Кнут Гамсун - Последняя отрада

• Название: Последняя отрада
• Автор: Кнут Гамсун
• Жанр: Классическая проза
• ISBN: 5-85869-043-2

Кнут Гамсун (настоящая фамилия - Педерсен) родился 4 августа 1859 года, на севере Норвегии, в местечке Лом в Гюдсбранндале, в семье сельского портного. В юности учился на сапожника, с 14 лет вел скитальческую жизнь.

В книгу известного норвежского писателя вошли два романа "Последняя отрада" и "Последняя глава".

---

Мы выходим в дверь.

- Николай, я остаюсь!

Он оборачивается и смотрит на меня, на лице его появляется добрая улыбка.

- Видите ли, Николай, мне кажется, что в голове моей зародилась мысль, из которой я могу выковать железо. В таких случаях я должен оставаться в покое. Я остаюсь.

- Как это хорошо!- говорит Николай.- Если вам только здесь сносно жить, то…

Четверть часа спустя я вижу, как Николай катит по дороге на своей кобыле. Фру Ингеборг стоит на дворе с мальчиком на руках и показывает ему, как резвятся коровы.

Так я и остался. Да, нечего сказать, хорош старик!

* * *

Николай привозит мне почту, ее накопилось очень много за эти несколько недель.

- Ведь вы не имеете обыкновения читать ваши письма? - говорит фру Ингеборг с лукавой улыбкой. Николай сидит тут же и слушает.

Я отвечаю:

- Хорошо, сделайте мне знак и я сожгу их, не прочитав.

Она вдруг побледнела, как бы в шутку положила свою руку на письма, а частью также и на мою руку. Я почувствовал, как меня обожгло, на мгновение меня отожгло, как горячим потоком крови, нет, горячее, чем потоком крови, на мгновение, потом она отняла свою руку и сказала:

- Лучше поберечь их.

Бледность на ее лице сменилась яркой краской.

- Я видела, как он однажды сжег все свои письма,- сказала она Николаю.

После этого она подошла к плите и начала возиться с чем-то. Она стала расспрашивать мужа о том, как он съездил, какова дорога, хорошо ли себя вела кобыла. Оказалось, что кобыла вела себя хорошо.

Маленький эпизод, без всякого значения для кого бы то ни было. Не стоило бы упоминать о нем.

* * *

Прошло несколько дней.

Стало тепло, мое окно открыто, моя дверь также раскрыта в большую горницу, повсюду тишина. Я стою у окна и смотрю на двор.

Вдруг я вижу человека, который входит на двор с громадной бесформенной ношей на спине. Под ношей я не мог рассмотреть, кто это, и я подумал, что это Николай; я отошел от окна и сел за стол.

Немного спустя я услыхал, что в большую горницу кто-то вошел и поздоровался.

Фру Ингеборг ничего не отвечает, но я слышу, как она спрашивает громко и решительно:

- Зачем ты пришел сюда? Незнакомый мужской голос отвечает:

- Чтобы навестить вас.

- Моего мужа нет дома.

- Это ничего.

- Это не ничего,- кричала она,- убирайся вон.

Не знаю, какое у нее было лицо в эту минуту, но голос у нее был серый, от слез и волнения он был серый. В следующее же мгновение я был в горнице.

Незнакомый гость был Солем.

Вот как, Солем здесь? Он вездесущ. Наши глаза встречаются.

- Тебя разве не попросили уйти?- говорю я.

- Потише, потише!- ответил он, ломая слова на шведский лад.-Я торгую шкурами, хожу из двора во двор и скупаю шкуры. Нет ли и здесь чего-нибудь?

- Нет!- кричит хозяйка; голос изменяет ей. Она вне себя, она вдруг резким движением сунула ковшик в какую-то жидкость кипевшую на плите, может быть, она хотела плеснуть ею…

В эту минуту в дверях появился Николай.

У этого неповоротливого человека в глазах вдруг появился огонек, он, вероятно, увидал, что тут дело неладно. Знал ли он Солема и видел ли он, как тот вошел во двор? Он слегка улыбнулся. Хе-хе,- сказал он и продолжал улыбаться, улыбка не сходила с его лица. Стало жутко, он был бледен, как полотно, и губы как бы застыли в судорожной улыбке. Да, на этот раз Солем повстречался с равным себе, со своим коллегой по полу, с лошадью по силе и по норову. Николай продолжает улыбаться.

- Ну, да, значит, здесь шкур нет,- говорит Солем, пробираясь к двери.

Николай с улыбкой следует за ним. На дворе он начинает помогать Солему взваливать на спину ношу.

- Ах, спасибо!- говорит Солем и видно, что ему не по себе.

Это целая груда шкур. Николай поднимает ее и наваливает на снегу Солема, наваливает и как-то странно налегает на нее, у Солема подгибаются колени, и он падает ничком на землю. Послышался стон. Ему больно, земля на дворе твердая, как скала. С минуту Солем лежит неподвижно, потом встает. Он не похож больше на себя: все лицо его разбито, кровь струится ручьями. Он делает попытку передвинуть тяжелую ношу на середину спины, но она продолжает свешиваться немного на бок, тогда он все-таки идет со двора, Николай за ним, продолжая улыбаться. Они идут по дороге до самого леса, один за другим, потом они исчезают с моих глаз.

Ну, теперь будем человечнее, удариться лицом о камень не очень-то приятно. Да и больно смотреть, как тяжелая ноша оттягивала одно плечо.

В горнице раздаются рыдания. Фру Ингеборг сидит на стуле, вся поникнув. И это в ее-то положении!

Да, понемногу все уладится, хотя на это надо время, все пройдет. Мы начинаем говорить, я задаю ей маленькие вопросы, и она понемногу приходит в себя:

- Он, этот человек… бродяга… вы не знаете, что это за человек… я убью его. Это он… он первый… о, но теперь ему достанется, вот увидите, он получит то, чего заслуживает. Он первый воспользовался… правда я сама виновата, но он первый… И для меня это тогда не имело особого значения, я вовсе не хочу выставить себя в лучшем свете, мне было совершенно безразлично. Но потом мне все стало ясно. И это повело за собой такие дурные последствия, я так низко опустилась. Во всем виноват он. А потом мне все стало ясно. Но теперь, какой бы то ни было ценой, а я хочу иметь покой от этого человека, пусть он не показывается мне больше на глаза. Уж не находите ли вы, что я требую слишком многого? Лишь бы Николай не совершил чего-нибудь непоправимого! Его будут судить… Послушайте, пойдите туда, бегите за ним, умоляю вас! Он убьет его…

- Нет. Он человек разумный. Да ведь он и не знает, вероятно, что Солем провинился перед вами в чем-нибудь?

Тут она посмотрела на меня.

- Вы спрашиваете из любопытства?

- То есть как?..

- Вы спрашиваете из любопытства? Иногда мне кажется, что вы хотите разгадать меня. Нет, я ничего не говорила мужу. Теперь вы можете думать все, что вам угодно, о моей честности. Но кое-что я все-таки сказала, сказала в том роде, что мне не было бы покоя от этого человека. Он и раньше уже здесь бывал, его-то Петра и хотела принять в нашем доме, а я воспротивилась этому. Я сказала Николаю:- Этому человеку не место в нашем доме!- И я еще кое-что прибавила. Но себя я оставила в стороне,- что вы скажете о моей честности? Впрочем, я и теперь ничего не скажу Николаю, я никогда не скажу. Почему? Я не обязана отдавать вам в этом отчета. Но мне хотелось бы, чтобы вы это знали, да, позвольте вам это сказать, пожалуйста! Вот, видите ли, я не боюсь, что Николай придет в ярость, если я ему расскажу об этом, но я боюсь, что он простит меня и что мы будем продолжать жить, как ни в чем не бывало. А он, наверное, простит меня,- уж такая у него натура, да и любит он меня… к тому же, он крестьянин, ну, а крестьяне не придают этому особого значения. Но он был бы дурным человеком, если бы простил меня, а я не хочу, чтобы он был дурным - видит Бог, я не хочу этого, пусть лучше я буду дурная. Ведь нам обоим приходится кое-что прощать друг другу, это необходимо, когда живешь вместе. Мы не должны быть животными, мы должны быть людьми… я думаю о будущем, о наших детях… Впрочем, зачем вы заставляете меня говорить все это? Зачем вы спросили меня об этом?

- Я только хотел сказать, что если Николай ничего не знает, то ему не придет в голову убивать этого человека, чего вы так боялись. Я просто хотел успокоить вас.

- Да, вы всегда так хорошо придумаете, вы выпытываете у меня. Я раскаиваюсь, что сказала вам, что вы узнали это, я хотела сохранить это в глубине души до самой смерти. А теперь вы находите, что во мне нет и капли чести.

- Напротив.

- Что? Разве это не так?

- Напротив. То, что вы сказали, так глубоко справедливо. Вы сказали нечто в высшей степени справедливое. А кроме того, это было так прекрасно.

- Да благословит вас Бог!- сказала она и снова разразилась рыданиями.

- Нет, теперь мы не будем больше плакать. Посмотрите, вон по дороге идет Николай, он такой же добродушный и спокойный, как и всегда.

- Правда? О, как это хорошо! Видите ли, мне нечего ему прощать, это я неправду сказала. Нет, как бы я ни думала об этом, я не нашла бы ничего. Правда, иногда он произносит слова на крестьянский лад… я хочу сказать, не так выговаривает их; но ведь это такие пустяки и это только его сестра могла придраться к этому. Я пойду к нему навстречу.

Она стала искать, что бы накинуть на себя. Это заняло некоторое время, она была так взволнована; не успела она собраться, как Николай уже вошел во двор.

- Ты пришел! Надеюсь, ты не натворил никакой беды?

На лице Николая все еще оставались следы возбуждения, но он ответил:

- Я просто проводил его только к его сыну.

- Так у Солема есть здесь сын?- спрашиваю я. Никто не отвечает мне. Николай уходит и принимается за свою работу, жена идет за ним в поле.

Вдруг у меня проносится в голове: это ребенок Софии!