Земфира Кратнова - Рандеву с незнакомкой

• Название: Рандеву с незнакомкой
• Автор: Земфира Кратнова
• Жанр: Эротика

Красивые эротические рассказы Земфиры Кратновой

---

Все могло быть. Все могло статься. Но не случилось. А к лучшему это или худшему – нам неведомо.

Романы бы писать с таких романов. С хорошей доброй концовкой вопреки всему и назло реальности. Строить иллюзию, над которой жизнь не властна.

Но иллюзия останется иллюзией. Жизнь остается жизнью. Люди остаются людьми, и только души, опаленные циничным льдом, покрываются броней. Наверное, так надо. Чтобы потом, встретившись глазами, не отводить взгляд, не окунаться в прошлое, жить настоящим.

Хотя именно это невыносимо сложно.

Счастье – каким бы оно ни было – особенно остро воспринимается тогда, когда его уже нет. Мы столько раз говорили друг другу, что надо уметь ценить те моменты, когда мы рядом.

И мы учились.

И ценили.

И все равно – сейчас этого счастья так не хватает.

А жизнь продолжается. С тем сценарием, который нельзя переправить задним числом.

Теперь отвечу на тот вопрос, который ты, наверное, задаешь себе с первых строк этого бреда корявым почерком – "К чему это?". Отвечаю: ни к чему. Просто так. Потому что надо. Кто-то, когда-то, помнится, разрешил напоминать о себе в письменном виде, вот я и пользуюсь разрешением.

… Обрывки фраз сложились в письмо картиной безумного художника-импрессиониста. Такой же, как и сама жизнь. Не переписываемой набело. Черновиком, в который нельзя внести поправки, как бы ни хотелось.

Ни хотелось – не хотелось… Одна буква рушит смысл фразы, как одна фраза может обрушить смысл жизни.

Сколько раз повторилось слово "жизнь", не считаешь? К чему бы это…

Счастья тебе.

февраль 2004, ноябрь 2007

Из провинции с любовью

Когда я впервые решила покрасить потолок в эти безумные цвета? В шестнадцать? Нет, чуть раньше, в пятнадцать с половиной. Под дикие вопли матери («Совсем обалдела, это все твои столичные штучки») три дня корячилась, смешивая краски так и этак, перемазанная, как маляр, но счастливая до безумия. Потому что смотреть бесконечно на эту белизну было для меня равносильно сумасшествию. Потом, каждый вечер, засыпая, я различала над собой все новые и новые узоры. С моей легкой близорукостью я могла видеть в «творческом экстазе» такие картины, что все мои сны превращались потом в бразильский карнавал красок.

«Столичные штучки». М-да… Мама выросла и прожила всю жизнь в нашем городишке. Местные острословы сразу после того, как ему было присвоено звание «город поселкового типа», окрестили его «Болотом на Гудзоне». Квасной патриотизм мамочки, которая в юности мечтала об актерской карьере и подмостках БДТ, но не выезжавшей дальше областного центра, сводился к одной фразе: «ТАМ нам делать нечего». «Столица» стала со временем в нашем доме едва ли не ругательным словом. Поэтому когда на горизонте появился Максим, маму чуть кондратий не хватил.

Макс приехал сюда погостить к двоюродной сестре. Он был отличником и умудрился еще в апреле сдать все экзамены. Ему прочили большое будущее, а пока у него было просто море свободного времени.

Наш роман вспыхнул, как сухой валежник, и оборвался, как тонкая нить над пропастью. Но за это время мы успели покуролесить так, что мое поведение обсуждалось чуть ли не полгода всей улицей. («А вы слышали, Дуська-то опять со своим на мотоцикле ночью… А потом в озере голяком купались. Бесстыдники, хоть постеснялись бы кого»).

Количество людей, якобы наблюдавших наши с Максом забавы, стремительно увеличивалось такими темпами, что со временем мне начало казаться, будто весь поселок ночами только и делал, что выбирался на озеро и подглядывал за нами.

Макс сделал меня женщиной. Но не на озере, как боялась моя мамочка и как считали всезнающие соседи, а на этой самой кровати, пока мама торговала с утра на рынке, а для всей школы я якобы сидела с температурой тридцать девять и два.

Максим находился тогда на пике сексуальной активности – ему как раз недавно исполнилось семнадцать, да и я, честно говоря, сопротивлялась, что называется, «ради приличия». Мне повезло. Невинность была потеряна настолько прекрасно и феерически, что боли почти не чувствовалось. Было только чувство бесконечного падения сквозь яркий, ослепительный свет, сжигающий откуда-то изнутри и постепенно блекнущий, но не исчезающий, а превращающийся в мягкое свечение.

Потом, лежа рядом с ним и гладя его мускулистую грудь, я наивно спросила: «А что теперь?». Он только улыбнулся своей фирменной загадочной улыбочкой, сжал меня в объятиях и ответил фразой из мультика: «Завтра будет завтра».

Май пролетел быстро. Макс уехал, потом снова появился в июне, и все лето возил меня на мотоцикле в город. Уж не знаю, откуда у него с его абсолютно пролетарским происхождением были такие правильные представления об ухаживании за девушкой, но обрабатывал он меня, что и говорить, красиво. А в принципе, разве много надо для пятнадцатилетней дурочки? Театры, кафе, кино, компании с гитарой («Ух ты, Макс, откуда ты такую штучку выцепил? Пить будешь, красавица?»). Областной центр затягивал меня сильнее и сильнее. И с каждым разом, уезжая оттуда, я понимала, что возвращаться домой мне все тяжелее.

– И как ты, такая умная, в своей дыре появилась? – Спросил меня однажды Максим, когда я его затащила на выставку восковых фигур и битых полтора часа рассказывала о каждой скульптуре – благо по истории у меня была твердая пятерка, а дома лежала невесть откуда взявшаяся многотомная энциклопедия, выученная мною от скуки чуть ли не наизусть.

Умная… Да уж не дура. Но ценил он меня не за ум, а за дерзость.

Однажды я переступила все мыслимые и немыслимые запреты и, позвонив из города Пахомычу – у него как у бывшего председателя колхоза был телефон, отчаянно хрипевший и перевиравший слова так, что приходилось каждое выкрикивать чуть ли не по три раза, попросила передать маме, что меня не будет до понедельника. На дворе стоял тягучий вечер августовского четверга. Впереди унылым призраком маячила школа, и мне, молодой и только открывшей для себя радости не какой-то несбыточной, а самой обыкновенной плотской любви, хотелось только одного: жадно впитывать в себя новые ощущения до боли, до безумия, до предела, не задумываясь о том, а что же будет после того, как этот праздник жизни прекратится.

Дома я появилась не в понедельник, а только в следующую пятницу. Меня не было более недели, правда, я исправно отзванивалась Пахомычу и каждый раз переносила день своего приезда. Как говорится, семь бед – один ответ, влетело бы мне по любому.

Мама устроила мне истерику, посадила под домашний арест, грозилась подать на Макса в суд, короче, метала громы и молнии. Всю ночь я проревела как белуга, действительно испугавшись за Максима и подозревая, что мамочка способна еще и не то выкинуть. Бояться надо было, как оказалось, совершенно другого.

Дождь зарядил под утро. Крупные капли били в стекло пулеметной очередью. Я, задремав над мокрой от слез подушкой, вздрогнула от раската грома и потом уже не засыпала до девяти часов.

…Когда в дверь постучали, открывать пошла мать, и уже тогда какое-то непонятное чувство тревоги сжало мне сердце.

Следующие три дня я помню плохо. Бледное лицо Пахомыча, трясущего меня за плечи: «Дуся, Дуся, очнись!»… Невнятно бормочущая слова утешения мать… Родители Максима – удивительно красивая пара в черном на похоронах, сочувствующие взгляды каждого встречного…

Автобус из областного центра идет как раз по этой трассе, и каждый раз я проезжаю мимо того рокового перекрестка, где Макс не справился с двухколесным ревущим монстром, несущимся по скользкой дороге на полной скорости…

* * *

– Митрич, ну что ты как дите малое, честное слово! – Грошев встал из-за стола, разводя руками. – Дел на копейку, разводишь базар на целый рубль. Что от тебя, убудет, что ли?

– Виктор Палыч, нехороший ты человек. – Я закурил двадцатую за это утро сигарету и глубоко затянулся. – У меня компания на море, шашлыки, девочки, полный рок-н-ролл, а из-за этого му… Ладно, ладно, не смотри на меня так, знаю, что не любишь мата… Из-за этого чудака, который, видите ли, слег по пьяни, мне тащиться в какую-то дыру! Не так обидно, что пять дней отпуска потеряю, как то, что ребята мне не простят. Ну посуди сам: полгода готовились, с разных концов страны стягивались, чтобы как в старые добрые времена… И вот тут самый главный организатор неожиданно исчезает, потому что ему в срочном порядке надо в Тьмутаракань!

– Митрич, ну не в последний же раз вы собираетесь… – Палыча понять можно, я на работе котируюсь высоко, но из-за проклятого сезона отпусков сейчас не найти ни одного мало-мальски толкового специалиста, а выручать компанию надо. Будь проклята моя исполнительность! Да и Палыч – мужик замечательный, о таком боссе только мечтать можно. Быть мне битым моими бывшими одноклассниками, это точно. Обидятся ребята – это понятно. Впрочем, еще дня три мы с ними покуролесим. Не тот праздник, конечно, ну да ладно, работа не ждет. Пристально смотрю в глаза Палычу и пускаю в ход последнее, запрещенное оружие: