Геннадий Семенихин - Новочеркасск: Книга третья

• Название: Новочеркасск: Книга третья
• Автор: Геннадий Семенихин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1985

Новый роман Геннадия Семенихина является завершением его трилогии, посвященной донскому казачеству.

В третьей книге автор повествует об участии в Великой Отечественной войне наследников боевых традиций донцов. В центре романа образ Вениамина Якушева, правнука одного из героев войны против Наполеона, беглого крепостного Андрея Якушева.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

— Ладно, ладно, — вяло улыбнулся Бакрадзе. — После победы обязательно приеду в твои Осиповичи эту самую бульбу есть. И песню буду вашу потягивать, в которой, по-моему, так поется: «Бульбу сеют, бульбу парят». Так, кажется?

— Именно так, товарищ командир, — повеселел Максимович. — Только разрешите добавить, что первая песня и пляска у нас в Белоруссии — это «лявониха».

Ах, Лявониху Лявон полюбил,
Черевички ей на праздник купил.

…На стоянке маячила фигура воздушного стрелка. Взяв себя в руки, Вано подавил недавнюю обиду на Якушева, приблизившись, потрепал его по плечу:

— Ну что, Веня? На цель идем?

— Идем, товарищ командир.

— Вопросы ко мне какие возникли?

— Нет.

— Тогда в кабины и по газам.

И опять два самолета, два могучих «ила», сделав над летным полем круг, ушли в небо. Якушев почувствовал себя на взлете нехорошо, комок тошноты подкатил к горлу, однако он подавил это неприятное ощущение и подумал: «Почему я не летчик, сижу к нему спиной, от этого нагрузка в полете двойная, я ничего порой не знаю о том, что происходит в передней воздушной сфере, в пространстве, в которое вторгается самолет, что ожидает нас и чего должны ожидать мы».

«Как часто в летной среде называли наш штурмовик „горбатым“ и как справедливо это! — продолжал рассуждать в своей задней кабине Веня. — Кто, как не „илы“, вынесли на своих спинах тяжкое бремя войны. И зенитки били по ним крупнокалиберные, и „мессеры“ заходили с хвоста для атаки, чтобы ужалить огненной трассой сначала стрелка, а затем и летчика поразить, оставшегося беззащитным сзади. Я обязательно напишу об этом после войны книгу, так и назову ее: „Штурмовики“».

Машину взболтнуло, и напряженный голос Бакрадзе кратко оповестил:

— Подходим к линии фронта, не зевай, Веня.

И оттого что Вано прибавил к лаконичной команде его имя, у Якушева сразу потеплело на душе: «Может, простил мою грубоватую выходку, может, подумал и оправдал горячность мою».

Рука Вениамина легла на турель, ладонью он прикоснулся к густо смазанному крупнокалиберному пулемету, единственному его оружию, ради которого и кабина-то задняя с жестким сиденьем появилась. Веня перевел ствол влево и вправо, вверх и вниз: все хорошо. Он склонил голову к левому борту, ощущая привычную перегрузку, отжавшую его к холодной бронеспинке. Высокий прочный киль опустился вниз, а задняя сфера стала хорошо обозреваемой. Ни вверху, ни справа, ни слева не было вражеских истребителей. Вторая машина шла на положенном удалении, и бешено вращающийся трехлопастный винт окружал ее нос черным нимбом.

Солнце, блеснувшее из-за облаков острыми лучами, отскочило от фонаря пилотской кабины. Гул мотора как-то сник, как будто бы «ил» решил сделать короткую передышку, и по этим изменениям в ритмике его звучания Веня догадался, что их пара уже находится над целью. Секунду спустя левое крыло их «шестерки» резко поднялось в крутом вираже, рассекая уже не сумеречный, а заголубевший от солнца воздух.

Из своей задней кабины Веня увидел знакомые очертания все той же ромбовидной рощи, над которой они уже побывали утром. В редком прорубленном сосняке, похожие на большие серые личинки, прятались немецкие самолеты, и были они все без винтов. «Реактивные „мессершмитты“», — тревожно подумал Якушев и закричал по СПУ:

— Командир, ты видишь!.. Раз, два, три… Целых шесть штук. Пикируй, командир!.. Ситуация лучше не придумаешь.

Бакрадзе не откликнулся. В наушниках потрескивал эфир, и только. А их «ильюшин» уплывал от рощицы в сторону, и желтые стволы мохнатых сосен, по-весеннему ярко-зеленых, исчезли под крылом. В крутом довороте Бакрадзе бросил машину влево, и как раз вовремя, потому что словно в карнавальную ночь распустились сзади, чуть ниже хвоста, два желтых пучка огня и дымки повисли над ними в заголубевшем после утреннего тумана воздухе.

«Бог ты мой, — зябко подумал Веня. — До чего же кучно бьют фашистские зенитки! Не хватает прямого попадания, после которого ни Тоси, ни родного Новочеркасска, ни Аксайской улицы, ни стариков своих не увидишь». И странное дело, эта насмешка над самим собой как-то даже согрела. Вдруг он увидел на скрещении двух бетонированных полос чужого аэродрома два руливших папиросного цвета немецких истребителя.

— Командир! — закричал он истошно. — Внизу цель. Два реактивных ползут на полосу. Доворот влево — и атакуй, пока они не поднялись!

Пилотская кабина молчала.

— Командир, пикируй, упустишь! — прокричал он снова, ничего не понимая.

Гудел мотор, небо плыло над верхом его не полностью закрытой кабины, снизу к их самолету протянулась трасса и разрезала воздух близко от хвоста.

— Командир, чего медлишь, — снова окликнул Якушев летчика.

И опять промолчала передняя кабина. Веня не знал, что, весь обессиленный, поникший и вялый, Бакрадзе с ужасом глядел на то, как внизу по боковым дорожкам тянутся к широкой взлетной полосе два чужих истребителя, о скорости и силе огня которых по всему фронту ходили устрашающие легенды. Кто-то другой, расслабленный и опустошенный, подменивший в эту минуту Героя Советского Союза Вано Бакрадзе, невиданным страхом наполнял его сознание. «Ты погибнешь, — говорил он, — ты никогда больше не увидишь ни своей Сванетии, ни облаков над горами, ни родных. Как не хочется погибать, — обожгла его острая мысль. — Решайся, Вано, иначе будет поздно».

И он решился. Сильным движением рулей, почти с девяностоградусным углом, он заставил «шестерку» снизиться с правым креном и лечь на обратный курс. Бешено задрожали стрелки на приборах. Он сделал это вовремя, потому что совсем близко за хвостом разорвался новый снаряд, так что машину даже подбросило, и, если бы они не изменили курс, она была бы неминуемо поражена. Наушники наполнил истошный голос Вениамина:

— Командир, почему уходишь от цели?.. Почему ты не сбросил бомбы?

Бакрадзе долго молчал. Обливаясь потом, он уже положил штурмовик на обратный курс и, снижаясь над лесом, чтобы перейти на бреющий полет, думал о том, как ответить воздушному стрелку. И наконец решился.

— Идем домой, — усталым нетвердым голосом пробормотал он, — мотор обрезал.

Вениамин прислушался. Голос у Вано был какой-то предельно глуховатый, а может, только искаженный помехами, которыми часто сопровождается пребывание самолета над целью.

— Командир, почему ты не спикировал? — опустошенно переспросил Якушев, вслушиваясь в гудение мотора и не находя в нем никаких перемен.

И вдруг наушники заполнил отчаянный голос Бакрадзе:

— Веня, они взлетают, сейчас они будут атаковать.

— Ну и что же, — возразил по СПУ стрелок. — За нами идет четверка «яков», она отсечет. Надо штурмовать опушку, «яки» прикроют нашу атаку.

— Я знаю, что делать, — рявкнул из первой кабины Вано. — Я знаю… мотор…

И действительно, ровный бесперебойный гул на мгновение оборвался и в самолете возникла томительная тишина, только слышался свист рассекаемого ребрами плоскостей воздуха за фюзеляжем. Веня зябко повел плечами, подумав, что самолет подбит, по рев мотора возобновился, и штурмовик их продолжал полет.

— Командир, почему не атаковал? — запросил по СПУ Якушев.

— Я тэбэ сказал, — уныло ответил Бакрадзе, — мотор обрезал.

«Мотор работает отлично, отлично, как и всегда, — подумал Веня. — Значит, он… он струсил?»

Раздался щелчок. Выпущенные шасси стали на замки. Вскоре плиты бетонированной полосы застучали под колесами «ила», начавшего по ней пробег.

О, как любил Веня этот звук! Любил, как любой летчик и любой воздушный стрелок приземляющегося штурмовика. Любил, потому что этот звук, как напев жизни, победившей все смертельные опасности полета, врывался в наушники каждого члена экипажа, словно говорил ему восторженно: ты живой, ты вернулся, здравствуй!

Но теперь этот звук не приносил облегчения. Равнодушно внимал Якушев тому, как все тише и тише гудели плиты взлетно-посадочной полосы под тугими покрышками «ила», теперь уже на немецкой земле, с которой климовский полк летал с насиженных фашистских аэродромов. Скорость пробега быстро уменьшалась и почти совсем уже иссякла в те секунды, когда Ил-2, срулив с бетонки, торопливо спешил на место стоянки.

Но сейчас на все это Якушев не обратил никакого внимания. Переполненный яростью, он выскочил из задней кабины, но его опередил Максимович. Тот очутился на крыле как раз в ту секунду, когда летчик, обеспокоенно озираясь, открыл фонарь.

— Командир, что такое, братка ты мой, вы не ранены?

Побледневший Бакрадзе продолжал сидеть на своем пилотском месте, сжав сцепленными ладонями ручку управления и положив на них плохо выбритый подбородок.

— Нет, Янка, ранен не надо, — утомленным голосом пробормотал Вано. — Я не ранен… Кажется, я убит.