Михаил Кузмин - Стихотворения, не вошедшие в прижизненные сборники

• Название: Стихотворения, не вошедшие в прижизненные сборники
• Автор: Михаил Кузмин
• Жанр: Поэзия

---

Сердце взманили зарею багряной,

Душу мне сделали гордой и пьяной.

Чаща лесная, ручей безыменный

Вот где темница для страсти надменной.

Страсти надменной, упорной и пьяной,

Бурно стремящейся к воле багряной.

Но не поверю, чтоб вновь не видали

Очи мои лучезарной той дали.

В тесный ручей я уйду не навеки,

Снова вернусь к вам, веселые реки.

1904

577

Пришли ко мне странники из пустыни,

Пришли ко мне гости сегодня,

Они были вестники благостыни

И вестники гнева Господня.

И сели под дубом мы в тень у дома,

Чтоб им отдохнуть от скитаний,

И в лицах читал я их казнь Содома

За дерзостность ярых желаний.

"Не снесть, - подумал я, - жителям града,

Не снесть красоты лучистой;

Какая безумцам грозит награда,

Когда любовь будет нечистой?

Напрасно Лот дочерей предложит

Ему самому пригодятся.

Огню же, что мозг их и кости гложет,

От ангелов только уняться".

Молил я ангелов о прощеньи,

И благостны были их лица,

Но чем лучезарней будет явленье,

Яснее тем гнева зарницы.

Я утром, предчувствуя страх и горе,

Взглянул на соседей долину.

Сквозь дым на рассвете блестело море,

Блестело оно к Еглаину.

На месте, где были дома с садами,

Лишь волны спокойно плещут,

Да птицы, высоко летя стадами,

От солнца невидного блещут.

1904

578-586. ХАРИКЛ ИЗ МИЛЕТА

1

В ранний утра час покидал Милет я.

Тихо было все, ветерок попутный

Помощь нам сулил, надувая парус,

В плаваньи дальнем.

Город мой, прощай! Не увижу долго

Я садов твоих, побережий дальних,

Самоса вдали, голубых заливов,

Отчего дома.

Круг друзей своих покидаю милых,

В дальний, чуждый край направляю путь свой,

Бури, моря глубь - не преграда ждущим

Сладкой свободы.

Как зари приход, как маяк высокий,

Как костер вдали среди ночи темной,

Так меня влечет через волны моря

Рим семихолмный.

2

Тихо в прохладном дому у философа Манлия Руфа,

Сад - до тибурских ворот.

Розы там в полном цвету, гиацинты, нарциссы и

мята,

Скрытый журчит водомет.

В комнатах окна на юг (на все лето он Рим

покидает),

Трапеза окнами в сад.

Часто заходят к нему из сената степенные мужи,

Мудрые речи ведут!

Часто совета спросить забегают и юноши к Руфу:

Он - как оракул для них.

Галлий - знаток красоты; от раба до последней

безделки

Все - совершенство в дому,

Лучше же нет его книг, что за праздник

пытливому духу!

Вечно бы книги читал!

Ласков Манлий со мной, но без крайности,

без излияний:

Сдержанность мудрым идет.

3

Я белым камнем этот день отмечу.

Мы были в цирке и пришли уж поздно:

На всех ступенях зрители теснились.

С трудом пробились с Манлием мы к месту.

Все были налицо: сенат, весталки;

Лишь место Кесаря еще пустело.

И, озирая пестрые ступени,

Двух мужей я заметил, их глаза

Меня остановили... я не помню:

Один из них был, кажется, постарше

И так смотрел, как заклинатель змей,

Глаз не сводил он с юноши, тихонько,

Неслышно говоря и улыбаясь...

А тот смотрел, как будто созерцая

Незримое другим, и улыбался...

Казалось, их соединяла тайна...

И я спросил у Манлия: "Кто эти? "

- Орозий-маг с учеником; их в Риме

Все знают, даже задавать смешно

Подобные вопросы... тише... цезарь.

Что будет, что начнется, я не знаю,

Но белым камнем я тот день отметил.

4

С чем сравню я тебя, тайной любви огонь?

Ты стрела из цветов, сладкую боль с собой

Нам всегда ты несешь; ты паутины сеть,

Льву ее разорвать нельзя.

Аргус ты и слепец, пламя и холод ты,

Кроткий, нежный тиран, мудрость безумья ты,

Ты - здоровье больных, буря спокойная,

Ты - искатель цветных камней.

Тихо все в глубине; сердце как спит у нас:

Эрос, меткий стрелок, сердце пронзит стрелой

Славно луч заблестит алой зари дневной.

Мрак ночной далеко уйдет.

Все сияет для нас, блеском залито все,

Как у лиры струна, сердце забьется вдруг,

Будто факел зажгли в царском хранилище,

Мрак пещеры убит огнем.

Эрос, факел святой, мрак разогнал ты нам,

Эрос, мудрый стрелок, смерть и отраду шлешь,

Эрос, зодчий-хитрец, храмы созиждешь ты,

Ты - искатель цветных камней.

5

Я к магу шел, предчувствием томим.

Был вечер, быстро шел я вдоль домов,

В квартал далекий торопясь до ночи.

Не видел я, не слышал ничего,

Весь поглощенный близостью свиданья.

У входа в дом на цепи были львы,

Их сдерживал немой слуга; в покоях

Все было тихо, сумрачно и странно;

Блестела медь зеркал, в жаровне угли

Едва краснели. Сердце громко билось.

К стене я прислонившись, ждал в тиши.

И вышел маг, но вышел он один...

6

Радостным, бодрым и смелым зрю я блаженного

мужа,

Что для господства рожден, с знаком царя на челе.

Всем не одно суждено, не одно ведь для всех

добродетель,

Смело и бодро идет вечно веселый герой.

В горных высотах рожденный поток добегает до

моря.

В плоских низинах вода только болото дает.

С кровли ты можешь увидеть и звезды далекие в

небе,

Темную зелень садов, город внизу под холмом.

Скорым быть, радости вестник, тебе надлежит;

осушивши

Кубок до дна, говори: "Выпил до капли вино".

И между уст, что к лобзанью стремятся, разлука

проходит.

Скорым быть нужно, герой; куй, пока горячо.

Радостна поступь богов, легка, весела их осанка,

Смех им премудрей всего, будь им подобен, герой.

7

Казнят? казнят? весь заговор открыт!..

Все цезарю известно, боги, боги!

Орозий, юноша и все друзья

Должны погибнуть иль бежать, спасаться.

По всем провинциям идут аресты,

Везде, как сеть, раскинут заговор.

Наверно, правду Руф сказал, но что же будет?

И юноша погибнет! он шепнул мне:

"Во вторник на рассвете жди меня

У гаванских ворот: увидит цезарь,

Что не рабов в нас встретил, а героев".

8

Как помню я дорогу на рассвете,

Кустарник по бокам, вдали равнину,

На западе густел морской туман,

И за стеной заря едва алела.

Я помню всадника... он быстро ехал,

Был бледен, сквозь одежду кровь сочилась,

И милое лицо глядело строго.

Сошел с коня, чтоб больше уж не ехать,

Достал мне письма, сам бледнел, слабея:

"Спеши, мой друг! мой конь - тебе, скорее,

Вот Прохору в Ефес, вот в Смирну; сам ты

Прочтешь, куда другие. Видишь, видишь,

Меж уст, к лобзанью близких, смерть проходит!

Убит учитель, я едва умчался.

Спеши, мой милый (все слабел, склоняясь

Ко мне). Прощай. Оставь меня. Не бойся".

И в первый раз меня поцеловал он

И умер... на востоке было солнце.

9

Солнце, ты слышишь меня? я клянуся великою

клятвой:

Отныне буду смел и скор.

Солнце, ты видишь меня? я целую священную

землю,

Где скорбь и радость я узнал.

Смерть, не боюсь я тебя, хоть лицом я к лицу тебя

встретил,

Ведь радость глубже в нас, чем скорбь.

Ночь! Мне не страшен твой мрак, хоть темнишь ты

вечернее небо;

К нам день святой опять придет!

Всех призываю я, всех, что ушли от нас в мрак

безвозвратный,

И тех, чья встреча далека;

Вами, любимыми мной, и которых еще полюблю я,

Клянуся клятвою святой.

Радостный буду герой, без сомнений, упреков и

страха,

Орлиный взор лишь солнце зрит.

Я аргонавт, Одиссей, через темные пропасти моря

В златую даль чудес иду.

Август 1904

587-603. СОНЕТЫ

1

С тех пор как ты, без ввода во владенье,

Владеешь крепко так моей душой,

Я чувствую, что целиком я - твой,

Что все твое: поступки, мысли, пенье.

Быть может, это не твое хотенье

Владеть моею жизнью и мечтой,

Но, оказавшись под твоей рукой,

Я чувствую невольное волненье:

Теперь, что я ни делаю - творю

Я как слуга твой, потому блаженство

В том для меня, чтоб, что ни говорю,

Ни делаю - все было совершенство.

Хожу ли я, сижу, пишу ль, читаю

Все перлом быть должно - и я страдаю.

2

Ни бледность щек, ни тусклый блеск очей

Моей любви печальной не расскажут

И, как плуты-приказчики, покажут

Лишь одну сотую тоски моей.

Ах, где надежды благостный елей?

Пусть раны те им бережно помажут,

Пускай врачи заботливо накажут,

Чтоб в комнате не слышалось речей.

Пускай внесут портрет, столь сердцу милый,

Зеленая завеса на окно;

И звуки песни сладкой и унылой,

Когда-то слышанной, давно... давно...

Но лживы все слова, как женский глаз...

Моя печаль сильнее в сотни раз!..

3

Твой взор - как царь Мидас - чего коснется,

Все в золото чудесно обратит.

Так искра, в камне скрыта, тихо спит,

Пока от молота вдруг не проснется.