *

Безымянные стремленья,
Безотчетные порывы,
Молодого вдохновенья
И приливы и отливы…

Где конец ваш, где начало?
И откуда ваша сила?
Не змеиное ли жало
Вас отравой напоило?

Не волна ль седая моря
В вас бушует бесконечно?
Нет! Вы — плач чужого горя,
Эхо немощи сердечной…

1882

ТОСТ

Друзья! Я тост провозглашаю
За тех, кто смелою душой
Служил измученному краю
И шел за правду смело в бой!

Кому не чужды были муки
Осиротелых горемык,
Кто креп в борьбе, яснел в науке,
Кто был и в бедности — велик!

За все грядущее, святое,
Чья не прошла еще пора,
Но чье забьется ретивое
Для правды, мира и добра!..

1882, 1905

* Мы при свечах болтали долго *

Мы при свечах болтали долго
О том, что мир порабощен
Кошмаром мелочного торга,
Что чудных снов не видит он.

О том, что тернием повита
Святая правда наших дней;
О том, что светлое разбито
Напором бешеных страстей.

Но на прощанье мы сказали
Друг другу: будет время, свет
Блеснет, пройдут года печали,
Борцов исполнится завет!

И весь растроганный мечтами,
Я тихо вышел на крыльцо.
Пахнул холодными волнами
Осенний ветер мне в лицо.

Дремала улица безгласно,
На небе не было огней,
Но было мне тепло и ясно:
Я солнце нес в душе своей!..

6 мая 1883

ЧУЖОЙ ПРАЗДНИК

Видишь, сыплют цветы, зажигают огни,
Но мне чужд этот праздник нарядный,
И на шумные дни, на безумные дни
Я взираю с тоской безотрадной.

Слышишь, клики слились с беспрерывной пальбой, —
То салютуют счастью чужому.
Праздник весел. Толпа вслед бежит за толпой
Подивиться и блеску и грому.

Пусть ликует, кто может беспечно теперь
Ликовать! Я печален не в меру.
И отчаянье, этот прожорливый зверь,
В сердце смяло восторги и веру.

Молча я прохожу меж цветов и огней,
На другие красоты смотрю я.
На картины, что ночи осенней темней, —
Там, где бедность ютится, горюя.

Там, где плач, где борьба, где погубленных сил,
Как на небе звезд ярких, не счесть нам;
Где так много души и так много могил,
Где нет места молитвам и песням.

Я мечтаю — безумны и страстны мечты.
Мнится, если б порвалися разом
Этих пышных гирлянд расписные цветы
И огни, что сверкают алмазом,

Вдруг померкли б, и музыки звучной волна
На полноте свой гимн перервала,
И толпа, отомщеньем безумно пьяна,
Новый праздник мгновенно создала, —

О, тогда бы огнем загорелась душа,
Смолкли б в сердце моем укоризны,
И, навстречу свободному клику спеша,
Стал бы праздновать праздник отчизны!..

28 июля 1883

* Печальный румянец заката *

Печальный румянец заката
Глядит сквозь кудрявые ели.
Душа моя грустью объята, —
В ней звуки любви отзвенели.

В ней тихо, так тихо-могильно,
Что сердце в безмолвии страждет, —
Так сильно, мучительно сильно
И песен и слез оно жаждет.

Август 1883

* Столица бредила в чаду своей тоски, *

Столица бредила в чаду своей тоски,
Гонясь за куплей и продажей.
Общественных карет болтливые звонки
Мешались с лязгом экипажей.

Движенью пестрому не виделось конца.
Ночные сумерки сползали,
И газовых рожков блестящие сердца
В зеркальных окнах трепетали.

Я шел рассеянно: аккорды суеты
Мой робкий слух не волновали,
И жадно мчались вдаль заветные мечты
На крыльях сумрачной печали.

Я видел серебро сверкающих озер,
Сережки вербы опушённой,
И серых деревень заплаканный простор,
И в бледной дали лес зеленый.

И веяло в лицо мне запахом полей,
Смущало сердце вдохновенье,
И ангел родины незлобивой моей
Мне в душу слал благословенье.

Октябрь 1884

МАЙ

Бледный вечер весны и задумчив и тих,
Зарумянен вечерней зарею,
Грустно в окна глядит; и слагается стих,
И теснится мечта за мечтою.

Что-то грустно душе, что-то сердцу больней,
Иль взгрустнулося мне о бывалом?
Это май-баловник, это май-чародей
Веет свежим своим опахалом.

Там, за душной чертою столичных громад,
На степях светозарной природы,
Звонко птицы поют, и плывет аромат,
И журчат сладкоструйные воды.

И дрожит под росою душистых полей
Бледный ландыш склоненным бокалом, —
Это май-баловник, это май-чародей
Веет свежим своим опахалом.

Дорогая моя! Если б встретиться нам
В звучном празднике юного мая —
И сиренью дышать, и внимать соловьям,
Мир любви и страстей обнимая!

О, как счастлив бы стал я любовью твоей,
Сколько грез в моем сердце усталом
Этот май-баловник, этот май-чародей
Разбудил бы своим опахалом!..

1 мая 1885

* Уснули и травы и волны, *

Уснули и травы и волны,
Уснули и чудному внемлют,
И статуи дремлют безмолвно,
Как призраки дремлют.

И полчочь крылом утомленным
Трепещет легко и пугливо
По липам, по кленам зеленым,
По глади залива.

Сквозь ветки луна молодая
Бросает снопы позолоты,
Ревнивым лучом проникая
В прохладные гроты.

И бродят в серебряном мраке
Толпою стыдливые грезы,
Роняя на сонные маки
Прозрачные слезы.

Заслушалась роза тюльпана,
Жасмин приклонился к лилее,
И эхо задумалось странно
В душистой аллее.

19 июня 1885

* Не правда ль, все дышало прозой, *

Не правда ль, все дышало прозой,
Когда сходились мы с тобой?
Нам соловьи, пленившись розой,
Не пели гимны в тьме ночной.

И друг влюбленных — месяц ясный —
Нам не светил в вечерний час,
И ночь дремотой сладострастной
Не убаюкивала нас.

А посмотри — в какие речи,
В какие краски я облек
И наши будничные встречи,
И наш укромный уголок!..

В них белопенные каскады
Шумят, свергаяся с холма;
В них гроты, полные прохлады,
И золотые терема.

В них ты — блистательная фея;
В них я — восторженный боец —
Тебя спасаю от злодея
И торжествую наконец.

Июнь 1885