Стивен Крейн - Алый знак доблести

• Название: Алый знак доблести
• Автор: Стивен Крейн
• Издательство: Художественная литература. Москва
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00671-8

Настоящий том "Библиотеки литературы США" посвящен творчеству Стивена Крейна (1871-1900) и Фрэнка Норриса (1871 - 1902), писавших на рубеже XIX и XX веков. Проложив в американской прозе путь натурализму, они остались в истории литературы США крупнейшими представителями этого направления. Стивен Крейн представлен романом "Алый знак доблести" (1895), Фрэнк Норрис - романом "Спрут" (1901).

---

Войсковая колонна, расколотая рельефом местности на мелкие движущиеся частицы, спокойно шагала по лесам и полям. Окинув взглядом солдат, шедших неподалеку от него, юноша увидел почти на всех лицах выражение такой сосредоточенности, будто эти люди были заняты каким-то необыкновенно интересным исследованием. У нескольких человек вид был до того воинственный, точно они уже сражались с врагом. Иные ступали как по тонкому льду. Но в большинстве своем эти необстрелянные солдаты были тихи и погружены в себя. Им предстояло увидеть войну, этого алого зверя, этого раздувшегося от крови бога. Их мысли были поглощены целью похода.

Обнаружив это, юноша подавил уже готовый сорваться крик. Он понял, что пусть даже люди дрожат от страха, они все равно высмеют его предостережения. Начнут глумиться над ним, забрасывать чем попало. А если допустить, что опасность - плод его воображения, каким жалким ничтожеством будет он выглядеть после этих исступленных призывов.

Тогда он напустил на себя вид человека, который обречен в одиночестве нести ответственность за нечто, всем прочим неведомое. Он волочил ноги, трагически обращал глаза к небу.

Тут на него неожиданно налетел молоденький лейтенантик из их роты и начал изо всей силы колотить эфесом шпаги.

- Эй, ты, молодчик, не вылезай из рядов! Только попробуй дать деру! - кричал он громко и нестерпимо нагло.

Юноша сразу ускорил шаг. Он ненавидел лейтенанта - тот явно был неспособен оценить мыслящего человека. Вот уж поистине грубый скот.

Немного погодя бригада остановилась в озаренном словно храм лесу. Суетливые стрелки все еще палили. Сквозь боковые приделы леса видно было, как стелется дым от их выстрелов. Иногда он поднимался ввысь плотными белыми клубочками.

Во время остановки многие солдаты начали насыпать небольшие холмики перед собой. В дело шли камни, сучья, земля, все, что, по мнению людей, могло задержать пулю. Кто насыпал холмик повыше, кто довольствовался совсем низеньким.

Из-за этих насыпей возник спор. Одни считали, что в бою пристало вести себя как на дуэли: стоя во весь рост, служить мишенью врагу. Они, мол, презирают хитроумные предосторожности. Другие посмеивались в ответ и показывали на фланги, где «старички» рылись в земле, как терьеры. Вскоре вдоль фронта полка протянулась настоящая баррикада. И тут пришел приказ сниматься с места.

Юноша негодовал. Он немедля забыл о всех своих подозрениях во время марша.

- Зачем же они притащили нас сюда? - обратился он к долговязому.

Тот начал что-то объяснять, запутанно, однако все с той же спокойной верой, хотя и ему пришлось расстаться с маленьким бруствером из камешков и грязи, на который он потратил немало труда и терпения.

Всем хотелось укрыться от опасности, и на новой позиции возникла новая линия небольших укреплений. Полдничали они в третьем месте. Потом их увели и оттуда. Гоняли с места на место без всякой видимой цели.

Юноше вбили в голову, что во время боя человек совершенно меняется. В этой перемене он видел свое спасение. Именно поэтому ожидание было так мучительно. Его просто била лихорадка от нетерпения. Он считал, что генералы начисто лишены здравого смысла. И начал жаловаться на это долговязому.

- Не могу я больше терпеть все это,- кипятился он,- Ну, какого дьявола зря снашивать подметки?

Он хотел вернуться в лагерь - уж ему-то понятно, что все это обыкновенный синемундирный парад,- или же броситься в битву и увериться, что все его страхи вздорны и храбростью он сравнится с любым настоящим мужчиной. Неопределенность нынешнего положения окончательно вывела юношу из себя.

Долговязый, по-прежнему невозмутимый, оглядел галету с куском свинины и беспечно сунул ее в рот.

- Наверное, мы должны разведать местность, чтобы не подпустить их слишком близко, или обойти их с тыла, или еще что-нибудь в этом роде.

- Чушь! - крикнул горластый.

- Вот именно! - крикнул юноша, никак не успокаиваясь.- Я бы, кажется, на что угодно согласился, только бы не топать целый день без всякого смысла

то туда, то сюда!

- Я тоже согласился бы,- сказал горластый.- Все это никуда не годится. Если бы армией командовали люди с мозгами…

- Да заткнитесь вы оба! - заорал долговязый.- Ты сопливый болван. Дерьмовый дурачина от горшка два вершка. Без году неделя как напялил на себя этот

мундир, а берешься рассуждать…

- Я сюда воевать пришел, а не прогуливаться,- прервал его горластый.- Прогуливаться я мог бы и дома вокруг хлева, если бы пришла охота.

Долговязый, побагровев, сунул в рот еще одну галету с таким видом, словно, выведенный из себя, решил принять яд.

Он начал жевать, и постепенно его лицо обрело утраченное было выражение спокойствия и довольства. Не может человек злиться и ссориться, когда перед ним лежат галеты со свининой. Во время еды у долговязого был такой вид, точно он наслаждается созерцанием того, что попало к нему в желудок. Казалось, его дух общается с проглоченной пищей.

Ни новая обстановка, ни новые обстоятельства уже не нарушали хладнокровия долговязого, и при первой же возможности он сразу начинал подкрепляться запасами из вещевого мешка. На марше шагал как заправский охотник, не жалуясь ни на быстроту ходьбы, ни на длительность похода. И не ворчал на то, что трижды ему пришлось расставаться с маленькими укреплениями из камешков и грязи, хотя сооружал он их с таким тщанием, точно ставил памятник своей бабушке.

Во второй половине дня полк вернулся на то самое место, где останавливался утром. Ландшафт уже не казался юноше зловещим. Он привык к нему, сроднился с ним.

Однако, когда их повели на какое-то новое место, он опять с тревогой подумал о неосведомленности и тупости командиров, но стойко отмахнулся от этой мысли. Хватит с него его собственных проблем. И, совсем упав духом, подумал, что тупоумие не такое уж зло.

И еще он решил,- так ему, во всяком случае, казалось,- что наилучший для него исход - получить смертельную рану и разом покончить со всеми сомнениями. Поглядев краешком глаза на смерть и обнаружив в ней одно лишь умиротворение, он вдруг страшно удивился: как это можно приходить в такое смятение всего-навсего из-за того, что тебя убьют? Там, где он окажется после смерти, его по-настоящему оценят. Смешно рассчитывать, что люди вроде этого лейтенанта способны понять человека с возвышенными и утонченными чувствами. Понимание ему будет даровано лишь за гробом.

Треск одиночных выстрелов превратился в несмолкающий гул. С ним смешивались приглушенные далью ликующие вопли. Потом заговорили орудия.

Тотчас вслед за этим юноша увидел бегущих стрелков. Им вдогонку неслась ружейная пальба. Потом замелькали зловещие огненные вспышки. Над полем с медлительной наглостью, как призрачные наблюдатели, поползли клубы дыма. Гул все нарастал,- казалось, это, приближаясь, грохочет поезд.

Входишиие в бригаду соединения впереди и справа от них с оглушительным ревом бросились в атаку. Ощущение было такое, что они взорвались. А затем они залегли за какой-то длинной серой преградой - только вглядевшись в нее, можно было разобрать, что это вставший стеною пороховой дым.

Юноша смотрел на все как зачарованный, начисто забыв о твердом своем намерении принять мгновенную смерть. Рот у него приоткрылся, округлившиеся глаза жадно впились в картину сражения.

Неожиданно тяжелая, словно налитая скорбью рука опустилась ему на плечо. Очнувшись от самозабвенного созерцания, он обернулся и увидел горластого.

- Слушай, старик, это мой первый и последний бой,- с мрачной торжественностью сказал тот. В лице у него не было ни кровинки, девичьи губы дрожали.

- Ты что? - изумленно пробормотал юноша.

- Старик, это мой первый и последний бой,- повторил горластый.- Чует мое сердце…

- Что?

- Меня сразу же прихлопнут, и я хочу… хочу, чтобы ты отдал это… моим… родителям.- Он судорожно всхлипнул от жалости к себе. Затем протянул юноше пакетик в желтой обертке.

- Какого дьявола… - начал было юноша. Но горластый посмотрел на него потусторонним взглядом, махнул обмякшей рукой и отошел.

IV

Бригада остановилась на опушке рощи. Припав к земле между стволами, солдаты беспокойно держали под прицелом дальние поля. Они щурились, пытаясь разглядеть, что происходит за пеленой дыма.

Оттуда выбегали люди. Размахивая руками, то один, то другой выкрикивал новости.

Новички внимательно смотрели и слушали, неустанно работая языками и передавая соседям слухи о ходе боя. Они мусолили эти слухи, которые, как птицы, залетели к ним из неведомого края.

- Говорят, Перри отступил с огромными потерями.

- Да, Кэррот отправился в госпиталь. Заявил, что болен. Ротой «Г» теперь командует этот молодчага лейтенант. Ребята говорят, они все сбегут, если им опять