Ахмаду Курума - Аллах не обязан

• Название: Аллах не обязан
• Автор: Ахмаду Курума
• Жанр: Проза

---

И сейчас еще мне больно, сердце у меня разрывается, как подумаю о маминой смерти. Потому что иногда я спрашиваю себя: а может, мама не была колдуньей пожирательницей душ? - и вспоминаю ночь, когда ее не стало.

В ту ночь маме стало гораздо хуже, совсем плохо, и она подозвала меня и сильно сжала мою левую руку выше локтя. Я не мог вырваться, не мог убежать и до утра болтаться на улице, как делал обычно. Я заснул на циновке, а мамина душа отлетела с первым криком петуха. Но утром оказалось, что мамины пальцы так крепко вцепились мне в руку, что Балла смог оторвать меня от нее только с помощью бабушки и еще одной женщины. Валахе (клянусь Аллахом), это правда.

Все в деревне очень горевали и плакали, потому что мама слишком много выстрадала в своей земной жизни. Все сказали, что мама отправилась прямо на небо, в светлый рай Аллаха, потому что все несчастья и все страдания она испытала здесь, на земле, и у Аллаха больше не осталось для нее несчастий и страданий.

Имам сказал, что ее душа будет доброй душой, душой, которая будет защищать живых от бед и напастей, душой, которую нужно будет почитать и просить о помощи. Мама теперь в раю; она больше не страдает, и все в нашем земном мире довольны. Все, кроме меня.

Смерть мамы причиняет мне боль, жестокую боль, и это не проходит. Потому что все обвинения стариков-кафров - грубая ложь, эти люди были отъявленными лжецами. А я вел себя с ней как плохой, гадкий мальчишка. Я обидел маму, и она умерла с обидой в сердце. Это значит, что я проклят, и проклятие преследует меня повсюду, куда бы я ни пошел. Ньямокоде (паскудство)!

На похороны мамы, на седьмой день и на сороковой день (согласно "Словарю лексических особенностей", седьмой и сороковой день - это церемонии поминовения усопшего) приехала из Либерии моя тетя Маан.

Маан - это мама Мамаду. Поэтому Мамаду приходится мне двоюродным братом. Тетя Маан жила в Либерии, вдали от проезжей дороги, в лесу, за рекой. Она сбежала туда со своим вторым мужем потому, что ее первый муж, отец Мамаду, был знаменитый охотник. Этот знаменитый охотник кричал, ругался, гонялся за ней с ножом, целился в нее из ружья. Такие люди называются буйными; и знаменитый охотник, папа Мамаду, был очень буйный. От охотника у тети было двое детей: кузина Ферима и кузен Мамаду. Охотника, отца Мамаду, звали Морифинг. Но Морифинг так ужасно кричал, ругался и гонялся за тетей с ножом, это был такой ужас, что в один прекрасный день тетя взяла и сбежала от него.

Во всем мире считается, что жена не должна покидать ложе своего мужа, даже если муж ругается, дерется и бегает с ножом. Все равно с ее стороны это будет нехороший поступок. Вот к чему сводится то, что называется женскими правами.

Все это было еще до независимости. Тетю вызвали к белому начальнику субдивизиона. Согласно женским правам, детей отняли у матери и передали на воспитание отцу. Чтобы моя тетя не смогла украсть детей или увидеться с ними, отец отправил их в Кот-д- Ивуар. Кузен Мамаду оказался у своего дяди, военного фельдшера. Фельдшер определил Мамаду в школу, которую держали белые.

В то время школ было мало, и образование еще могло пригодиться. Вот почему Мамаду смог стать большим человеком. Он даже сумел выучиться на доктора.

Хотя колониальная администрация, приняв во внимание женские права, развела охотника Морифинга с женой, хотя Морифингу и разрешили оставить детей у себя, буйный охотник не перестал преследовать мою тетю и ее второго мужа. Иногда он просыпался среди ночи, хватал ружье, стрелял в воздух и говорил, что сейчас пойдет и убьет их обоих, подстрелит их обоих как диких коз, если только встретит. Вот почему тетя и ее муж уехали подальше от французских колоний, от Гвинеи и Кот-д- Ивуара, - в леса Либерии, этой колонии американских чернокожих, где не действуют французские законы о женских правах. А почему? Потому что английский язык, на котором там говорят, называется "пиджин инглиш". Фафоро!

Ну так вот, во время похорон моей матери буйного охотника не было в деревне. Он имел привычку пропадать по нескольку месяцев в чужих краях: там, как и у нас, он буйствовал и убивал массу диких зверей, чтобы продать их мясо. Это был его промысел, его работа. Вот почему его не было в деревне, когда тетя приехала, чтобы помочь нам всем - бабушке, Балла и мне - оплакать смерть моей матери.

Через три недели вся родня собралась на большую говорильню в хижине моего деда (говорильня - это такое сборище, на котором регулярно обсуждаются текущие дела и принимаются решения). Там были мой дед, бабушка, тетя Маан, другие тети и дяди. И они решили, что по обычаю народа малинке после смерти мамы тетя стала мне второй матерью. Вторую мать называют еще опекуншей. Вот тетя и стала моей опекуншей, она должна была кормить и одевать меня, и только ей было позволено наказывать меня, ругать и воспитывать.

А еще они решили, что я должен ехать в Либерию с тетей, моей опекуншей, потому что здесь, в деревне, я не ходил ни во французскую, ни в мусульманскую школу. Я шатался по улицам, как бродяга, или уходил в лес на охоту с Балла, который учил меня не чтению Корана, а охоте, поклонению фетишам и колдовству. Бабушка была против, она хотела, чтобы я уехал, расстался с Балла, - она боялась, что я стану бамбара, идолопоклонником, а не истинным малинке, который молится пять раз в день.

Чтобы уговорить меня уехать, убедить меня расстаться с Балла, бабушка сказала, что в Либерии, у тети, я буду каждый день есть рис с мясом и подливкой. И я обрадовался, что уезжаю, я даже запел, потому что мне захотелось вкусного риса с подливкой. Валахе (клянусь Аллахом)!

Но совет старейшин заявил деду и бабушке, что я не могу уехать, потому что я - билакоро. Так называют мальчика, который не подвергся обрезанию и не принял посвящение. Ведь там, в Либерии, - кругом сплошной лес, и люди там бушмены (по "Словарю лексических особенностей", бушмены - значит лесные люди: это презрительное прозвище, которое люди саванны дали людям, живущим в лесу). Бушмены - это лесные люди, они не принадлежат к народу малинке, у них нет ритуала обрезания и посвящения. И я присоединился к первой же партии билакоро, которым в положенное время года предстояло обрезание и посвящение.

Однажды ночью меня разбудили, мы двинулись в путь и к восходу солнца вышли на опушку леса, где должно было состояться обрезание. Необязательно самому быть на этом месте, чтобы знать: там мальчикам отрезают кое-что. Каждый билакоро выкопал небольшую ямку и уселся перед ней на землю. Из леса вышел человек, который должен был совершить обрезание: он нес столько зеленых лимонов, сколько мальчиков сидело на опушке. Это был высокий старик из касты кузнецов. А еще он был великим колдуном и магом. Каждый раз, как он разрезал зеленый лимон, у одного из мальчков отпадала крайняя плоть. Он прошел мимо меня, я закрыл глаза, и моя крайняя плоть упала в ямку. Это очень больно. Но таков закон у народа малинке.

Потом нас поселили в лагере, в густых зарослях неподалеку от деревни, и там мы все вместе прожили два месяца.

За эти два месяца мы узнали много, очень много, но поклялись хранить все в тайне. Это называется посвящением. Я никогда не расскажу непосвященному о том, что узнал во время посвящения. В день, когда мы покинули священный лес, мы пировали и танцевали. Мы больше не были билакоро, теперь мы были посвященными, настоящими мужчинами. И я мог уехать из деревни, не вызывая ни у кого возмущения, не вызывая никаких пересудов.

Моя тетя, которую еще называют моей второй матерью или моей опекуншей, и я, Бирахима, не мальчик, а само совершенство, уже совсем было собрались в Либерию, когда однажды вечером, в час четвертой молитвы, мы вдруг услышали громкие крики, а потом выстрелы в той стороне, где была земля бывшего мужа моей тети, буйного охотника. По всей деревне поднялся крик, все кричали, что охотник вернулся. Тетя испугалась так, что в ту же минуту исчезла в непроглядной тьме, в непроходимой чаще, и не взяла меня с собой. Поэтому, когда через две недели тетя добралась в Либерию, к мужу, бабушка и деревенские старейшины начали искать путешественника, который смог бы отвезти меня к моей либерийской тете.

У нас в деревне все знают имена земляков, которые стали важными людьми и нажили много денег в Абиджане, Дакаре, Бамако, Конакри, Париже, Нью-Йорке, Риме, и даже в холодных далеких странах за Океаном, в Америке там, во Франции и так далее. Эти важные люди называются хаджи, потому что они каждый год ездят в Мекку, чтобы там в пустыне зарезать баранов в большой мусульманский праздник, который называется праздник баранов, или эль-кабейр.

Вот почему все в деревне уже давно знали, кто такой Якуба. Якуба был важный человек родом из нашей деревни, который жил в Абиджане, пользовался там большим уважением как хаджи и носил красивый накрахмаленный бубу.

Как-то утром, на заре, в деревне узнали, что ночью вернулся Якуба. Но каждый должен был держать рот на замке, никто не должен был говорить, что Якуба - в деревне. Все знали, что человека, который вернулся, зовут Якуба, но теперь нужно было забыть это имя и называть его Тиекура. Пять раз в день люди видели, как он идет в мечеть, но никто не должен был никому говорить, что видел его своими глазами. Якуба, он же Тиекура. (Когда по-французски надо дать понять, что у человека есть имя, но его называют как-то иначе, то говорят: "он же".) Якуба, он же Тиекура, пробыл в деревне два месяца, и никто не называл его прежним именем Якуба, и никто не спрашивал, зачем такому важному человеку понадобилось возвращаться сюда.