Гума Ла - И нитка втрое скрученная

• Название: И нитка втрое скрученная
• Автор: Гума Ла
• Жанр: Проза

---

В хижине детям казалось, что матери нет уже очень давно. Обещанные сладости дразнили их, и они беспокойно и нетерпеливо ерзали. Клонки, маленький мальчик, предложил соорудить из покрывала, лежавшего на диванчике, палатку - пусть будет, будто они разбили лагерь. Но Грейси сказала, что это нельзя, потому что мать рассердится и не даст леденцов.

- Тогда дай мне кусок хлеба, - захныкал Клонки.

- Нечего, - сердито ответила сестра. - Только и знаешь, что есть, есть и есть.

- Я скажу маме, что ты не дала мне хлеба, - хныкал мальчик.

- Ну, ладно, ладно, - сказала девочка, скорчив гримасу и показав брату язык. Она подошла к столу, где лежала начатая буханка возле таза с посудой и примуса. Примус рычал, завывал и захлебывался, как неисправный мотор. Девочка взяла нож и начала резать хлеб. Стол закачался на неровном земляном полу. От этого вылетела спичечная коробка, и примус, потеряв устойчивость, со звоном перевернулся. Затем раздался взрыв.

Старый, колченогий, неисправный примус, опасный, как мина, бухнул, как надутый пустой пакет, взорвался шрапнелью, разметал во все стороны горячие куски меди и железа. Горящий керосин плеснул прямо в лицо девочки, он зажег на ней платье и переметнулся на волосы. Языки пламени, как бурные потоки воды, побежали через стол и набросились на сухую бумагу и фанеру стен. Стены с треском ожили. Ребенок рванулся, закричал, слепо налетел на занавеску, протянутую через всю комнату. Занавеска вспыхнула, и девочка потянула ее на себя, зацепив висевшую на гвозде лампу. Керосин разлился повсюду, обдал мальчика, который с плачем ковылял на одной ноге к порогу, и охватил его, отчаянно колотящегося в дверь, танцующими рыжими языками.

Дети кричали, метались, пока огонь и дым не задушили их; огонь ревел, и ворчал, и рычал на внутреннюю обивку комнаты, на жалкую мебель, диванчик, матрацы, набитые волосом кокосовых пальм, одеяла, кровати, на все. Выгоревшая хижина закачалась и покосилась как пьяная; а огонь уже бушевал на деревянных подпорках.

Пламя, сначала красное, затем желтое, затем раскалившееся добела, быстро сожрало все внутри, и обитые жестью стены застучали и застонали, как в предсмертной агонии, горячие листы дымились, а дерево вспыхивало фейерверком искр.

На улице творилось бог знает что. Мужчины и женщины, крича, визжа, бросались к огню, скользили, падали в лужи. Они слышали детские крики, но эти леденящие душу звуки быстро смолкли. А жар и пламя, рыча, отбрасывали всех прочь. Никто не решался приблизиться к погребальному костру. Мужчины и женщины в ужасе метались вокруг, хватались друг за друга, рвали на себе волосы. Но вот затрещали и рухнули останки хижины, рухнули с таким шумом, будто тысячи журавлей разом взмыли в небо, и зашипели, как пускающий пары паровоз, когда горящие куски дерева упали в мокрую глину. А сверху, глумясь, взирало небо.

Сквозь все эти крики и треск пожара прорвался еще один звук. Сначала это был какой-то вой, но постепенно он перешел в душераздирающее, захлебывающееся причитание, рисуя жуткую звуковую картину, быть может, какого-то зловещего погребального ритуала первобытного племени. Крик взмыл на немыслимые верха - не просто визг или вопль, а звук невыразимой печали, голос горя, которое больше горя, отчаяния, которого не высказать и не понять. Это была Фрида.

Несколько человек держали ее, а она, вырываясь, смотрела безумными глазами на дымящиеся руины и рвала на себе волосы, а крик несся из ее широко открытого рта.

- Фрида! Фрида! Фрида! Нет! Нет! Нет! - кричал Чарли, держа ее за руку, и все кругом что-то твердили, кричали, шумели.

И тогда Чарли, вспомнив, как обращаются во время обстрела с мужчинами в истерике, отпустил ее руку и, отступив на шаг, вдруг ударил ее по щеке.

Фрида безвольно повисла у кого-то на руках, а Чарли тихо сказал:

- Я заберу ее к нам. Больше ей теперь, я думаю, некуда.

27

Гараж Мостерта на повороте главного шоссе, идущего на север, был, как нищий у дороги, который стоит и ждет, чтобы кто-нибудь бросил монету к нему в кружку.

Он в стороне от всех, как прокаженный, - его грязные облупленные стены сами, казалось, шелушатся от неизлечимой болезни. А Джордж Мостерт из своей будки смотрел сквозь захватанные, как облаками затянутые, стекла и провожал глазами проносящиеся по шоссе машины. Скучающий, опустошенный мозг его отмечал все - каждую марку, каждую модель, словно разносил по карточкам какого-то ненужного каталога: вон пошел "даймонд-Т", а это "форд", старая модель, тридцать девятого года, а это "додж".

Вот пророкотал огромный грузовик, хрипло сигналя на повороте, в спешке раздраженно оттесняя с дороги встречные автомобили. Спустя некоторое время промчался маленький спортивный автомобиль, и перед Мостертом мелькнули развевающиеся на ветру рыжие волосы и раскрытый от испуга и смеха рот и довольная улыбка сидящего за рулем.

Затем, к своему удивлению, он увидел красивый, низкий и длинный "седан", который, затормозив, подруливал к заправочным колонкам. Мостерт вышел и заковылял по скользкому асфальту под навесом, а внутри него, словно выкрученный фитиль, разгоралась радость.

Из автомобиля выскочил мужчина и пошел навстречу Мостерту. На переднем сиденье осталась женщина, она рассеянно глядела перед собой. Лицо у нее было пухлое, красивое, искусственно моложавое, оно все светилось здоровьем и самодовольством, бледно-розовое и гладкое - кровь со сливками. Накрашенный рот был чуть приоткрыт.

- Добрый день, - сказал Джордж Мостерт мужчине.

- Привет, - ответил тот. Он был низенький и толстый, жировые наслоения ровно покрывали все его тело, поэтому первоначальные очертания фигуры были скрыты мягкими округлостями. У него были редкие седеющие волосы и лоснящееся розовое лицо. И еще на нем было красивое пальто. - Давай, заливай полный бак, - сказал он и улыбнулся Мостерту. - Высший сорт. - Во всем его облике сквозила снисходительность - он делал величайшее одолжение. Он оглядывал ветхое здание, кучу старых покрышек, разорванные рекламы, скособочившийся вентилятор, медленно вращающийся над пыльными бутылками со смазочным маслом.

- Дела не очень-то хороши, а? - заметил он, протягивая Мостерту ключ от бака. Рука у него была пухлая и гладкая, бледно-розовая и покрытая нежным пушком, точно персик.

Джордж Мостерт взял шланг. Слова мужчины были ему неприятны, всякое удовольствие пропало.

- Угу, - едва слышно буркнул он, открывая сверкающую крышку бака. Сзади в машине был сложен багаж. Джордж Мостерт вставил шланг в отверстие бензобака и стал следить за движением стрелки насоса.

- Удачно, что я наткнулся на тебя, - сказал мужчина. - Уезжал в спешке и забыл заправиться. Жена получила чертову телеграмму, что ее старуха померла, и она решила, что ей необходимо присутствовать на этих чертовых похоронах. - Он говорил тихо, чтобы женщина в машине не услышала. Он снисходительно подмигнул Джорджу: - Чертова теща.

Джордж Мостерт на секунду оскалил зубы под лохматыми усами - мгновенная гримаса, точно мелькнувшее на экране изображение. С оттенком гордости он сказал:

- От этой напасти я избавлен.

- Ха-ха, - засмеялся мужчина. - Ты здесь совсем один? - Он снова вопросительно огляделся.

- Да.

- Слушай, проверь-ка заодно и покрышки.

- Сей момент, сэр.

Мужчина обошел сверкающий хромировкой автомобиль и посмотрел через дорогу. На той стороне, за кустарником, виднелись крыши лачуг, похожие на серые и коричневые камни, разбросанные по берегу моря. Над ними в сероватом небе поднималось облако дыма.

- Что это? - спросил он у Джорджа Мостерта.

Женщина повернулась и нетерпеливо сказала:

- Гарольд, долго мы еще будем стоять здесь? Надо ехать.

- Сию минуту, дорогая, - ответил толстяк и улыбнулся ей.

- Там? - спросил Джордж Мостерт, обходя машину с манометром в руке. Всего лишь трущобы.

- Вот, наверное, где грязища-то адова! Непонятно, почему власти не снесут все к чертям собачьим. Сплошной рассадник заразы и всякой дряни. - Он смотрел на локацию. - Спросили бы меня, я бы немедленно снес и выселил бы их к дьяволу, - он мотнул головой, и волосы его, словно солома, развалились в беспорядке. - За что только мы, бедняги, налоги платим.

- Проверил, шины в порядке, - сказал Джордж Мостерт. - Тем, кто живет там, во время дождя особенно достается.

Человек посмотрел на счетчик бензоколонки, вытащил кошелек, набитый деньгами, и отсчитал сколько надо.

- Могу себе представить, как эти бедняги там живут. - Видно было, что он считал себя в таких делах, как нищета, тонким знатоком. - Вот, пожалуйста, - он положил на грязную, с поломанными ногтями руку Мостерта несколько бумажек, добавил до нужной суммы мелочи. Затем, подумав, добавил еще полкроны. - В расчете.

- Тысяча благодарностей, сэр, - сказал Джордж Мостерт.

Мужчина махнул ему рукой и направился к своему месту. Под красиво сшитым пальто колыхался округлый, как у женщины, зад. Мотор кашлянул и мерно, гортанно зарокотал сытым тигром. Джордж Мостерт смотрел вслед удаляющемуся автомобилю.