Филип Рот - Призрак уходит

• Название: Призрак уходит
• Автор: Филип Рот
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 5-367-01617-8

Одиннадцать лет назад известный писатель Натан Цукерман оставил Нью-Йорк ради уединенной жизни в горах. И вот он снова на Манхэттене, чужой всему и всем.

---

ОН: Да, я пытаюсь выяснить, пригодны ли вы для работы.

ОНА: Какой работы?

ОН: Уйти от мужа, который вас обожает, к человеку, которому вы сможете читать вслух.

ОНА: По-моему, вы безумны.

ОН: Безумен. Ну и что? И находиться здесь — безумие. Безумием было приехать в Нью-Йорк. Безумна причина, заставившая меня приехать. Безумие сидеть здесь и разговаривать с вами. Сидеть и не иметь возможности уйти. Я не могу встать и уйти сегодня, не мог встать и уйти вчера и потому провожу собеседование, пытаясь определить, пригодны ли вы для работы, которая требует бросить вашего молодого мужа ради посмертного существования с семидесятиоднолетним. Так что давайте продолжим. Интервью продолжается. Рассказывайте о мужчинах.

ОНА (мягко и как бы механически): Что вы хотите знать?

ОН (так же мягко): Я хочу умирать от ревности. Расскажите мне обо всех своих мужчинах. Про теннисиста из Тулэйна, который однажды летом так глубоко засунул вам в горло пенис, что вас, четырнадцатилетнюю, вывернуло от рвоты, я уже знаю. И хотя слушать это было тяжеловато, все же хочу знать больше. Расскажите еще. Расскажите мне всё!

ОНА: Что ж… Для начала о первом. Первый любовник был моим учителем. Это случилось в выпускном классе. Ему было двадцать четыре. И он меня… дефлорировал.

ОН: Сколько вам было лет?

ОНА: Это случилось через три года. Семнадцать.

ОН: А между четырнадцатью и семнадцатью не было ничего, о чем стоило бы рассказать?

ОНА: Ничего. Кроме подростковых глупостей.

ОН: Только глупости? И ничего волнующего?

ОНА: Кое-что взволновало. Например, когда в чопорном старинном загородном клубе Хьюстона зрелый, солидный господин задрал на мне футболку и принялся трудиться над моими сосками. Я была ошарашена. Никому ничего не сказала. Ждала, что он найдет меня и сделает это снова. Но, вероятно, он струхнул и при следующей встрече вел себя так, словно бы между нами ничего не было. Друг моей старшей сестры. Тридцати с хвостиком. Только что обручившийся с самой красивой из ее подруг. Я плакала, много плакала. Думала, он не вернулся, потому что со мной что-то не так.

ОН: Сколько вам было лет?

ОНА: Это было пораньше. Тринадцать.

ОН: Так. Идем дальше. Учитель.

ОНА: Он был предельно независимым. Никого не хотел впечатлять. (Смеется.) Да и что удивляться? Это вам не старшеклассник. Взрослый мужчина. И это само по себе впечатляло.

ОН: Он был совсем взрослым для вас. Скажите, для семнадцатилетней девочки двадцать четыре года — это значительно больше, чем семьдесят один для тридцатилетней женщины? Тридцать — более страшная цифра для тринадцатилетней, чем семьдесят один для тридцатилетней? Раньше или позже, но мы должны решить эти вопросы.

ОНА (после долгой паузы): Этот учитель казался мне очень взрослым. Он был из штата Мэн. Мэн представлялся мне экзотикой. И все было потрясающе экзотичным. Он был не из Техаса, и у него не водилось денег. Поэтому его и занесло к нам. Преподавал поневоле. Два года после колледжа работал по программе «Учи на благо Америки». Этим денег не заработаешь.

ОН: Что такое «Учи на благо Америки»?

ОНА: Фантастика! Вы действительно оторвались от мира. В рамках этой программы выпускники колледжей добровольно преподают два года в самых неблагополучных школах Америки, тех, что официально именуются недостаточно привилегированными..

ОН: Вас раздражает это выражение — «недостаточно привилегированные».

ОНА (добродушно смеясь): Да, оно мне не нравится.

ОН: Почему?

ОНА: Потому что лишено смысла. Что значит «недостаточно привилегированный»? У тебя либо есть привилегии, либо их нет. Если ты недостаточно привилегированный, значит, ты их не имеешь. Суть привилегий в том, что они связаны с избытком, а не с недостатком. Ненавижу это выражение.

ОН: Но вы-то обладали привилегиями. Даже суперпривилегиями.

ОНА: О'кей. Наказываете за то, что я не похожа на героинь Луизы Мэй Олкотт? За то, что в четырнадцать лет отсасывала у юного теннисиста, или за то, что в тринадцать млела от усилий взрослого, трудившегося над моими сосками?

ОН: Я только спросил, почему это выражение действует вам на нервы.

ОНА: Потому что оно фальшиво. Погрешность в английском. Такая же, как «возможна надежда».

ОН: Ваше очарование убивает. Вы и терзаете, и чаруете.

ОНА: Чем, рассказом о первой любви? Вам хочется быть зачарованным до смерти?

ОН: Да.

ОНА: Что ж, это неплохой вариант. Однако вернемся к сказанному: «Учи на благо Америки» — аналог «Корпуса мира» внутри страны. Юный идеалист подключился к этой программе, но ему нужно было выплачивать кредит на обучение в колледже, а бросить преподавание и пойти клерком в банк не хотелось, и он отправился учительствовать в хьюстонской частной школе, где платили вполне прилично. Он честно исполнял свои обязанности, а прочей жизни не касался. И относился к ней с равнодушием. Или, пожалуй, даже с брезгливостью. На нашей парковке стояли ряды БМВ, на которых ездили в школу ученики, машины преподавателей — «Хонды» и прочее в этом роде, — а рядом его ржавая колымага, отбегавшая лет двенадцать, с номерами Мэна и незакрывающейся задней дверцей — ее приходилось привязывать веревкой, так как ручка была отломана. Полностью независимый человек, я таких раньше не встречала. Плевал на кастовую иерархию Кинкейда. Преподавал нам историю. Наша группа была единственной на всю школу, в программе которой стояли часы, отведенные современности.

ОН: И с чего все началось?

ОНА: С чего началось? С того, что раз в неделю я ходила к нему в кабинет на консультацию. Он открывал мне целый мир идей, о которых я даже и не догадывалась. Я приходила, и мы разговаривали. Разговаривали без конца. Чувства переполняли меня, но, несмотря на мой опыт, который поверг вас в такое негодование и — знаете вы это или нет — стал в последнее время чуть не всеобщим, я все еще была девочкой, всего лишь девочкой и не догадывалась, что испытываю сексуальное влечение. (Улыбается.) Но он знал. И все получилось чудесно. Вот вам мой первый роман.

ОН: Сколько он продолжался?

ОНА: Целый год. Когда я уезжала в колледж, мы с ним решили, что всегда будем вместе. И когда все рухнуло, для меня это был удар. Я проплакала чуть ли не весь первый семестр. Но мне было уже не тринадцать. На этот раз я стиснула зубы и пошла дальше. Знакомилась с разными девушками и их парнями, вернула себе уверенность. Развлекалась. Да, это было так: я уехала в колледж, он перестал отвечать на звонки, и я начала развлекаться.

ОН: Юный идеалист, вероятно, нашел другую семнадцатилетку.

ОНА: Похоже, на ваш взгляд, он так же плох, как теннисист.

ОН: Девушка, проучившаяся в Кинкейде с приготовительного класса по двенадцатый, могла бы и сама понять, что к чему.

ОНА: Год спустя, когда я наконец совсем успокоилась, он прислал мне письмо. Объяснял, что решился на разрыв, посчитав, что так будет лучше для меня, что не мог до конца в себе разобраться… Но, может быть, вы и правы.

ОН: Боюсь, я уже исчерпал свои силы. Мне больше не вынести.

ОНА: Почему? (Тихий смешок.) Я рассказала только одну историю.

ОН: Вы рассказали только три истории. Но главное я понял. Вы были сексуально привлекательны с весьма раннего возраста.

ОНА: Это вас удивляет?

ОН: Нет, попросту убивает.

ОНА: Почему?

ОН: Ох, Джейми…

ОНА: Не хотите сказать?

ОН: Что сказать?

ОНА: Сказать, почему это вас убивает.

ОН: Потому что я без ума от вас.

ОНА: Что ж… Именно это я и хотела услышать.

(Долгая пауза. Ему больнее, чем ей. Ею владеет в первую очередь любопытство.)

Он: Итак, собеседование заканчивается. Я позвоню вам.

ОНА: Вы хотите мне позвонить?

ОН: Да, чтобы сообщить, пригодны ли вы для работы, которая требует бросить вашего молодого мужа ради человека, который гораздо, гораздо старше.

ОНА: О'кей.

ОН: Вы готовы взяться за эту работу?

ОНА: Если работа будет предложена, я должна буду поразмыслить, могу ли так организовать свою жизнь, чтобы справляться с ней успешно. После этого ядам вам знать.

ОН: Несправедливо. Я утратил всякую уверенность.

ОНА: В чем это проявляется?

ОН: Я пришел сюда с ощущением, что могу убеждать. А теперь от него не осталось и следа.

ОНА: Но вам это приятно?

ОН: Человек, потерявшийся там, где, казалось, прекрасно ориентировался, ощущает себя абсолютно беспомощным. Я ухожу.

ОНА: Побыв наедине со мной, вы всегда чувствуете себя паршиво.

ОН: А как иначе?

ОНА: Чем лучше все идет, тем хуже в конечном счете оказывается.

ОН: Да, так и есть. Вы правы.

(Он встает и выходит. Уже на улице, стоя на крыльце ее многоквартирного дома, он неожиданно вспоминает. «Возвращение на родину»! Да, именно так называется роман Харди о человеке, который метит овец. Хорошая память на книги? Нет, и с книгами память подводит. И только теперь вспоминается столько времени ускользавшее от него имя героини. Юстазия Вэй. Он не спешит сойти на тротуар и отчаянно борется с желанием повернуться, нажать кнопку звонка и, сказав: «„Возвращение на родину“, Юстазия Вэй». обрести право вернуться и снова быть с ней наедине. Они ни разу не поцеловались, он не коснулся ее, не было ничего — вот таким оказалось последнее любовное свидание. Но память подвела его только однажды. За все время долгого разговора один только раз. Нет, два. Когда она спросила, как давно он живет один. Но, кажется, она спросила это накануне. Или вовсе не спрашивала? Пусть знает о его забывчивости только то, что уже разглядела. Незачем ей знать больше. Так что им никогда не поцеловаться ему никогда к ней не прикоснуться… ну и что? Это трудно? И что? Последнее свидание? И пусть! Неважно.