Зигфрид Обермайер - Под знаком змеи.Клеопатра

• Название: Под знаком змеи.Клеопатра
• Автор: Зигфрид Обермайер
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0636-3

Имя Клеопатры до сих пор звучит захватывающе и волнующе. Легендарная египетская царица, вершившая историю, образованная и смелая, великодушная и расчетливая, — она не утратила своего очарования и по сей день.

Под пером Зигфрида Обермайера история оживает. Автор ведет повествование от лица личного врача Клеопатры, и благодаря этому сквозь великие события проступает драма женщины, обожествляемой современниками, которая со всеми ее чувствами и страстями была всего лишь смертным человеком.

---

— Но Ахура Мазда[51] дает вам возможность спасти остатки римского войска — передайте это вашему императору! — если он немедленно уведет все свои войска. Я даю вам три дня срока — после этого любой римский солдат, оказавшийся в пределах досягаемости наших стрел, будет убит! Вы поняли? Три дня, а потом чтобы я больше не видел и не слышал ни одного римлянина, чтобы и духу вашего здесь не было!

Возглавлявшие нашу миссию Минатий Планк и Канидий Красс переглянулись. Планк слегка пожал плечами, а Красс, известный своим мужеством, выпрямился и сказал:

— Могу ли я ответить, мой царь?

— О чем тут еще говорить?

— Сначала одно общее замечание. Судя по твоим словам, ты считаешь себя победителем римлян. На это я должен сказать тебе — также и от имени императора, — что решающего сражения не состоялось и поэтому победитель не может быть назван.

При этих словах по рядам придворных пробежал возмущенный ропот. Однако это, казалось, вовсе не смутило Красса.

— И во-вторых, история доказывает, что Рим быстро оправляется после любой неудачи, потому что боги, которых ты оскорбляешь, определили Риму властвовать над миром. Риму — а не грекам, галлам, германцам, не сирийцам, не македонянам и не парфянам! Мы вернемся вновь, и если до этого тебя еще не свергнут с трона, то это сделаем мы — с тобой или с твоим преемником. Римское войско уже завоевало большую часть мира, и Парфия не будет исключением.

В зале воцарилась тишина, все затаили дыхание. В голове у меня шумело. «Сейчас, — думал я содрогаясь, — должна решиться наша судьба. Нас всех поставят на стену и сразят стрелами, а Антонию останется только беспомощно взирать на это».

Фраат внимательно выслушал все, и я не поверил своим ушам, когда он сказал:

— Канидий Красс, я должен поблагодарить тебя! Ты предоставил мне возможность хоть раз в жизни увидеть мужественного римлянина. Ты мой враг и сознаешь это — почему же ты должен говорить иначе? Мне неизвестно будущее народов, но я знаю, что ни одному царству не суждено богом возвыситься над другими, даже если и кажется, что Риму уготована власть над миром. Вы никогда не завоюете Парфию — при мне или моем преемнике. Итак, Красс, не забудь сказать твоему императору, что у него есть три дня, чтобы увести свое войско. Если этого не сделает он, это сделаем мы. Но если он выполнит мои условия, то я готов объявить перемирие.

Мне стало так дурно, что я с трудом мог заставить себя вести дальше свои записи. Страх холодной рукой сдавил мне внутренности. Теперь, когда опасность миновала, желудок мой подкатил к горлу и меня чуть не стошнило. Только чрезвычайным усилием удалось мне сдержаться, пока мы не оказались за воротами города, а там я поскорее бросился в сторону. Красс засмеялся:

— Тебе тоже стало плохо при виде этого пугала и от его глупых речей? Жаль, что ты не заблевал ему тронный зал!

Я был благодарен Крассу за то, что он обратил в шутку весь мой страх. Хотелось бы сказать о нем несколько слов. В последующие годы он всегда был самым верным сторонником Антония.

Канидий Красс происходил из какого-то незнатного рода и был типичным «homo novus» («человеком новым»). Он стал консулом и легатом, а затем, при Антонии, проявил себя способнейшим полководцем. На первый взгляд в нем не было ничего примечательного: он был коренастый, довольно низкого роста и почти лысый. Лицо его выражало ум и железную волю. Он прекрасно владел собой, никогда не повышал голоса и не показывал своих чувств — ни радости, ни гнева, ни горечи, ни воодушевления. Никогда он не поддерживал обличительных разговоров против Октавия и тем не менее — даже когда от этого зависела его жизнь — не перешел на его сторону.

Антоний был достаточно умен, чтобы принять требование парфянского царя. Он приказал как можно скорее свернуть лагерь. При этом пришлось оставить вновь изготовленные катапульты — зачем они были нам в пустыне? Солдаты явно вздохнули с облегчением, однако никто и не подозревал, что самое трудное ждало нас еще впереди.

Царь Фраат повел себя как настоящий варвар — коварно и вероломно. Римская империя всегда точно соблюдала заключенные договоры, даже когда это было довольно трудно, — и от этого во многом зависели ее успехи и процветание. Парфяне же любыми средствами пытались нанести нам возможно больший урон.

Антоний буквально кнутом погонял своих людей, так что уже утром третьего дня ему удалось оставить лагерь.

У нас было довольно много больных, и надо было придумать, каким образом можно было транспортировать их. Нельзя было оставлять их на поругание парфянам, которые обрекли бы их на мучительную смерть.

Я приказал частично разобрать бесполезные теперь катапульты и соорудить из них что-то вроде саней. Изготовить их было проще, чем повозки, к тому же в пути им не грозили никакие поломки колес. Наши кони, против ожиданий, были в хорошей форме. Растительность в этой полупустыне была убогая, но все же ее хватало им на пропитание. Почти треть всадников погибла в боях или от болезней, поэтому у нас было достаточно лошадей, чтобы вывезти всех наших раненых и больных.

Я не побоюсь сказать, что Антоний при свидетелях неоднократно хвалил мои действия и распоряжения и говорил, что из меня получился бы неплохой римлянин, потому что я умею ухватить самую суть и действовать, не заботясь о собственной персоне. Мне и в голову не приходило возражать ему. Я просто вел себя как врач, который чувствует ответственность. И если я заботился о благополучии римской армии, то не в последнюю очередь потому, что от нее зависела судьба нашей царицы.

Едва мы оставили лагерь, как с тыла на нас напали парфяне, подобно стае волков. Нам пришлось обороняться, никто не предполагал, что Фраат так скоро нарушит свое слово.

Антоний считал, что это был самостоятельный отряд, который еще не знал о заключенном перемирии, и что парфяне не будут больше досаждать нам. Это вполне соответствовало его добродушной натуре — он склонен был доверять даже парфянскому царю, известному своим вероломством.

В этой схватке убитых было немного, но у нас прибавилось раненых, которые еще более затруднили наш отход.

Антоний, впрочем, не был уверен в своих предположениях, поэтому обратно решено было возвращаться кружным путем, через «дружественную» или, во всяком случае, менее опасную Армению. Таким образом, сначала нам предстояло идти на север до пограничной реки Араке, а оттуда вдоль Евфрата — в Сирию.

У нас не было проводника, который знал бы эту местность, и мы блуждали вслепую по этой «terra incognita», вновь и вновь подвергаясь нападениям отрядов парфян. Они делали все, чтобы затруднить наше отступление. Если мы приближались к ущелью, то могли быть уверены, что вверху притаились вражеские лучники, которые только и ждут, пока мы разделимся на небольшие группы. Поскольку тропа была узкой, по ней нельзя было двигаться быстро, и мы являлись для них прекрасной мишенью.

После нескольких таких нападений, когда мы понесли большие потери, император приказал, чтобы каждый раз, перед тем как мы войдем в ущелье, более сильные и ловкие легионеры очищали бы сначала его склоны от врагов.

Этот метод оказался очень успешным, даже несмотря на то, что наш авангард нес при этом большие потери. Затем парфяне изменили тактику и стали запирать проходы завалами из камней. Чтобы разобрать их, требовался не один час, и это как раз соответствовало намерениям врага — задержать нас до наступления зимы.

Порой мне казалось, что мы просто не сможем пережить еще одну зиму. Добывать продовольствие становилось все труднее, жители окрестных сел спасались бегством, едва заслышав шум нашего войска. Так что зачастую нам приходилось питаться только травами и кореньями. В отличие от скота, человек не очень хорошо переносит подобную пищу. Вскоре наши люди обнаружили траву, которая на первый взгляд была вполне съедобной и даже вкусной, но оказывала какое-то странное действие на рассудок.

Человек, попробовавший ее, вел себя так, будто опорожнил два кувшина вина: бормотал какую-то чушь, и если вовремя не дать ему рвотное, то через несколько часов он умирал. Врачам пришлось строго-настрого запретить рвать эту траву, пока все не поняли наконец, насколько она опасна.

Враги придумали еще одну хитрость. По пути мы будто бы случайно встречали каких-нибудь торговцев, которые сносно говорили по-гречески и, казалось, хорошо знали местность. Они приветливо указывали нам дорогу, однако потом мы обнаруживали, что она была неверной. Нам приходилось возвращаться, и мы вновь теряли время.

Но и это было еще далеко не все. Когда мы спускались в долину с нашими усталыми, измученными и голодными лошадьми, мы обнаруживали только сгоревшие поля пшеницы и зараженные или отравленные колодцы и источники. Иногда они были забросаны трупами, среди которых нередко попадались также тела римских легионеров. При других обстоятельствах это разожгло бы в солдатах гнев и боевой дух, но сейчас каждый хотел как можно скорее убраться из этой проклятой страны.