Глеб Дойников - «Все по местам!» Возвращение «Варяга»

• Название: «Все по местам!» Возвращение «Варяга»
• Автор: Глеб Дойников
• Издательство: Издательства: Яуза, Эксмо
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-50157-1

Новый роман от автора бестселлера «„Варяг“ — победитель»! Долгожданное продолжение одной из лучших исторических альтернатив! Легендарный крейсер «Варяг» не погиб в первый день Русско-японской войны — и вся история XX века пошла иным путем. Впереди — успешная оборона Порт-Артура, который так и не сдастся врагу. Впереди — антиЦусима и антиМукден. Впереди — триумфальное столетие Российской империи, которое пройдет не под похоронный вальс, а под ликующий победный марш «На сопках Маньчжурии»!

---

Кстати, известный тебе инициатор всей этой истории Р. предоставил мне при своем (крайне эффектном) прибытии в Дальний американскую газету с описанием полетов бр. Райт. За «адмиральским чаем» (зависть армии к комфорту моряков я полагаю вечной, впрочем, в капитанской каюте «Варяга» заботливо сохранен и покрыт лаком весьма крупный кусок обугленной и выгоревшей дубовой панели — память о прорыве и напоминание о «цене» этого комфорта) Р. немного рассказал мне о перспективах сих хлипких «этажерок». Говорил он со знанием дела, чувствуется его довольно фундаментальная подготовка в области воздухоплавания. По словам Р., первым человеком, с которым он хотел бы встретиться после окончания войны (за исключением тебя, разумеется) для продолжительной, вдумчивой и серьезной беседы, является неизвестный мне, к сожалению, проф. Жуковский из Московского училища.[37]

Возможно, в другое время я был бы воодушевлен открывающимися перед российской армией и флотом перспективами — но проклятые цифры повергали меня в уныние, и все чудеса науки сейчас для меня всего лишь деньги, время и люди, которых нам так не хватает для подготовки к грядущим испытаниям. Хватит ли у России сил оплатить счет, который выставляет нам неумолимое будущее? Не надорвется ли основа державы нашей — простой мужик — крестьянин, рабочий, мелкий мещанин?

Будучи брошен войною и в особенности осадою Дальнего в самую глубь народной солдатской массы, я осознал, сколь мало мы, призванные править Россией, знаем всю глубину и всю примитивность жизни огромного большинства нашего народа. Можешь ли ты представить, что некоторые солдаты из самых коренных российских губерний считают нахождение в армии (даже под неприятельским обстрелом) чудесным благом, ибо лишь в армии им впервые доводится досыта поесть (ежели, разумеется, интендант вороват хотя бы в меру)? Меня в самое сердце поразила услышанная от одного из крестьянских сынов («одноножник» — так описал он семейный свой надел, дав единственным этим метким словом полную картину) поговорка «Коли хлеб не уродился — то не голод, а голод — когда не уродилась лебеда». Однако же за столь скудно питающее его Отечество он же готов драться с необыкновенным упорством и яростью.

Воистину, народное (в особенности крестьянское) долготерпение уступает только долготерпению Господню, но если дойти до его края — несомненно, гнев народный лишь гневу Господню и уступит. И если то напряжение, которое необходимо для сохранения Отечества возложить на тяглые плечи низших сословий — может статься, что предел сей может быть достигнут и без войны. В силах ли человеческих провести Россию по тонкой грани между катастрофой военной и катастрофой экономической? Уповая на Господа нашего, я, тем не менее, знаю, что и Господь может отвернуться от России и ее владетелей, буде неприлежание их переполнит чашу терпения.[38]

Временами мне кажется, что та бездна, в которую я заглянул, соотнося скучные цифры и опыт схватки, когда от одного-единственного патрона или снаряда из миллионов может зависеть жизнь даже не одного, а сотен и тысяч человек, пожирает мои силы и волю.

Впрочем, Б. утешил меня чудной простонародной присказкой «глаза боятся, а руки делают» и предложил положить на другую чашу весов всю нашу Россию и миллионы жертв грозящей нам новой Смуты и заметил, что цена, в общем, невелика. Особенно, если, как он высказался, «немного меньше внимания уделять балету и красотам Ниццы».

Я понял, в чей огород был брошен сей увесистый камень, хотел было возразить, но не смог. К тому же Б. заметил, что во время второй, наверняка известной тебе войны горец и его санкюлоты смогли перекрыть ужаснувшие меня цифры многократно. Я уже слышал от Б. о подростках, стоящих на ящиках у станков, о женщинах, ворочающих броневые плиты во имя избежания еще худшей доли.[39]

Ники, мы просто обязаны принять все меры, чтобы нарисованные Б. картины так и остались в моем (и его, и, как я полагаю, твоем) воображении.

Ники, эта война уже близится к концу. Я не знаю, удастся ли нам избежать следующей, Б. уверен что нет, — но клянусь, я сделаю все возможное, чтобы к грядущим испытаниям мы подошли подготовленными настолько, насколько это только возможно. Ты можешь использовать меня тем способом, который сочтешь благоразумным. Я видел маленький кусочек ада, когда японцы (я не могу называть их «узкоглазыми» — я сам слишком долго вглядывался в их смерть прищурившись, через прицел, так что в плане «косоглазия» мы с ними на равных) сотнями и тысячами ложились под беспощадным свинцом пулеметов и шрапнели. И если мы допустим, чтобы так же, тысячами и миллионами, ложились под огнем русские солдаты — неважно, под немецким ли огнем, британским, своим же русским, — тогда мы действительно недостойны перед лицом Господа владеть этой землей.

Я верю в тебя, брат, я верю в Вас, Ваше Императорское Величество. С нами Бог и Россия.

Михаил.

Глава 8 ВСТРЕЧНЫЕ БОИ

Ноябрь 1904 г. Дальний

После высадки прямо на пирсы Дальнего двух гвардейских полков ситуация под осажденным городом переменилась кардинально. Хотя, если быть предельно откровенным, даже не сами свежие полки сыграли решающую роль. Скромный трудяга Доброфлота, быстроходный транспорт «Смоленск», одним фактом своего прибытия в Артур нанес японской армии больше потерь, чем несколько тысяч солдат и офицеров гвардии. На вооружении семеновцев и преображенцев были, кроме обычных винтовок Мосина, ружья-пулеметы Мадсен, опытная партия ручных гранат и пистолеты Маузера в придачу. «Смоленск» пришел во Владивосток совершенно безоружным, и только перед выходом к Артуру на него поставили шесть 120-миллиметровок, что позволило перевести его из категории «транспорт» во вспомогательные крейсера.

Гвардия два месяца отрабатывала на полигоне под Питером штурм позиций противника с использованием всех вышеперечисленных новинок и записок «новинки атакующей тактики по опыту войны с Японией» под редакцией некоего Балка и Великого князя Михаила. «Смоленск» — просто совершил рутинный рейс, из пункта А в пункт Б, ничего героического или выдающегося, но… «Смоленск» после долгих приключений[40] привез наконец в Артур второй комплект снарядов для всей эскадры.

Не успел еще трудяга бросить якорь в артурской гавани, не успели еще грузчики извлечь из трюма первые снаряды, а броненосцы Первой эскадры уже переменили «стиль поведения». Макаров с Рудневым заранее, по телеграфу и переданным «Аскольдом» планам, определили порядок действия флота. Теперь, когда расход снарядов шести и двенадцати дюймов мог быть не столь жестко лимитирован, можно было убить двух «главных» зайцев. Эскадра могла оказать действенную поддержку армии в попытке отбить позиции на перешейке и заодно научиться стрелять… Чему в мирное время, как водится, обучиться в должном объеме не успели. Не торопясь, по одиночке и парами, то один, то другой броненосец становился на якорь бортом к берегу.

Для начала, по видимому ориентиру на берегу, расстреливали по паре практических[41] снарядов из каждого орудия. Пристреляв индивидуально каждую пушку, переходили к обстрелу японцев нормальными чугунными фугасами, снаряженными пироксилином. Для морского боя их место должны были занять стальные снаряды, привезенные «Смоленском». Их уже во Владивостоке переснарядили немецким тринитротолуолом, поменяв заодно и взрыватели. Новая взрывчатка не только обладала несколько большей эффективностью, но и давала при взрыве облако хорошо заметного черного дыма. Что весьма облегчало пристрелку по далекому, трудно различимому в туманной дымке кораблю противника.

Корректировали стрельбу через радиовагон «Ильи Муромца». Теперь на любую позицию японцев, встающую на пути русской гвардии к перешейку, не позднее часа после ее обнаружения обрушивался град металла и взрывчатки. Конечно, первый блин стрельбы по закрытой цели при помощи корректировки по радио не мог обойтись без комков. Самым ярким эпизодом боевого слаживания стал шестидюймовый снаряд «Ретвизана», разорвавшийся в расположении полуроты пластунов. «Недолет пятнадцать кабельтов. Лево семь». За скупой записью о приеме телеграммы в радиожурнале корабля — восемь казацких жизней и десяток раненых… Телеграмма с комментариями в адрес всех артиллеристов и лично капитана броненосца в журнале не сохранилась по причине полной нецензурности.

Так или иначе, на третий день для подавления очередного очага сопротивления хватало полудюжины снарядов из каждого ствола главного калибра очередного корабля линии, с подливкой их десятка 6-дюймовок. Все же средний броненосец начала века — это не только четыре ствола калибра 12 или 10 дюймов, но и с полдюжины шестидюймовок. После трех десятков крупных и полусотни средних морских снарядов на месте очередного полевого редута или люнета обычно громоздились обгорелые бревна и свежие воронки с половину футбольного поля… Из мешанины земли, камней и дерева отчаянно и зачастую небезуспешно отстреливались последние японские солдаты, но в целом система работала, как часы. Очень облегчала жизнь русских артиллеристов система организации японской обороны. На поле боя пока еще господствовали не врытые в землю ДОТы, ДЗОТы и блиндажи, а редуты, форты и люнеты, возвышающиеся над землей. Для борьбы с ними корабельные пушки с их настильной траекторией были еще вполне пригодны. Вот когда оборона станет врываться в землю, вот тогда без гаубиц проводить нормальное наступление станет невозможно.