Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

• Название: Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
• Автор: Александр Никонов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Этот роман — откровенная правда о необыкновенных приключениях известного российского ученого и изобретателя. Жизнь этого человека удивительным образом прошла через калейдоскоп исторических эпох. Детство с унижениями, издевательствами, а затем и местью за это; позже — спорт, секс, браки и разводы, обильные возлияния, встречи со знаменитостями, любовные истории. Наука и мистика, загадочные происшествия, розыгрыши и авантюры, наконец, просто хулиганства — ничто не было чуждо нашему герою. Это и многое другое настолько круто замешано в одном человеке, что на его примере можно составить обобщенный портрет целого поколения, активно влияющего на современную жизнь. И еще — прочтя этот роман, вы с удивлением узнаете, сколько неожиданных "скелетов в шкафах" может тайно храниться у ваших вполне добропорядочных и респектабельных знакомых.

---

Но тогда, еще до создания метода расчета, я заложил в проект чугунный маховик, который, разорвавшись, уничтожил бы не только саму идею, но и кое-кого из присутствующих. Спас положение тот же Нифонтов. Назвав «кошку кошкой», он сказал мне, что не гоже из чугуна делать скоростные маховики, что «трещинка пойдет по ступичке и так дойдет до края», разорвав маховик на три части, которые разлетятся на километры. Потом, уже участвуя в испытаниях маховиков на разрыв, я понял, насколько прав был старый практик Нифонтов. И вовремя принял решение делать маховик не из чугуна, а из прочнейшей стали, используя для него…колесо от железнодорожного вагона. Это — идеальный маховик, такими я пользуюсь и по сей день.

Но где его взять, причем быстро? Используя «метод Перепонова», мы посадили в кузов грузовика человек шесть ребят с завода, поехали в район вагоноремонтного завода им. Войтовича, что на шоссе Энтузиастов, и подобрали пару-тройку «плохо лежащих» колес поновее. Вся трудность была в том, что каждое колесо весило 350 килограммов и для подъема их вручную в кузов автомобиля пришлось попотеть и проявить смекалку. К тому же следить, чтобы нас не «засек» народный контроль. Но народу, видимо, было наплевать на колеса (которые, кстати, стоят очень дорого!). Собравшиеся вокруг нас представители народа помогали нам, кто советом, а кто и физически, похищать «народные» колеса.

Все было перевезено на Опытный завод, и работа пошла. Я полагал, что должен был присутствовать при изготовлении каждой важной детали, но оказалось, что это только раздражает рабочих-станочников. Маховик из колеса должен был обтачивать на своем огромном токарном станке ДИП-500, пожилой и опытный токарь Зяма Литгостер. Кто сейчас помнит, что такое «ДИП»? Оказывается, это — «догнать и перегнать», Америку, конечно же! Вот так и назывались почти все наши токарные станки — «ДИП».

Дядя Зяма тут же прогнал меня от станка и сказал, что если я хочу помочь делу, то лучше сбегал бы в магазин за бутылкой. Пока я бегал, Зяма тайно от меня перевернул маховик, сняв его с прежней установки для удобства обработки, чем сбил центровку. Из-за этого пришлось потом отвозить маховик для балансировки в МИИТ, что оказалось еще труднее, чем обточить его. Лучше бы я остался и настоял на обработке с одной установки! Поэтому я считаю, что авторский надзор за изготовлением очень желателен, если даже станочник стар, «мудер» и опытен!

Но вот все детали готовы; наступило время сборки и монтажа их на скрепер. Шел август, времени до отъезда осталось мало, я спешил. Сборку поручили опытному слесарю, лет сорока пяти — Сане Беляеву, ставшему потом моим приятелем (к сожалению, его давно нет с нами). У него было два помощника — Генка и Колька, которые Саню совсем не боялись и его приказов не выполняли. А Саня боялся бригадира Журавлева — желчного и сердитого человека, к тому же требовательного.

Я пытался давать Сане полезные советы по сборке, но он под смех своих подмастерьев, заявил мне, что яйца курицу не учат, и послал в магазин для ускорения работы. Решив, что водка действительно может ускорить работу, и, не учтя печального опыта с Зямой, я сбегал-таки и принес две бутылки.

Беляев был несказанно рад и заверил, что один узел будет собран уже сегодня. Удовлетворенный этим, я отошел пообедать, а когда вернулся, застал у скрепера настоящее шоу. Санька Беляев, пьяный в дупель, сидел на табуретке перед скрепером, держа в одной руке зубило, а в другой — молоток. На голову его до самой шеи была надвинута старая соломенная шляпа. Ничего не видя, а возможно и не соображая, Саня отдавал распоряжения: «Генка, твою мать! Колька, твою мать! Крутите гайки под редуктором, так вашу и растак, а то Журавлеву скажу!»

При этом Саня делал нелепые движения молотком и зубилом, но инструмент не отпускал. Народ ржал, а Коля и Гена подначивали Беляева:

— Саня, а ты покажи, как крутить, какой ключ брать? Мы же — бестолковые, не понимаем ни хрена!

Вокруг скрепера стоял смех и мат-перемат. Я чуть ни плакал и решил, что установку так никогда и не соберут. Однако собрали, но, во-первых — не скоро, во-вторых — некачественно, а в третьих — хорошо, что вообще собрали, потому, что переделывали по несколько раз. Просто я переживал, так как еще не знал наш отечественный стиль работы.

Нескромный эксперимент и тайна комсорга

Жили мы с Настей в нашей общежитейской комнате. Она на лето устроилась на подработку в тот же вычислительный центр на Проспекте мира. Вечером мы встречались, и, как законные супруги, шли в «кафе-мороженое» или ужинали дома с портвейном.

Почему-то мне так полюбились портвейны, что я лет до пятидесяти употреблял, в основном, только их. Портвейн для меня был сопряжен с любовью, причем любовью тайной, незаконной, а поэтому желанной. А потом тайная и незаконная любовь закончилась, и я, как законопослушный гражданин, перешел на сухое вино. Водка и спирт приводили обычно к буйству, я их боялся, а коньяк, как мне казалось, пахнул клопами, и я его избегал. Я несколько раз в жизни сильно травился коньяком, выпивая его чрезмерно много. А коньяк, или виноградный самогон, настоянный на дубе — это яд (я говорю это вполне профессионально!), и он не прощает перебора. Поэтому к коньяку у меня идиосинкразия (русский язык надо знать!), и если есть что-нибудь другое, то я коньяк не пью.

В конце августа, когда студенты уже стали приезжать после каникул и заполнять общежитие, мы с Настей лишились нашей комнатушки. Часто просить Зину о «прогулке» было неудобно, да и потом мы с Настей уже привыкли оставаться вместе ночами. Поэтому Настя решила на пару-тройку дней уехать в Иваново, навестить свою маму, которая там жила. К тому же у нее наступили «особые дни» и все обстоятельства были за поездку.

Я снова переселился в свою большую комнату к ребятам, грустил вечерами, не зная, куда себя девать. Заводить какие-либо знакомства было ни к чему, и я принимал участие в коллективных выпивках по вечерам среди своих в нашей же комнате. Естественно, разговоры у нас в мужском коллективе были скоромные, мы обсуждали животрепещущие проблемы сексуального характера и сопутствующие вопросы. По прежним целинным воспоминаниям ребята знали, что я «самосовершенствовался» по индийской методике, повышая геометрию и силовые характеристики того, что я назвал «хвостиком». И как-то сам по себе возник спор, может ли мужчина подвесить на этом «хвостике» ведро с водой. Нет не так, как вы подумали — завязать «хвостик» узлом на ручке ведра и подвесить его, как на веревочке — так, оказывается, нельзя, и об этом известно еще со времен целины.

Был «у нас на целине» шофер — Васька Пробейголова, веселый парень, любимой поговоркой которого была: «Все можно, только «хвостик» узлом завязать нельзя!». Мне запала в душу эта присказка и я, как человек склонный к исследованиям, решил подтвердить или опровергнуть этот тезис.

Теоретические расчеты и многочисленные эксперименты (фу, как вам не совестно даже подумать такое! Конечно же, эксперименты на толстых веревках и резиновых шлангах!) показали, что завязать даже самый простой (не «морской» или «двойной»!) узел можно только тогда, когда длина абсолютно гибкого цилиндра раз в 10 превышает его толщину. Но даже самые элементарные анатомические познания свидетельствуют о том, что такого соотношения для рассматриваемого предмета не бывает. Кроме того, в предложении об «абсолютной гибкости» цилиндра есть определенная натяжка, которая еще более усугубляет выведенное соотношение. Поэтому «гипотеза Пробейголовы» оказалась однозначно справедливой.

Стало быть, речь идет о подвешивании ведра, не как на веревке, а как на кронштейне, или если использовать отечественные термины — на рычаге, болте, костыле и т. п., укрепленном в стене под небольшим углом (около 20°) к горизонту. Тут возникает новый вопрос, а на каком расстоянии от «заделки» надо подвешивать это ведро? Ведь из сопромата известно, что момент растет по мере удаления точки подвеса от заделки. Чувствуя, что дело идет к эксперименту, спору на этот счет, и тому, что мне никак не остаться в стороне от этого спора, я естественно, высказал мнение, что подвес должен осуществляться именно в точке заделки. Там теоретически изгибающий момент равен нулю и действует только перерезывающая сила. Иначе задача становится неопределенной, решение которой будет зависеть от выбора точки подвеса.

Мои предчувствия не обманули меня. Мы заключили пари — я против «старика» Калашяна — подвешу ли я, будем называть так, на своем «кронштейне» ведро воды в точке «заделки» этого кронштейна, с выдержкой в две секунды. Как в соревнованиях по штанге. Приз — две бутылки водки с распитием в нашем же коллективе. Комсорг Абрамян взял из комсомольской копилки, куда он складывал взносы, шестьдесят рублей, а Толик Лукьянов быстро принес на эти деньги две бутылки водки и буханку черного хлеба на закуску.