Дональд Бартельми - Шестьдесят рассказов

• Название: Шестьдесят рассказов
• Автор: Дональд Бартельми
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-89091-136-8

Дональд Бартельми (1931-1989) - один из крупнейших (наряду с Пинчоном, Бартом и Данливи) представителей американской "школы черного юмора". Непревзойденный мастер короткой формы, Бартельми по-новому смотрит на процесс творчества, опровергая многие традиционные представления. Для этого, одного из итоговых сборников, самим автором в 1982 г. отобраны лучшие, на его взгляд, произведения за 20 лет.

---

Тут такая штука. Мне больно это признавать, но Констанца малость туповата. Констанца не настолько тупа, как одна моя прежняя знакомая, пребывавшая в полной уверенности, что Знак Зорро это буква N, но все же она далека от совершенства. Скажешь ей, что барабаны джунглей принесли весть о появлении в кровати Вилли Джейка Джонсона вакансии, и ее взгляд на мгновение скользнет в сторону, знак, что она думает. Она не консервативна. Я вроде как художник и все же - консервативен. Мое искусство - искусство возможного плюс два процента. В то время как она провела уже многие годы в роли талантливой и элегантной тусовщицы, поклонницы кантри- музыки. Она знает вещи, которых я не знаю. Рафинад идет сейчас по 1900 долларов за унцию, это мне кто-то сказал, она его пробовала, а я - нет. Мелочь, а как-то обидно. Она тупа в том, что она знает, - надеюсь, вы меня понимаете.

Хор:

О, Констанца, о, Констанца, Что забыла ты в этом се-ра-ле? Я сплю на бумажных полотенцах, Сплю на бумажных полотенцах И пью «Си-энд-Ски» С того дня, как лишился тебя.

В действительности паша - оптовый торговец автомобилями «плимут». Он обладает той таинственной властью над людьми и событиями, которая зовется десять миллионов в год чистыми. Единственное, пожалуй, что нас объединяет, это стальные артишоки в количестве четырех штук, купленные им у меня прямо в мастерской, где он и увидел Констанцу. Артишок прекрасная форма, разве что слишком спокойная, я чуть загрубляю свои творения, в том-то и интерес. Я даже не возражаю против этого проклятого «плимута» как формы, но торговцев я не переношу. Чем бы они ни торговали. Я знаю, что это - мелочное, капризное, идиотское предубеждение, но они ничего лучшего не заслужили. Во всяком случае, Паша, как мы будем его впредь называть, заметил, что Констанца - существо прекрасное, почти неправдоподобно прекрасное, с черными как смоль волосами. И он задурил ей, как говорится, голову. Он пришел к самым остаткам бифштекса из тонкого края и использовал это обстоятельство. Под печенье с шоколадной крошкой я не мог с ним соперничать (честность вынуждает меня признать, что он вполне благообразен - для паши - и блистает в целом ряде дорогих видов спорта). Он поселил Констанцу в батлеровском доме - в насмешку надо мной, а также потому, что она не настолько уж тупа, она скорее сдохнет, чем расположится в роскошных апартаментах в Ривер Оукс или еще где в подобном месте. У нее твердая система ценностей. Все эти рассуждения призваны объяснить вам, что она находится в утонченных отношениях с реальностью.

Я не могу этого понять. Она же такая потрясающая. Когда мы встречаемся с друзьями, она никогда не забывает потанцевать с четырехлетней дочкой Билли Грея, страстно обожающей танцы. Она заставила меня прочитать «Войну и мир» - книгу, ошеломившую меня в первый момент своей кошмарной толщиной. Она ежегодно продлевает мою подписку на «Тексас Обсервер». Она регулярно делает пожертвования на «Единый Путь»

[75] и пару раз попробовала, что такое слезоточивый газ, выражая на улицах больших городов свое отношение к недавней войне. Она добра и терпима к торговцам крысиной отравой. Она не боится темноты. Она ухаживала за мной в тот раз, когда у меня случился небольшой нервный срыв. Вот такая она великолепная. Однажды я был свидетелем, как она врезала в супермаркете мужику, который лупил своего ребенка (что является его законным правом) с несколько излишним энтузиазмом. Меня по-настоящему пугает мысль, чго настоящая ее сущность может оказаться настоящей.

Короче, я открыл дверь. Доберман бросился на меня, яростно рыча и в общем выказывая то поведение, какого, как ему казалось, я от него ожидал. Я кинул псу пятидесятифунтовую свиную отбивную из армированного бетона, каковая уложила его без сознания. Я заговорил с Констанцей. Прежде мы бродили с ней по улицам, стукаясь бедрами в радости и восторге, на глазах у Бога и людей. Мне хотелось снова испытать это чувство, снова парить над землей. Ничего не вышло. Однако, как говорят архитекторы, нет смысла плакать над разлитым бетоном. Она несомненно двинется дальше и дальше, объедет весь мир, Нью-Йорк и Чикаго, и Темпл, штат Техас, изменяя к лучшему все вокруг себя, на короткое время. Мы отважились. И это неплохо.

Хор:

О, Констанца, о, Констанца,
Что забыла ты в этом се-ра-ле?
Как я по тебе тоскую,
Как я по тебе тоскую.

НА СТУПЕНЯХ КОНСЕРВАТОРИИ

- Брось, Хильда, не дергайся. Г» - Но, Мэ гги, это же такой удар.

- Относись к этому спокойнее, не надо так убиваться.

- Раньше я думала, что они примут меня в Консерваторию. Но теперь я знаю, что они никогда не примут меня в Консерваторию.

- Да, они не принимают в Консерваторию кого попало. Они никогда не примут тебя в Консерваторию.

- Они никогда не примут меня в Консерваторию, теперь я это знаю.

- Боюсь, ты не очень подходишь для Консерватории. В том-то все и дело.

- Вы незначительны, так они мне сказали, поймите это, вы незначительны, ну а что такого значительного в тебе? Что?

- Брось, Хильда, не дергайся.

- Но, Мэгги, это же такой удар.

- Когда ты намерена пресуществить себя, пресуще- ствить себя в хлеб или рыбу?

- В Консерватории обучают христианской символике, а также символике мусульманской и символике Общественной Безопасности.

- Красный, желтый и зеленый круги.

- Когда мне сказали, я взялась за оглобли своей двуколки и тяжело потрусила прочь.

- Тяжелые, черные, кованые двери Консерватории закрыты для тебя навсегда.

- Тяжело потрусила в направлении своего дома. Мой маленький, убогий домишко.

- Брось, Хильда, не дергайся.

- Да, я все еще пытаюсь попасть в Консерваторию, хотя и понимаю, что теперь шансов у меня меньше, чем когда-либо.

- Они не не хотят видеть в стенах Консерватории беременных женщин.

- Я им не сказала, я солгала на этот счет.

- Разве они тебя на этот счет не спросили?

- Нет, они забыли спросить, и я им не сказала,

- Тогда вряд ли это стало причиной того, что…

- Я чувствовала, что они знают.

- Консерватория враждебна к новым идеям, новых идей там не любят.

- И все же, Мэгги, это был удар. Мне пришлось вернуться домой.

- Где, несмотря на постоянное общение с наиболее выдающимися художниками и интеллектуалами твоего времени, тобой все больше овладевают тоска и уныние.

- Да, он меня потряс.

- Любовник?

- И это тоже, но я о другом. Адвокат. Он сказал, что не может поступить меня в Консерваторию по причине моей незначительности.

- Гонорар был?

- Гонорар бывает всегда. Фунты, фунты и фунты.

- Я стояла на внутренней террасе Консерватории и смотрела на каменные плиты, обагренные кровью многих консерваторских поколений. Стоя там, я размышляла: нет, Хильду никогда не примут в Консерваторию.

- Я читала Консерваторский Циркуляр и не находила в списке своей фамилии.

- Ты поддерживаешь новые идеи, это тоже сыграло против тебя.

- Я никогда не отрекусь от новых идей.

- И ведь ты ветеран, можно было ожидать, что это зачтется в твою пользу.

- Должна тебе признаться, это стало для меня огромным разочарованием.

- Брось, Хильда, не плачь и не рви на себе волосы - здесь, где они могут тебя увидеть.

- Они смотрят в окна?

- Вполне возможно, что они смотрят в окна.

- Говорят, по праздникам они приглашают повара.

- Кроме того, у них есть обнаженные натурщики и натурщицы.

- Ты правда так думаешь? Я ничуть не удивлена.

- Лучшим студентам обед присылается в комнату на подносе.

- Ты правда так думаешь? Я ничуть не удивлена.

- Злаковые салаты и большие порции отборных мясных деликатесов.

- О, как больно мне это слышать.

- Хлеб с расшкваренным жиром, сладкий пирог по праздникам.

- Я такая же одаренная, как они, я такая же одаренная, как некоторые из них.

- Решения принимаются тайным комитетом. Они опускают в горшок черные фасолины или белые фасолины.

- Раньше я думала, что меня примут. Я получала обнадеживающие письма.

- Боюсь, ты не очень подходишь для Консерватории. Лишь наилучшие подходят для Консерватории.

- Я ничуть не хуже многих тех, кто нежится сейчас в мягких консерваторских постелях.

- Относительные достоинства непременно изучаются скрупулезнейшим образом.

- Я могу спокойно улыбаться в улыбающиеся лица проворных, опасных преподавателей.

- Да, у нас есть обнаженные натурщики. Нет, обнаженные натурщики не обладают для нас эмоциональной значимостью.

- Я могу работать с глиной и клеить всякое.

- Да, иногда мы наклеиваем на обнаженных натурщиков всякое, чаще всего - одежду. Да, иногда мы играем для обнаженных натурщиков и натурщиц на консерваторских скрипках, виолончелях и трубах, или поем для них, или корректируем их произношение, тем временем наши ловкие пальцы летают над нашими этюдниками.