Владимир Ковтонюк - Разъезд Тюра-Там

• Название: Разъезд Тюра-Там
• Автор: Владимир Ковтонюк
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-901049-85-3

После окончания в 1962 году Московского авиационного института Владимир Александрович Ковтонюк некоторое время работал на лётных испытаниях межконтинентальных баллистических ракет.

О жизни испытателей в непростых условиях, о том, как усилия каждого из них, складываясь воедино, укрепляли государственную позицию на международной арене.

О том, каким невероятным образом испытания ракет оказались вдруг связанными с гибелью советского вертолета во Франции, о любви, о розыгрышах и курьезах, о счастливых случайностях и драмах рассказывается в этой книге.

Автор не претендует на документальное изложение событий, поэтому совпадения с реальными событиями и людьми случайны.

---

Вертолёт, заходя на посадку, вновь сделал круг. Летчики очень ценили каждый метр в секунду скорости встречного ветра, стараясь как можно точнее выставить посадочный курс. И действительно, если задуматься, при скорости ветра пять метров в секунду посадочная скорость относительно земли уменьшается на пятнадцать километров в час. А это очень существенно при посадке в пустыне.

Поэтому пилоты вертолётов, которым приходится работать в глухих местах без соответствующего наземного обеспечения, прибегают к очень простому способу определения правильности ориентировки вертолёта при посадке на ветер — на лобовое остекление машины наклеивается ниточка длиною сантиметров пятнадцать. Её называют колдунчиком. Если вертолёт неправильно сориентирован на ветер, то пилот, выдерживая направление на место посадки, интуитивно парирует несущим винтом снос вертолёта ветром. В таких случаях колдунчик будет отклоняться воздушным потоком от несущего винта в ту или иную сторону. Лётчику достаточно и беглого взгляда на колдунчик, чтобы нажатием на левую или правую педаль довернуть машину на ветер.

Юрченко наблюдал в боковое окно, как сближаются тень вертолёта и земля, плывущая ей навстречу Вот уже сказывается влияние несущего винта — несколько впереди вертолёта видна граница, за которой песок начинает подниматься в воздух, чтобы позади машины заклубиться непроглядным смерчем. Земля ближе и ближе, вот-вот наступит момент, когда перед самым касанием песок на мгновенье завихрится, закроет иллюминаторы рыжим колючим облаком, и тут же начнет оседать, постепенно проясняя окрестности. Это опытный летчик, взяв ручку управления «на себя», осадит вертолёт, будто бегущую лошадь, и, тут же, движением рукоятки шаг-газа вниз, уберёт подъемную силу несущего винта и переведет мотор на малые обороты.

А делалось так из-за двух передних стоек шасси, оснащенных колёсами малого диаметра, сразу же зарывавшихся в песок при посадке «по-самолётному».

Для испытателей, часто и много летавших на поиски аварийных ракет, это стало привычным и ординарным.

Но теперь, когда расстояние между тенью от передних стоек вертолёта с колесами малого диаметра и землёй оставалось несколько сантиметров, вертолёт внезапно кинуло вверх левым бортом, у которого сидел Юрченко. В иллюминаторах мелькнуло белесое от зноя небо, раздался немыслимо сильный сухой треск ударов о землю и ломающихся частей машины, и все стихло. Исчез даже привычный рокот мотора, оживлявший безмолвный ландшафт пустыни.

Все, кто находился в грузовой кабине, в панике кинулись к боковой двери, через которую они обычно загружались в вертолёт. Но её заклинило, и она никак не хотела открываться.

— Сейчас взорвётся! — крикнул кто-то, и все, обезумев, в отчаянии стали кричать нечто несвязное, от матерщины до мольбы.

Потом в этой какофонии звуков возник, будто ниоткуда, чей то голос, наполненный хоть каким-то смыслом, всё более слышимый ими по мере того, как они успокаивались. Этот голос принадлежал лётчику. Он доносился откуда-то сзади. Они оглянулись и увидели, что задняя стенка кабины выломана вместе со створками грузовых дверей, и на её месте зияет дыра в размер диаметра фюзеляжа.

Они сидели в узкой полуденной полоске тени от разбитого корпуса машины. Песок вокруг был изрыт разрушавшимися лопастями винта, хвостовой балкой и фюзеляжем, крутившимся в реактивном моменте. Песок, извлечённый из глубины, был несколько другого цвета, чем на поверхности, и поэтому казалось, будто он влажный и долго не может высохнуть.

Было разбито всё, в том числе, радиостанция. На радость лётчикам уцелел «бычий глаз» — компас с картушкой, плавающей в специальной жидкости, по которому можно было хотя бы приблизительно определить направление на метеостанцию, карта и ракетница. Испытателям же на радость или на горе осталась слегка помятая канистра со спиртом, по установившейся традиции непременный атрибут оснащения поисковой группы.

На радость потому, что хотя официально спирт и был необходим для промывки найденных фрагментов ракеты, но, на самом деле, несмотря на страшную жару, он чаще всего использовался приемом внутрь для поддержания высокого тонуса работоспособности участников экспедиции, а так же для укрепления «дружеских связей» с местным казахским населением. Причём, эти «дружеские связи» имели значительное материальное наполнение в виде вкуснейших шашлыков и бешбармаков.

А на горе потому, что сейчас канистру предстояло тащить по пустыне людям, которые от ушибов и порезов осколками едва могли двигаться. А в канистре плещется спирт, и это напоминает пытку, потому что так похоже на плеск воды.

А воды у них нет. Они рассчитывали всего через час после вылета быть на метеостанции, а там вода из артскважины. Но то, что на вертолёте можно было сделать за час, им теперь предстояло выполнить хотя бы к вечеру следующего дня.

Александр, командир вертолета, отметил на карте место, где они находились, и, учитывая магнитное склонение для данной местности, делал самый настоящий штурманский расчёт.

— Саш, скажи, что вдруг произошло? Почему мы гребанулись? — спросил Юрченко.

— Скорей всего, разрушился подшипник заднего винта, вот нас и крутануло, — Александр на мгновенье отвлекся от расчётов. — Хорошо, что в нашем безнадёжном положении при передвижении пешком можно не учитывать скорость и направление ветра. И хотя нас не «сдует» с курса, точный выход на метеостанцию будет считаться большой удачей.

И, помолчав, добавил:

— А ведь у нас, братцы, теперь ещё один, общий для всех, день рождения. Слава Богу, что все мы можем двигаться самостоятельно. До станции, судя по карте, двадцать восемь километров.

Пусть каждый в силу своего воображения попытается представить, как эти люди добирались до метеостанции под среднеазиатским солнцем, нагревавшем песок под их ногами до семидесяти градусов. Скажу только, что мучение от жажды многократно усиливалось влажным бульканьем спирта в канистре, отполированной с обеих сторон песком до блеска, почти до дыр, потому что они, связав два поясных ремня, волокли её по очереди.

На метеостанции они смогли попить воды, хоть и противной на вкус, но такой желанной, помыться, стерилизовать раны спиртом, сделать перевязку, связаться с аэродромом, на котором, кстати, даже не переполошились по поводу того, что они так долго не выходили на связь, но пообещали доложить начальству и прислать за ними другой вертолет.

Жизнь налаживалась, и, успокоив себя умеренным количеством спирта, они завалились спать и спали до тех пор, пока их не разбудил рокот мотора вертолёта, прилетевшего за ними.

— Это вам, — Харитонов отдал оставшийся спирт вместе с канистрой метеорологу. — Мало ли, вдруг понадобится что-нибудь протереть, или в медицинских целях.

Они заняли места в прилетевшем вертолёте. Приунывший Александр, командир разбившейся машины, произнёс:

— Впервые лечу в качестве груза. Спишут меня теперь, наверное. Так уж повелось, что лётчики виноваты во всех авариях.

— Ну не скажи! Это если бы мы, не дай Бог, гробанулись, тогда точно, всех собак на тебя бы повесили. А так, поработает комиссия, и тебя еще к ордену представят, за то, что ты нас вывел с того света, — заспорил с ним Харитонов.

Вертолёт стал взлетать. Лётчик, как и полагается по инструкции, подвесил его на высоте метров десять и только хотел, наклонив нос, перейти в набор высоты, как Юрченко, сидевший у левого борта увидел через иллюминатор, расположенный на противоположном борту, выбежавшего из домика метеоролога.

— Мужик что-то сообщить хочет! — крикнул Юрченко Александру, указывая рукою.

Александр бегло взглянул в иллюминатор, тут же дернулся к кабине пилотов и вертолёт прервал взлет.

Метеоролог бежал в направлении вертолёта, размахивая поднятой вверх рукой с зажатой в ней бумажкой. Его рот был открыт, видимо, он кричал, пытаясь остановить вертолёт.

— Наверное, радиограмма, — решили все, наблюдая за метеорологом.

Человек, месяцами находившийся в одиночестве, один на один с пустыней, чудом не одичавший до того, как неожиданно оказался в обществе людей, делающих дело государственной важности, и эти люди улетают как раз в тот момент, когда он принимает радиограмму на их имя.

Он бежал, движимый чувством ответственности, со стороны правого борта, чтобы вручить радиограмму командиру вертолёта, сидевшему по левому борту. А командир в это время выполнял посадку на забетонированную площадку «по-вертолётному», и вертолёт, опустив хвост, приближался к земле.

— Куда он! — рванулся Александр, будто хотел удержать метеоролога, и тут же со стороны хвоста раздался звук, похожий на тот, что бывает, если по штакетнику резко провести палкой.

Теперь, уже со стороны левого борта из-под вертолёта выбежал человек, у которого вместо головы было кровавое месиво, но его тело продолжало двигаться, выполняя установки, выданные не существующим теперь мозгом.