Вячеслав Перекальский - Солнце в кармане

• Название: Солнце в кармане
• Автор: Вячеслав Перекальский
• Жанр: Прочие приключения

Мир опять в кризисе. По планете рыскают бригады шпионов и просто бандитов изымают документацию гениев прошлого в поисках ключей к новой энергии. Русские по инициативе представителя старой советской элиты — Пермакова делают свой ход и предъявляют общественности некое Изделие. Но не все как кажется так и есть. Вокруг Изделия развязываются не шуточные интриги. А как бы параллельно протекает бурная жизнь германского репатрианта Немецкого Вани, становление его как криминального авторитета…

---

Питер неторопливо скрутил в рулон стопку бумаги лежавшей перед ним, и так же неторопливо, вдумчиво, прочувствованно разодрал этот рулон пополам.

— Спасибо. Я очень хорошо подумаю и правильно решу. Герр Йенс…

Глава Девятая

Чехия.

Схождение Одиночеств

Фридрих привык к ежевечерним углублениям в себя, — некоторые называют это излишней рефлексией, другие самостоятельной психотерапией. Остались еще люди, которые назвали бы это Молитвой. Фридрих называл это — часом Большой Стирки. Временем омовения чувств, очищения мыслей.

Разговор с Немецким Ваней, или, вернее, монолог Вани в третьем лице, о некой фигуре под именем "Ваня", — если не перевернул все его воззрения, относительно, — относительно всего… — так нет. Но все-таки — картина мира "поплыла": очертания сдвинулись, краски смешались, стройные строгие мелодии столкнулись, и диссонировали, — в голове до сих пор отзвуки той какофонии. Но, надо определятся. Ваня железной поступью вошел в его мир и сам не уйдет, гони — не уйдет, а уничтожить его — уже можно только с изрядным куском собственного мира, без которого он сам перестанет быть жизнеспособным. " Но оставим смятенный мир души, — подумал Фриззи, — Будем ставить вопросы и отвечать на вопросы. Первый: Кто же такой есть "Ваня"?

… Ваня, — это " сделавший себя под окружающую среду, но с целью эту среду изменить, ею управляя и манипулируя! — Как-то сразу возникло и отпечаталось в голове у Фридриха, и казалось эта мысль — формулировка есть железный занавес от потаенного — мягкого или грозного, пахнущего травами или льдом и сталью, — неизвестно. Потому как знание это враз закрылось, спряталось за готовой формулой, словно извне насильно внедренной в мозг Фридриха.

На этом "очистительные" размышления Фридриха были прерваны стуком в дверь его комнаты — палаты и не успел Фридрих сказать: "Войдите!" как дверь распахнулась, и в палату мячикоподобно запрыгнул сияющий Гюнтер. Со вздетыми руками, — хватающими, ощупывающими разом все части его тела, а потом обнявшие его целиком. После обжимочных барахтаний Гюнтер уселся на его кровать, достал фляжку с коньяком и провозгласил: "за выживающих в этом мире!". Хлебнул и передал фляжку Фриззи. Заглянула "медсестра", Гюнтер без скромностей высказал ей пожелание употребить пищу, какую есть и побольше. Смеясь, принялся рассказывать о своём. Не раздумывая, не расспрашивая ни о чём Фридриха.

— Я, естественно, помучился эти дни. Думал — всё, не увидеть мне друга живым. И косточек его, обгорелых, не найти. Как утром, останавливается рядом машина. Выходит человек, представляется "Гелли" и сообщает, что ты жив, здоров, но крайне истощен нервно и физически. Это он преувеличил — смотрю ты не сильно похудел. Хотя не знаю куда еще можно худеть. Господин Гелли сказал, что ты в гостях у хороших людей и окружен вниманием и заботой. Но все они, как добро расположенные к нам люди, опасаются некоторого непонимания со стороны представителей закона.

Конечно, — непонимание! Сначала тебя похищают. Потом в одном подозрительном районе стрельба взрывы. — Приезд полиции, — а там чуть ли не станки для разделывания людей, кучка трупов, частью разделанных, со вспоротыми животами и отрубленными головами. А среди оружия найденного там — пистолет, с твоими отпечатками на нем. Потом находятся пару-тройку пуль выпущенных из этого пистолета в одном из обезглавленных трупов. Потом находится скрытая видеокамера, а в компьютере охраны того объекта закодированные видео файлы, на одном из которых запечатлены сценки из жизни людоедов и одна из жертв — ты. Там же момент твоего освобождения. Стрельба. Суета. Вбегают вооруженные люди в масках, — ребята "Вани" наверно. Крутят руки живым. Снимают тебя с цепи, и пытаются тебя увести, вконец будто обессиленного. А ты вдруг выпрямляешься, выхватываешь у одного из спасителей пистолет. Отталкиваешь его, прыгаешь к одному из скрученных ребятами твоих мучителей. И все что были в пистолете заряды выпускаешь в него. Швыряешь об пол пистолет и сам падаешь. Тебя уносят. Потом заходит пара человек, — один с саблей, и отрубают пару голов, — один приподымает труп, другой рубит. Отрубили голову и тому в которого ты стрелял.

Так что, естественно, у властей есть к тебе вопросы. Много вопросов. Хотя мне лично уже многое понятно. Я заверил Гелли, что не привлеку никого и только проинформирую о неотложной поездке по личным делам своё руководство. Только на этих условиях он меня сопроводил в Чехию, до этого "укреп района". Тут не далеко, ты, наверное, не видел, за поворотом даже старинная сторожевая башня есть. Башня реставрирована и, как я понял, используется по назначению.

Вообще-то я весело проводил время. До эксцесса с тобой, разумеется. Прилетели в Берлин парочка американцев — сотрудников ФБР. Ловят какого-то сошедшего с ума Цэреушника. Да ты немного в курсе. Это он присутствовал на твоей встрече с Йенсом. Так вот, эти господа повели себя отвратительно. Сразу попытались меня построить. Мол, забудь ты кто такой есть, свои звания и достижения. Забудь кто было твое начальство, — оно у тебя теперь — это они. При этом смотрят на тебя как на некое немецкое недоразумение с функциями Англо-немецкого словаря.

Потом они даже слегка удивились, что это "Немецкое Нечто" имеет так же функции счетно-диагностической машинки и географической карты. Ведь, что такое "топография местности" они верно сами имеют смутное представление.

Ну, их требовалось научить. Показать, что Европа сегодня может быть пострашнее ихнего Гарлема. Тем более они нагло пытались присвоить все мое служебное и личное время себе в собственность. Я оставил их в одном участке и попросил друга Эриха, он там работает, немного развести американцев. Эрих правда перестарался и чуть ли не включил их в производственный процесс. Сознался он потом — что- что, а работать, тем более в допросной американцы умеют. Раскололи- таки, запугали там одного афериста.

Созвонился и встретился, благо тот был недалеко, — с господином Йенсом. Сообщил ему, что по душу его заморского друга, Кейна Элдриджа, приехала бригада душеспасителей — исповедальников, но их требуется научить жизни.

В обмен на гарантию своей не причастности Йенс согласился устроить им спектакль. Вообще их надо было поморочить пару суток, а потом бы я лично сдал бы Элдриджа прямо из рук в руки в аэропорту, — что б наших знали. Но здесь, в этом пункте Йенс меня подвел, подыграл и противной стороне. Много на себя стал брать, скотина. Но к разводу американцев подошел творчески, надо сказать. Настоящий спецназ пришлось подключать.

Ты мне поверишь, другие — вряд ли, американцы тоже. Им невдомек, что все наши дела, ну добрая часть из них кружилась на территории одного небольшого райончика. Когда надо — мы тащились полчаса, а когда надо, — нужный адрес оказывался за поворотом.

Фридрих смотрел на Гюнтера и в который раз понимал, что он может быть из тех редких европейцев, что счастлив дружбой. Не той дружбой, что в гаштете за кружкой пива по пятницам. Не той, что в походах на футбол по средам и субботам и не той, что в церквях по воскресениям.

А той, редкой, рудиментарной дружбой, которая выше правил и законов, ибо сама она есть источник этих законов и правил. Она ближе к дружбе пещерных людей и античных героев, и в тот же момент в ней нет той принудительности обстоятельств места и времени. Она — взаимодостаточна и, выдавливая из круга себя всё лишнее, относится к этому прилипшему извне — работе семье и государственным интересам без ревности, но и без пиетета. Порой жизнь так переворачивает причины и следствия, что внутренние позывы оборачиваются внешними обязательствами, наглыми паразитами, заглядывающими тебе в душу. Выискивая — что бы еще такое, сокровенное, в тебе пожрать на потребу общества.

В свое время, на границе пятидесятых и шестидесятых — время не великого достатка немцев, когда взрослым приходилось намного больше трудится, забывая семьи и привязанности, забывая про вкусы в искусстве и прочие хобби, тогда и прилепила судьба друг к другу Фридриха и Гюнтера.

Они были семьей друг для друга. Был ли у них опыт гомосексуализма меж собой? Был. Но не стал определяющим во вкусах и предпочтениях — детский опыт познания мира при неразвитости функциональных желез. Наверное, только природа делает настоящих гомосексуалистов, а воспитание — пидерастов лишь.

Фридрих как-то с удовольствием сдал Гюнтеру в полицейскую разработку группу педофилов. А потом очень не одобрительно удивился, когда увидел на улице одного из них — высокого городского чиновника. И — довольный жизнью! О чем и высказал другу полицейскому, тогда еще не выросшего до работы в Интерполе. И между ними возник спор, спор конструктивный. Выводы, из которого легли в основу их взаимного мировосприятия и жизнедеятельности. Были эти выводы следующими: