Николай Ляшенко - Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера

• Название: Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера
• Автор: Николай Ляшенко
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: О войне
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12020-3

«Солдат должен быть накормлен, знать, за что воюет, и верить своему командиру» — это универсальная формула успеха ведения любой войны. Перед вами книга одного из тех, кто прошел войну от звонка до звонка, видел горечь отступлений и радость побед, будучи офицером саперной роты, ползал на брюхе в окопной грязи.

Эта книга — откровенный рассказ о тех людях, кто воевал, и о тех, кто предпочитал отсидеться в тылу, кто искренне верил в социалистическое будущее СССР и кто использовал идеологию в карьерных интересах. Эта книга воспоминаний — откровенное свидетельство «бойца идеологического фронта» о себе и своем времени.

---

С каждым залпом в разных концах Москвы взлетали тысячи ракет, разноцветными гроздьями распускались в ночном небе и медленно гасли, мерцая, в воздухе. Сильные прожектора, скрещиваясь в вышине, ярко освещали темно-синее небо Москвы. Высоко над Кремлем в черноте неба, освещенное прожекторами, реяло огромное алое знамя с портретом Владимира Ильича Ленина — как живой, улыбающийся, он вместе с нами торжествовал Победу.

Несмотря на кажущийся беспорядок и разлившуюся народную стихию, поезд в Ригу отправился в точно установленное время. И вообще, никаких эксцессов, дебошей, никакого хулиганства в столице в тот священный день я не увидел.

Это было величественное, торжественное, всенародное ликование, достойное советского человека! За что хочется его от души поблагодарить! Славя нашу героическую Красную Армию, отстоявшую честь, свободу и независимость нашей Родины, одержавшую ВЕЛИКУЮ ПОБЕДУ! над вероломным, сильным и коварным врагом, советский народ воздал почет и славу героям битв, отдавшим свою жизнь за свободу и счастье своего народа.

И тогда, и сейчас, перебирая в памяти всех своих друзей и товарищей, знакомых и незнакомых фронтовиков, отдавших свои жизни за честь, свободу и независимость нашей социалистической Родины, я восхищаюсь их мужеством, их выдержкой и стойкостью, их беззаветной преданностью своему Отечеству, их героизмом. Это были действительно патриоты нашего Отечества. Они превыше всего ставили интересы Родины, интересы Советского государства, интересы своего народа. Свои личные интересы, в том числе и свою драгоценную жизнь, они целиком и полностью подчиняли общим интересам.

Таких героев, таких богатырей Родина не может не славить! Перед их мужеством, стойкостью, патриотизмом, перед героизмом наших воинов — в веках будет склонять головы все прогрессивное человечество!

НА СТАНЦИИ ВЕЛИКИЕ ЛУКИ

На следующий день поезд остановился на станции Великие Луки. Остановка была объявлена длительной, и я вышел полюбоваться этим «областным центром, крупным узлом железных и шоссейных дорог» — как некогда объявляло Совинформбюро.

То, что я увидел, поражало.

Многочисленные рельсовые пути блестящими геометрическими фигурами густо покрывали все необъятное видимое пространство. Новые деревянные столбы с белыми изоляторами поддерживали паутину электрических, телеграфных и телефонных проводов. Большими и малыми составами по всему громадному железнодорожному полю стояли многочисленные товарные и пассажирские вагоны. Водонапорные колонки, словно цапли в гнезде, мирно помахивали на ветру своими жестяными воронками-клювами. На месте бывшего вокзала как на пьедестале стояли на рельсах в ряд несколько пассажирских вагонов, на одном из них виднелась вывеска, написанная большими белыми буквами: «ст. Великие Луки». А за ними, в следующем ряду, расположилось множество пассажирских и товарных вагонов, образовавших как бы отдельную слободу, вывески на каждом оповещали: «Хлеб», «Продмаг», «Промтовары», «Аптека»; в самом конце этого ряда находился большой комфортабельный пассажирский вагон, во всю стену которого было написано: «Детские ясли № 4». Где размещались остальные ясли, видно не было. Хотя и не так много, но повсюду работали люди: ремонтировали железнодорожные пути, восстанавливали складские помещения, возводили стены административного здания; на месте, где до войны было депо, на ремонтной яме стоял паровоз, вокруг копошилась группа чумазых рабочих, постукивая молотками и ключами. Словом, жизнь на железнодорожной станции уже била ключом.

Но странное дело? На большом пространстве вокруг, кроме железнодорожного узла, ничего не было. Великие Луки — это областной центр. Но где же, пусть не дворцы, — но школы, больницы, жилые дома, кинотеатры, клубы, административные здания... Даже развалин их не было видно. Далеко вокруг, насколько хватало взгляда, расстилалась ровная тундра, покрытая высоким бурьяном и мелким кустарником. Большой город, с несколькими десятками тысяч жителей война смела с лица земли, словно какую-то мусоринку. Говорят, линии обороны обеих воюющих сторон проходили здесь через город. А фронт стоял здесь упорно и долго — ТРИ ГОДА! И за эти три года город частью разбили, частью взорвали, частью сожгли, останки по кирпичику разобрали на сооружение дотов, огневых точек, блиндажей и прочих укреплений. И город исчез. Как во времена Содома и Гоморры.

Как же, где живут люди?! Немногочисленные жилые теплушки и пассажирские вагоны, используемые под жилье, — скольких они могут вместить? — Не смогут принять и четверти рабочих, которых я видел на железнодорожном узле. Я вышел на край станции и вдруг заметил множество свежевыложенных дымоходных труб, торчавших из-под земли, потянуло вкусными запахами домашних щей, свежеиспеченного хлеба. И я все понял. И все-таки обратился с вопросом к группе рабочих, заменявших старые шпалы.

— Как где? — удивился средних лет человек. — В блиндажах. А где тут еще можно жить?

— Так ведь они неприспособленные!

— А мы их — того, маленько модернизировали. Вон, видите, за кустом труба дымится, — показал он в степь, — это моя квартира, жена пошла завтрак готовить.

— А нам, понимаете, попался блиндаж, видно, генеральский, — улыбаясь, сказал другой рабочий. — Полы и потолки — дощатые, стены жженым кирпичом обложены, в три комнаты и двери филенчатые. Не квартира — целый дворец. Только вот окон не было да печи, так мы это сами приделали. Так что город наш теперь живет под землей, дорогой товарищ. Что поделаешь, ведь какая война была — думали, и не одолеем. Да, видно, Бог есть, коли он послал нам товарища Сталина, — он вздохнул, — не будь его, уж и не знаю, что было бы...

— Ничего, пока восстановим, поживем и под землей, — вступил третий. — Ведь вы на фронте — целых четыре года в окопах жили! А мы что, хуже вас что ли?!

— Давай, ребята, кончай курить, километр сегодня надо добрать.

Бригада дружно поднялась, застучали кирки... Пора было и мне. Я повернулся и зашагал к поезду.

ПОИСКИ КОРПУСА

В Ригу поезд прибыл ночью. Прокоротав время до утра на вокзале, рано утром я отправился к месту, где месяц назад оставил свой корпус. Увы! Его и след простыл.

По дорогам Курляндии на больших и малых скоростях, передвигались многочисленные подразделения, части, соединения — решительно все пришло в движение, казалось, вся Курляндия с ее лесами и болотами, с ее шоссейными и проселочными дорогами двинулась с места. Одни части, получив приказ на передислокацию, двигались к месту назначения, другие — к станциям железных дорог, грузились в поезда и с ходу направлялись на Дальний Восток, третьи перегруппировывались для приема капитулировавших немцев.

Интенсивное движение войсковых частей шло буквально во всех направлениях, и разыскать свою часть в этом великом перемещении казалось столь же невероятным, как найти иголку в стоге сена.

В поисках своего корпуса я метался по всей Курляндии. Безрезультатно. Где мой корпус, в каком направлении его искать — никто ничего определенного сказать мне не мог, корпус как в воду канул. Штаб Первой Ударной армии, в состав которой мы входили, также выехал в неизвестном направлении. Штаб фронта снялся еще раньше. Дивизий и частей, входивших в состав нашего корпуса, обнаружить не удалось.

И вдруг я встретил старшего сержанта Сахина Ивана Петровича из комендантской роты нашего корпуса. Ну, думаю, теперь, считай, я уже дома; значит, колесил я где-то неподалеку, просто не мог напасть. У меня как-то отлегло от сердца, и я вдруг почувствовал, что сильно проголодался. В бесплодных поисках я потерял не только надежду разыскивать своих, но даже аппетит.

— Так где же стоит теперь наш корпус? — спросил я сержанта, когда мы присели с ним на обочину дороги.

Он взглянул на меня с удивлением; кажется, даже испуганно и, будто заикаясь, тихо протянул:

— А я незна-а-ю. Я...

— То есть как это «не знаю»?! — строго спросил я Сахина, не дав договорить какую-то фразу, чувствуя в его ответе что-то неопределенное и, наверно, нехорошее.

— А я думал, что вы знаете где, и так обрадовался, аж кушать захотел, — неожиданно улыбнулся сержант.

У меня будто оборвалось внутри, я почувствовал, что не только не приблизился к цели, напротив — ушел от нее дальше, чем был вчера или сегодня утром. Мысли заспешили, запрыгали в поисках выхода, но положительного ответа не находилось. Опустив голову, я сидел и думал: «Что же делать — где, как искать корпус?» Сержант сидел рядом и тоже молчал, видно ожидая моего «гениального» решения.

— А где же ты был, что не знаешь, где находится наш корпус? — прервал я молчание.

— А я возвращаюсь с отпуска. Понимаете, мне во второй половине апреля дали отпуск, и я ездил домой, а теперь — вот уже третьи сутки, хожу и езжу повсюду и нигде его не найду. Куда ни обращусь — ничего не знают, все спешат, даже ответить толком не желают. Так замотался, товарищ майор, даже и кушать не кушал, да и не до того, когда не знаешь, что дальше, куда податься. Я так рад, товарищ майор, что вас встретил, будто нашел свой корпус. Мне кажется, товарищ майор, мы обязательно его найдем, ведь правда?