Жан Лафонтен - Басни

• Название: Басни
• Автор: Жан Лафонтен
• Жанр: Прочая детская литература

---

Из сада выехать удобней на конях.

Твердит Садовник: "Что ж, господская забава!"

Но кони, гончие и дерзких слуг орава

Наделали таких непоправимых бед,

Каких не причинить всем зайцам во сто лет.

Вы, мелкие князья, решайте ваши споры,

Не обращаясь к сильным королям.

Зачем их в ваши вмешивать раздоры

И допускать их к вашим городам?

В. Мазуркевич.

Заимствована у Эзопа.

65. Осел и Собака

(L'Ane et le petit Chien)

Зачем насиловать природу:

Себя нельзя переменить,

И неуклюжему уроду

Едва ль возможно ловким быть.

Однако редко тот, кого судьба ласкает,

Врожденный свой талант умело применяет.

Пускай не служит вам образчиком Осел,

Который, ради полученья

Хозяйского расположенья,

К хозяину ласкаться подошел.

Он про себя раздумывал: "Ужели

Собачку ждет и ласка, и хвала

За то лишь, что она с хозяйкою мила?

Меня же, бедного Осла,

Побои только ждут; обидно, в самом деле.

А в сущности, что делает она?

Лишь лапку подает - вот весь талант Собачки.

За что ей сыплются хозяйская подачки.

Работа эта, право, не трудна,

И если только в этом дело,

Его я выполню умело".

Проникнутый намереньем таким,

Осел к хозяину подходит неуклюже,

Копытом стоптанным своим

Его ласкает, и к тому же

Еще ревет, да как! Мелодией такой

Он скрасить, знать, хотел поступок дерзкий свой.

- Ого! вот нежности! Эй, палку мне скорее!

Хозяин закричал. - Запел ты невпопад!

Пришлось запеть Ослу совсем на новый лад

И положить конец своей плохой затее.

В. Мазуркевич.

Заимствована у Эзопа.

66. Война Крыс и Ласок

(Le Combat des Rats et des Belettes)

Не менее Котов самих

И Ласок храбрая порода

Врагом крысиного народа

Всегда была, и между них

Наверно бы опустошений

Она наделала больших,

Когда бы двери их владений

Так узки не были везде,

Что помогало им в беде.

В одну несчастную годину

Обилен был крысиный род,

И на врага в тот самый год

Свою громадную дружину

Повел крысиный царь Крысяк.

Но не дались враги впросак:

Взвились знамена боевые,

И Ласки двинулись в поход;

Кипели схватки роковые,

Но был неведом их исход;

Тускнели всюду луговины

От крови доблестной дружины.

Крысиный род, в конце концов,

Лишившись множества бойцов,

Понес повсюду пораженье.

Напрасно грозный Крохобор,

И Хлебный Тать, и Кусобор

Врагов своих в пылу сраженья

Пытались выдержать напор;

Смятение царило в стане,

Бежали в страхе с поля брани

И командиры, и бойцы,

Князья же все легли на месте.

Спасались в норы беглецы,

Забыв о долге и о чести.

Вся эта мелкая орда

Простых людишек без труда

Пролезла в узенькие норы,

Но в них застряли господа:

Из перьев пышные уборы,

Носимые на страх врагам,

Размеры шлемов их и касок

Их сделали добычей Ласок:

Не встретилось отверстья там,

Достаточно широкой щели,

Куда б они пройти успели,

И Крыс значительных тела,

Подобно листьям, без числа,

Усеяли собою поле.

Помехой служит поневоле

Чрезмерно пышный наш убор

И причиняет замедленье.

Вся мелкота с давнишних пор

Привыкла ждать себе спасенья,

В нору юркнув без затрудненья;

А те, которые крупней,

Застрянут в ней.

О. Чюмина.

Из Федра. Басня эта создавалась под несомненным влиянием героическо-комической поэмы "Война Крыс и Лягушек", которая приписывалась Гомеру и которая послужила образцом Жуковскому в его "Войне Мышей и Лягушек"; имена Крохобор и Кусобор суть переводы греческих из этой поэмы.

67. Обезьяна и Дельфин

(Le Singe et le Dauphin)

У греков было в старину обыкновенье

Брать в плаванье с собой собак и обезьян.

Однажды на пути из отдаленных стран

Корабль их потерпел, в виду Афин, крушенье.

Никто б не спасся из морской,

Разверзшейся для них пучины,

Когда б не помогли чудесно им Дельфины,

Которыми любим наш род людской,

Коль верить Плинию. Благодаря Дельфину,

Который сходством был введен в обман,

Чуть даже не спаслась одна из обезьян,

Взобравшись с важностью к нему на спину,

Как будто бы была она

Певцом прославленным в былые времена.

Готовясь высадить спасенную, случайно

Ей задает вопрос Дельфин.

"Вы из прославленных Афин?"

"О, да! Я там известна чрезвычайно,

Ответила она. - Двоюродный мой брат,

Назначенный в том городе судьею,

Вам услужить во всем, конечно, будет рад.

Все лучшие места семьею

Там нашей заняты". - Ответил сын морей:

"Благодарю! Прошу я дозволенья

Спросить вас: часто, без сомненья,

Вы посещеньями счастливите Пирей?"

"О, каждый день! Мы другом дома

Его считаем с давних пор;

С ним близко вся семья знакома".

Так заключило разговор

Болтливое и вздорное созданье,

Обезьяна и Дельфин

Приняв за имя - гавани названье.

Есть люди - счет теряю им:

Невежды круглые во всем, но без умолку

Повсюду обо всем трещащие без толку;

Они и Вожирар готовы счесть за Рим.

Дельфин взглянул, смеясь, на Обезьяну

И, убедясь тотчас,

Что он, поддавшися обману,

Животное, не человека спас,

Швырнул ее обратно в море,

А сам поплыл немедля прочь,

Чтоб людям в бедствии и горе

Помочь.

О. Чюмина.

Басня принадлежит Эзопу и встречается в сборнике Фаерна (см. прим. к басне 24). Плиний рассказывает, что Арион, которому во время морского переезда матросы угрожали смертью, бросился в море, и дельфин, привлеченный его пением, взял его на свою спину и приплыл с ним к берегу. Упоминаемый в басне Лафонтеном Вожирар - деревня близ Парижа. Отдаленно перевел эту басню Сумароков под заглавием "Дельфин и Невежа-хвастун".

68. Язычник и деревянный Идол

(L'Homme et l'Idole de bois)

Для дома своего завел язычник бога,

Простого Идола, и - как бывало встарь

Воздвиг ему алтарь,

Обеты произнес и соблюдал их строго.

В покорном ожидании чудес

Бедняк из кожи лез,

Стараясь угодить бесчувственному богу.

Своим молитвам на подмогу

Он не жалел даров, обильно жертвы жег,

Но глух и нем к мольбам был деревянный бог.

Язычник не видал ни в чем его участья;

Везде убытки нес, везде терпел обман,

Ни в жизни, ни в игре не испытал он счастья,

И с каждым днем тощал его карман.

Но богу своему моляся, как и прежде,

Он жертвы не жалел, на чудеса в надежде.

Шли месяцы, года. Язычник изнемог.

Напрасно богу он в отчаяньи молился,

Все так же глух и нем был деревянный бог.

В конце концов, язычник обозлился

И бога своего, как старый черепок,

Разбил в куски... Вот, развалился бог!

Пустой на вид,

Он оказался золотом набит.

Язычник стал корить поверженного бога:

"Когда я угодить из всех старался сил,

Ты только мне вредил.

Иди же прочь от моего порога!..

Ни жертвы, ни мольбы, а крепкое дубье

Растрогать лишь могло бесчувствие твое!..

Похож ты на пустых, чванливых дураков,

Что платят грубостью за всякое вниманье.

Как и тебе, без дальних слов,

Нужна им палка в назиданье".

А. Зарин.

Заимствована у Эзопа.

69. Ворона (в павлиньих перьях)

(Le Geai pare des plumes du Paon)

Когда не хочешь быть смешон,

Держися звания, в котором ты рожден.

Простолюдин со знатью не роднися;

И если карлой сотворен,

То в великаны не тянися,

А помни свой ты чаще рост.

Утыкавши себе павлиным перьем хвост,

Ворона с Павами пошла гулять спесиво

И думает, что на нее

Родня и прежние приятели ее

Все заглядятся, как на диво;

Что Павам всем она сестра

И что пришла ее пора

Быть украшением Юнонина двора.

Какой же вышел плод ее высокомерья?

Что Павами она ощипана кругом,

И что, бежав от них, едва не кувырком,

Не говоря уж о чужом,

На ней и своего осталось мало перья.

Она было назад к своим; но те совсем

Заклеванной Вороны не узнали,

Ворону вдосталь ощипали,

И кончились ее затеи тем,

Что от Ворон она отстала,

А к Павам не пристала.

Я эту басенку вам былью поясню.

Матрене, дочери купецкой, мысль припала,

Чтоб в знатную войти родню.

Приданого за ней полмиллиона.

Вот выдали Матрену за барона.

Что ж вышло? Новая родня ей колет глаз

Попреком, что она мещанкой родилась,

А старая за то, что к знатным приплелась:

И сделалась моя Матрена

Ни Пава, ни Ворона.

И. Крылов.

Содержание басни у Эзопа, Федра и Горация. Кроме Крылова, на русский язык басню переделали Сумароков ("Коршун в павлиньих перьях") и Тредьяковский ("Ворона, чванящаяся чужими перьями").

70. Верблюд и плывущие Поленья

(Le Chameau et les Batons flottants).

Кто первый увидал Верблюда,

Тот прочь бежал при виде чуда;