Жорж Бордонов - Кавалер дю Ландро

• Название: Кавалер дю Ландро
• Автор: Жорж Бордонов
• Издательство: Прибой
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-7041-0100-3

В третий том избранных произведений известного современного французского писателя Жоржа Бордонова вошли исторические романы, время действия которых — XIX век.

Вы, уважаемый читатель, конечно, обратили внимание на привлекательную особенность творчества автора, широко издаваемого во многих странах, а ныне, благодаря этому трехтомнику, ставшего популярным и в России. Прежде чем сесть в тиши кабинета за письменный стол, Ж. Бордонов внимательно изучает всю панораму увлекшей его исторической эпохи, весь «пантеон» полководцев и правителей, «по доброй или злой воле которых живут и умирают люди». А затем отодвигает великих людей на второй план (их силуэты маячат где-то на фоне пейзажа) и выводит вперед фигуру дворянина, «невольника чести», в чьих жилах течет кровь многих поколений воинственных предков. Автор бросает его в бурный поток событий и внимательно следит за тем, как несет героя через водовороты и пороги, как он ломает его жизнь, судьбу, но не дух, не волю, не честь.

Место действия романов — западная окраина Франции, чей пейзаж мало изменился со времен Вильгельма Завоевателя. Холмистые, поросшие трудно проходимыми кустарниками, дубовыми, каштановыми, ореховыми лесами и рощами пространства, речки с лесистыми берегами. Между ними крестьянские усадьбы и дворянские гнезда — старинные замки. Эти места — сердце Вандеи — называют «Бокаж» (по-русски — «роща»).

Исторический фон «Кавалера дю Ландро» — кровавый террор французской революции против мятежной Вандеи, восстания и бунты непокорных дворян и крестьян, победы Наполеона и гибель его армии в снегах России, реставрация Бурбонов… Призрачная возможность «вписать свою строчку в историю» бросила гордого, независимого дю Ландро в водоворот событий первой трети XIX века. И хотя разумом он быстро понял всю обреченность борьбы, войн и восстаний, чувство чести не позволило ему выбраться из захлестнувшего потока.

---

Симпатичная и сложена прекрасно, а глаза такие, что солома от взгляда загорается. Он рассказывал: «Самое главное, что ведет она себя соответственно, говорит складно и образованна. Но своим колдовством окрутила бедного Юбера. Что тут поделаешь?»

— Форестьер старый осел, а ты…

— А я не хочу ссориться с Ландро. Я съезжу в Ублоньер, но как гость, а не как непрошенный советчик. Я на нее посмотрю, а там видно будет.

Его приняли с распростертыми объятиями. Виктория пришивала пуговицы к рединготу. Она отвлеклась от работы, только чтобы поприветствовать Соважо и принести кувшинчик вина. Ландро читал с длинной трубкой во рту. Прямо семейная идиллия! Обменявшись обычными любезностями, Соважо сказал:

— Ты помнишь Шенуо, которого мы проучили…

— Да, и что?

— О! Да ты, я вижу, ничего не знаешь! Правду говорят, что ты в последнее время нигде не бываешь?

— Я занят.

Соважо краем глаза взглянул на Викторию, занятую своим шитьем. «Правду друзья говорили, — подумал он, — красивая женщина! Безнадежное дело они мне поручили. Но, черт возьми, я понимаю шевалье! Лакомый кусочек, а как просто себя ведет!»

— Ну что ты хотел рассказать? Держу пари, что ты для этого и приехал.

— А, действительно. Шенуо умер. Да, отдал Богу свою проклятую душу.

— Ну и черт с ним!

— Он тихо умер в своей постели. Как богач, в окружении родных и близких.

— И его друг Мартино ему не помог?

— Да тому проще отправить человека на гильотину, чем вылечить кого-нибудь. Но на этом дело не кончилось, дорогой шевалье. О том, что потом произошло, я узнал от одного из фермеров Шенуо. Он боялся говорить, и мне пришлось его здорово напоить, прежде чем он развязал язык. Я хотел узнать конец этой истории.

— Я тебя внимательно слушаю.

— Ну так вот, дорогой друг, лежит Шенуо на своей остывшей постели с распятием в руках.

— С распятием?

— Да, это, конечно, перебор. Ноги Шенуо не было в церкви, в Бога он не верил, священников не любил, верил только в себя. Однако его жена была верующей. Госпожа Шенуо продолжала втайне от мужа ходить в церковь, не скупилась на пожертвования. По воскресеньям, под предлогом помощи бедным, она приносила кюре корзину с продуктами: сыр, жареное мясо, пироги собственного исполнения, бутылочку вина.

— Многие так поступают.

— Может быть, и так. Но то, что произошло дальше, не со всеми случается. В общем решили, что Шенуо раскаялся, и послали за кюре, но тот опоздал. Сунули в кровавые лапы этого убийцы распятие, зажгли свечи, повесили над постелью икону, «чтобы было по-настоящему». По традиции, соседи, арендаторы, пришли проститься с покойным. Было их человек шесть, не больше. В полночь госпожа Шенуо позвала их выпить кофе и перекусить. Они все спустились в столовую, уселись за стол. «Кто там наверху скребется? — вдруг, говорит один из гостей. — Что такое?» Все бросились наверх. И что они видят? Окно распахнуто, по двору бежит огромная черная собака и волочит за собой тело Шенуо, зажав руку его в пасти. Все бросились за ней. Выбежали во двор, но ни собаки, ни тела. Только в спальне разбитое вдребезги распятие!

— Ты что, Соважо, принимаешь меня за дурака?

— Слушай дальше. Госпожа Шенуо уговорила гостей никому не рассказывать о случившемся. Когда гробовщик привез гроб, она сказала, что сама уложит в него своего дражайшего супруга, и собственноручно заколотила крышку. И знаешь, что они отвезли в церковь, а потом опустили в могилу? Дрова!

Глаза Виктории, прислушивавшейся к разговору, странно блестели. Шевалье рассмеялся:

— Бабья болтовня и вздор! Те шестеро наверняка были пьяны, как свиньи.

— Но тело, шевалье! Тело исчезло, вместо него лежат дрова.

— Сначала надо это доказать. Представим, что Шенуо был замешан в каком-нибудь грязном деле. Ему надо было исчезнуть, сменить имя. От него всего можно ожидать.

— Если ты так думаешь, хотя я не разделяю твоего мнения, можно что-нибудь предпринять. Потребуем эксгумации.

— По какому праву? Мы что, его родственники? Может, мы местная власть?

— Давай посоветуемся с Форестьером.

— Нет, дорогой Соважо, рассказывай свои страшные истории в другом месте. Мужчины будут покачивать головами, у женщин душа уйдет в пятки. Ты будешь иметь большой успех. То, что Шенуо ушел от нас по-английски, не попрощавшись, меня совсем не волнует. Главное, он освободил нас от своей мерзкой персоны.

Своим глуховатым, немного странным голосом Виктория сказала:

— В мире, шевалье, есть много такого, чего вы не знаете. Вы и вправду очень недоверчивы.

— Видишь, друг, она уже дрожит!

— Я ведь принадлежу к тем самым «бабам», которых вы только что упоминали.

— Я не хотел вас обидеть, Виктория.

— Просто походя укололи, как вы всегда делаете.

— С тех пор, — снова заговорил Соважо, — все, кто в курсе дела, называют Шенуо не иначе, как «Черным псом».

— Но ему от этого ни горячо ни холодно.

— Его племянники долго будут носить эту кличку.

— Пусть носят, поговорим о чем-нибудь другом.

— О чем же?

— А что, нет других новостей? Может, случилось что-нибудь, в чем есть больше здравого смысла?

Гость замялся.

— Если честно, — неуверенно проговорил он. — Есть одна новость, только ты не сердись… Ажерон с воскресенья слег. После обеда с ним случился удар.

— Он достаточно жаден, чтобы умереть. Он не захочет оставить здесь свои деньги, земли! Когда есть что терять, приятель, жизнь так просто человека не отпустит. Вот увидишь, он выкарабкается. Вопрос воли. Бедные легче расстаются с жизнью.

— Это ты так говоришь.

— У бедняка, — сказала Виктория, — есть только его жизнь, но ее за деньги не купишь. Вы иногда бываете несправедливы, мой дорогой Юбер, или хотите казаться таковым. Вы согласны со мной, господин Соважо?

— О, конечно, да, мадемуазель! У шевалье благородства в сердце больше, чем у всех нас, но он не хочет в этом…

Ландро так сжал зубы, что трубка лопнула и раскололась. Он бросил остатки ее в огонь, выплюнул осколки. Он «ржал» с каким-то диким остервенением, хлопая себя по коленям и раскачиваясь в кресле. Внезапно он перестал смеяться, наткнувшись на взгляд Виктории, одновременно безжалостный и безутешный.

Он вынужден был отвезти ее в Эпес. Она хотела взглянуть на дом Черного пса. Виктория научилась сидеть в седле только две недели назад, и, чтобы не упасть, она старалась ехать небыстро, выбирая ровную, но кружную дорогу, хотя можно было срезать путь по полям. Встречные крестьяне с любопытством смотрели за передвижением верхом этой странной пары, шевалье и его амазонки. Вечером, уже в сумерках, она уговорила его, к добру или нет, показать ей Нуайе. Они остановились, стремя к стремени, у границы владения. Виктория задумчиво смотрела на стену с заделанными бойницами, на большие ворота в конце ореховой аллеи, на высокие стены бывшей крепости, темным пятном выделяющиеся на сером фоне холмов. Ландро сказал:

— Вот эта гора, рядом, называется Жюстис, а дальше горы Алуэтт… Вот там мельницы Бурнье. Страшные воспоминания. Вон те два окна на втором этаже — комната моих родителей, там я родился, там мою мать и сестер в девяносто четвертом… Пойдем отсюда! Господин Ажерон, может быть, именно в этот момент околевает.

— Любовь моя…

Она взяла его за руку, но он, под впечатлением нахлынувших на него воспоминаний, оттолкнул эту теплую, дружескую руку.

— Не будем раскисать. Пошли, рысью! Прости, я забыл, что ты начинающий наездник.

— Я могу попробовать, Юбер.

— Не надо торопиться.

Она хотела спросить: «Вы не слишком много заботитесь о безопасности моей персоны?», но воздержалась. Крестьяне с ферм Ажерона приветствовали их глубокими поклонами, шевалье отвечал им…

Соважо нашел своих друзей в «Зеленом дубе» и подробно рассказал им о результатах своего визита.

— Нет, он ничуть не изменился, хотя она, по-видимому, вскружила ему голову, и еще как. Нельзя понять, кто она по происхождению, то ли простая девка, то ли из дворян.

— Сегодня, — сказал Ланьо, во всем, кроме политики, настроенный мирно, — все смешалось. Дочери буржуа учатся играть на пианино, а дети аристократов растут рядом с индюками и коровами. Все, кроме крестьянок, одеваются как светские дамы, как их отличить?

— А я чувствую голубую кровь даже в тумане: голос, лицо, ручки, лодыжка, едва уловимые приметы аристократки! Но тут… тут!..

Ажерон не перенес удара, несмотря на свою жадность. Его наследниками остались в равных долях вдова и племянники. Г-жа Ажерон ненавидела Нуайе, считая усадьбу грубой и мрачной. Она была уроженкой Тура, воспитывалась в веселом и легком с виду доме на берегу Луары. «Я зачахла среди этих камней», — заявляла она не раз своим служанкам, хотя сама весила не меньше двухсот фунтов. Решили продать имение с аукциона, но никто не решился купить его.