Роберт Грейвс - Крик

• Название: Крик
• Автор: Роберт Грейвс
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1969

Философская новелла о человеческом сознании, заплутавшем в мире фикций и неразрешимых противоречий. Введенная в ткань новеллы притча о расщепленных душах-камушках как бы подытоживает размышления автора над жизнью человека в недобром к нему мире. (В.Скороденко)

---

— Вы готовы? — спросил Чарльз.

Ричард кивнул.

На вершину одной из дюн спустилась чайка и, увидев людей, с криком взмыла вверх.

— Вы станьте возле падуба, — сказал Ричард, с трудом ворочая пересохшим языком, — а я останусь здесь, между этих камней. Когда я подниму руку, начинайте кричать, а как только я заткну пальцами уши, тотчас замолчите.

Чарльз отошел шагов на двадцать по направлению к падубу. Ричард видел его широкую спину и край черного шелкового платка, высовывавшийся из кармана. Он снова вспомнил свой сон, и пряжку от туфли, и как перепугалась девочка Элси. Решимость покинула его, он поспешно разломил кусок воска надвое и заткнул себе уши. Чарльз этого не заметил.

Тут Чарльз обернулся, и Ричард дал ему знак, подняв руку.

Чарльз как-то странно изогнулся, наклонясь вперед, выставив подбородок, зубы его обнажились, и Ричард еще никогда не видел, чтобы на лице человека был написан такой испуг. Это поразило его своей неожиданностью. Лицо Чарльза, обычно такое мягкое и подвижное, неуловимо изменчивое, словно облако, внезапно затвердело, превратившись в каменную маску; мертвенно-бледное сначала, оно постепенно начало наливаться краской начиная со скул, пока не стало пунцовым почти до черноты, казалось, он вот-вот задохнется. Рот его открывался все шире и шире, и, когда он совсем разинул его словно пасть, Ричард без чувств повалился ничком, зажав руками уши.

Очнувшись, он увидел, что лежит один среди камней, и сел, тупо стараясь сообразить, долго ли он здесь пролежал. Он чувствовал страшную слабость и тошноту и такой леденящий холод в сердце, что почти не замечал, как сильно продрог. Он никак не мог собраться с мыслями. Стараясь приподняться, он уперся рукой об один из камней, который был побольше остальных. Подняв этот камень, он машинально ощупал его пальцами. Мысли его разбегались. Он стал думать о том, как шьются башмаки, и, хотя ничего не смыслил в этом ремесле, ему вдруг показалось, что он постиг его до самых мелочей.

— Должно быть, я сапожник, — произнес он вслух. Но тут же поправил себя: — Нет, я музыкант. Или я уже схожу с ума?

Он отшвырнул камень прочь; камень стукнулся о другой камень и, подпрыгнув, отлетел в сторону.

Ричард спросил себя: «Почему мне это вдруг взбрело на ум, что я сапожник? Ведь, похоже, минуту назад я действительно знал все, что полагается знать заправскому сапожнику, а сейчас уже абсолютно ничего не помню. Нужно вернуться домой к Рэчел. И зачем я сюда пришел?»

Но тут он увидел Чарльза. Тот стоял на дюне шагах в ста от него и смотрел на море. Ричард вспомнил весь пережитый им страх и проверил, держится ли воск в ушах, затем с трудом поднялся на ноги. Он заметил, что на песке что-то трепыхается, и увидел кролика, который, лежа на боку, корчился в конвульсиях. Ричард шагнул к нему, и кролик затих: он был мертв. Ричард обогнул дюну, стараясь не попасться Чарльзу на глаза, и бегом припустился домой, с трудом вытаскивая ноги, глубоко увязавшие в сыпучем песке. Он пробежал не больше двадцати шагов, как увидел чайку. Она как-то нелепо торчала на дюне и не вспорхнула при его приближении, а повалилась мертвая набок.

Ричард сам не знал, как добрался до дому. Но вот наконец он вошел в дом с черного хода и начал ползком, на четвереньках взбираться по лестнице. Он вытащил воск из ушей.

Рэчел, бледная, дрожащая, сидела на постели.

— Слава тебе господи, наконец-то ты вернулся, — сказала она. — Мне снился какой-то невообразимый кошмар. Это было так страшно, просто чудовищно. Я спала как убитая, таким непробудным сном, как в тот раз. И я была камнем и чувствовала, что ты где-то рядом; а ты был просто ты, такой же, как всегда, хотя я была камнем, и ты был страшно чем-то напуган, но я не могла тебе помочь, а ты все время ждал, что случится что-то ужасное, но это ужасное случилось не с тобой, а со мной. Я не могу объяснить, что это было, казалось, каждый нерв в моем теле внезапно мучительно заныл, словно меня со страшной силой пронизывал насквозь какой-то невыносимо жгучий, злой луч света, и от этого меня выворачивало всю наизнанку. Я проснулась; сердце у меня так колотилось, я думала, что задохнусь. Может быть, у меня был сердечный приступ и перебои в сердце? Говорят, при этом чувствуют нечто подобное. А где ты был, любимый? И где мистер Чарльз?

Ричард опустился на постель и взял Рэчел за руку.

— Со мной тоже было плохо, — сказал он. — Мы с Чарльзом дошли до моря, и, когда он ушел от меня вперед и стал взбираться на самую высокую дюну, я почувствовал дурноту и упал на груду камней, а когда пришел в себя, то был весь в поту от страха и скорее поспешил домой. Прибежал домой бегом, один. Все это произошло примерно полчаса назад, — добавил он.

Больше он ничего не сказал Рэчел. Только спросил, нельзя ли ему лечь в постель и не приготовит ли она ему завтрак. А такого еще не случалось никогда за все время их брака.

— Я не менее больна, чем ты, — сказала Рэчел. Между ними существовало молчаливое соглашение, что Ричард должен быть здоров, если Рэчел больна.

— Нет, ты не больна, — сказал он и снова потерял сознание.

Она, хотя и не слишком заботливо, все же уложила его в постель, оделась и не спеша спустилась с лестницы. В ноздри ей ударил запах кофе и жареной ветчины, и она увидела Чарльза, который уже разжег огонь и поставил два готовых завтрака на поднос. Рэчел почувствовала такое облегчение, оттого что ей не нужно готовить завтрак, и так растерялась, что горячо поблагодарила Чарльза и назвала его «мой дорогой», а Чарльз торжественно поцеловал ей руку и пожал ее. Завтрак он приготовил в точности по ее вкусу: очень крепкий кофе и яичница, поджаренная с обеих сторон.

Рэчел влюбилась в Чарльза. Она часто и до замужества и уже во время брака влюблялась в мужчин, но, когда это случалось, обычно рассказывала об этом Ричарду, а он в ответ обещал рассказать ей, если нечто подобное случится и с ним; это давало выход ее страсти и вместе с тем спасало их от ревности, так как она обычно говорила (а ему было дано право, если потребуется, сказать то же самое):

— Да, я влюблена в имярек, но люблю я только тебя.

И дальше этого она никогда не заходила. Но на сей раз было по-другому. На сей раз Рэчел, сама не зная почему, не могла признаться, что влюблена в Чарльза, а дело было в том, что она больше не любила Ричарда. Его болезнь раздражала ее, она называла его лентяем и притворщиком. Около полудня он встал, но так стонал, бродя по спальне из угла в угол, что Рэчел в конце концов приказала ему снова лечь в постель и стонать там.

Чарльз помогал ей по дому и сам стряпал обед, но не поднимался наверх, чтобы проведать Ричарда, так как его туда не приглашали. Рэчел было очень неловко, что Ричард так грубо обошелся с Чарльзом, убежав и оставив его одного, и она просила за мужа прощения, но Чарльз кротко ответил, что он ничуть не обижен; он тоже чувствовал себя как-то странно в то утро, когда они пришли на дюны, казалось, что-то тяжелое было разлито в воздухе. Рэчел сказала, что такое же жуткое ощущение было и у нее.

Потом она узнала, что весь Лэмптон толковал о том же. Доктор утверждал, что это было землетрясение, но все местные жители сходились на том, что мимо их поселка пролетел дьявол. А прилетал он, чтобы унести душу Соломона Джонса, лесничего, которого в то утро нашли мертвым в его домике возле дюн.

Настал день, когда Ричард, собравшись с силами, спустился вниз и уже мог двигаться по дому без стонов и охов, и тогда Рэчел послала его к сапожнику, чтобы тот сделал новую пряжку для ее туфли. Она вышла проводить Ричарда до садовой калитки. Дорожка вилась по краю крутого обрыва. Ричард казался совсем больным и тихонько стонал, шагая по тропинке, и Рэчел то ли со злости, то ли шутя столкнула его вниз с обрыва, и он упал в заросди крапивы, куда сваливали старый железный лом. А Рэчел, громко смеясь, побежала обратно к дому.

Ричард вздохнул и хотел, обратив все в шутку, посмеяться над собой вместе с Рэчел, но она уже исчезла, и он выбрался из крапивы, поднял туфли и потихоньку начал взбираться на откос, потом вышел за калитку и побрел по дороге под необычно палящим солнцем.

Добравшись до сапожника, Ричард тяжело опустился на стул. Сапожник был рад возможности поболтать с ним.

— Вы что-то неважно выглядите, — сказал сапожник.

— Да, — сказал Ричард, — в пятницу утром со мной случился какой-то нервный припадок. До сих пор все никак не приду в себя.

— Подумать только! — воскликнул сапожник. — Так с вами случился припадок? А что, вы думаете, случилось со мной? Мне было так худо, словно с меня живьем содрали кожу. Словно кто-то вынул из меня душу и принялся вертеть ее и подбрасывать, будто камушек какой, а потом как швырнет наземь! Я этого утра, умирать буду, не забуду.

Странная мысль мелькнула тут у Ричарда в голове: а что, если там, на берегу, он держал в руках не камень, а душу сапожника? «Быть может, — подумалось ему, — душа каждого мужчины, каждой женщины, каждого ребенка, живущего в Лэмптоне, лежит там». Но он ничего не сказал об этом сапожнику, попросил у него пряжку и пошел домой.