Mona Lisas Nemo - Золотые Небеса. Полёт Одной Птицы

• Название: Золотые Небеса. Полёт Одной Птицы
• Автор: Mona Lisas Nemo
• Жанр: Фэнтези

Выросшие в далёкой долине, Лант и Мэроу вынуждены спасаться бегством, когда воспитавшие их маги нападают на них. Открывшийся им мир полон рыщущих по приказу северного короля наёмников. Юг оживает войсками и туман, что веками губил землю от моря — пробирается всё дальше и его уже не остановить. Порождённые им монстры становятся сильнее. И говорят, зло более древнее возвратилось в мир. Смогут ли друзья не стать смертельными врагами, когда один из них маг. А второй открывает о себе страшную тайну.

---

— А если это не я?! — вскричал зло Мэроу.

— Таламон, — как гром среди ясного неба, имя вырвалось из уст короля. — Таламон тебя прятал, не так ли? — И видя по каэлу, что оказался прав, Бероэн тяжело стиснул руки, точно готовясь ударить. — Они посмели скрыть от меня рождения каэла, зная, что я тут же убью того. Они посмели решить, что могут быть могущественнее и сильнее мира и своим тщеславием погубили моего сына. Ты убил его!

— Я никого не убивал! — отчаяние и ярость взметнулись в одном крике.

— Тварь! — Бероэн в порыве выхватил меч и приставил острие к Мэроу, приподнимая лезвием его подбородок. — Вы несёте зло и смеете ещё то отрицать?!

— Я никого не убивал, — не смотря на лезвие рванулся вперёд и не ощутил, как то оставляет тонкий след на коже.

— Они провели ритуал только ради того, чтобы доказать своё превосходство и погубили чистое благородное сердце, и что же? Я вижу ты как все они. Посмотри на себя, что в тебе есть от человека? Лишь зло и горе ты и такие как ты несёте миру. Вы, порождения мрака, дети зла. Вы достойны лишь позорной смерти.

— Это не тебе решать!

— Не мне?! Вас всегда истребляли, одного за другим. Всех вместе, вас рубили мечами ещё в колыбелях. Несчастные родители. Опозоренные вашим рождением сами несли вас на казнь. Вы вырастаете и начинаете терзать каждого, кого встретите на пути! Не знаете жалости, вам не ведом свет, наполняющий людские сердца пред угрозой тьмы. Вам не услышать отчаянного крика матерей, детей которых истребляете. Наполняете мир подобно рою, таких тварей нужно уничтожать до того как те расплодятся.

— Тогда лучше быть таким плохим как я, чем таким хорошим как ты, — выговори Мэроу с перекошенным от гнева лицом. Он весь трясся от бушующей внутри злобы.

Бероэн замолчал. Ненависть с новой силой всколыхнулась в нём и меч сам собой взметнулся вверх. Однако он остановился, великим усилием заставляя себя отвести руку.

— Вы появляетесь на свет обманом и предательством. Вы, каэлы, вселяетесь в новорожденных, проникаете в их тела и убиваете ту жизнь, что должна дышать, как и полагается миром. Но нет, мало вам своего царства безумия и тьмы. Надобно всё изничтожить, всё поработить. Вы даже не должны были появляться. Первое, что ты сделал в своей жизни — это убил того ребёнка, который родился на свет и чьё тело ты забрал. Второе — ты погубил Лоэла. Что же ты, каэл, сделал после того? Сколько всего совершил? Пока провидение не привело тебя сюда и рука правосудия не дала мне возможность восстановить справедливость?

И сколько бы ещё совершил зла, но видишь, каэл, справедливость в этот раз восторжествует.

— Нет.

— Нет? Хочешь уверить меня — нет в мире ни чести, ни благородства…

— Нет! — закричал Мэроу.

— Ты… тварь…

— Я не забирал ничью жизнь! И не было никого до меня и я…

— И ты родился светловолосым, помнится. И спустя половину года изменился. Но ведь то был не ты, то был ребёнок, человек, которого!…

— Нет!

— Вам здесь нет места. Вам нет цели, ничего кроме зла!

Мэроу точно получил удар по лицу и отвернулся. И тут же вновь посмотрел на гневное лицо Бероэна, мощного и сильного, правда которого делала его облик таким правильным. И всё было как он говорил, или нет? Мэроу ничего не знал. Пытался схватиться в сознании хоть за что-то и не находил. Пытался найти опору, чтобы выстоять, чтобы хоть частичка правды была и в нём. И чувствовал, что та частичка есть, но не видел её. Гнев туманил рассудок. Отчаяние комкало мысли.

— Зато это у нас хорошо получается. — Зло выговорил он, смотря в сузившиеся глаза Бероэна.

— О да, — промолвил государь, — великое ваше достижение.

— Вот и наш путь. Вот и наша цель. Наше место, — продолжал, трясясь, бросать одно слово за другим Мэроу. — Мы будет уничтожать ваших драгоценных деток, одного за другим…

Ничего не сказал Бероэн, только лицо его всё белело от ярости и руки всё сильнее сжимали рукоять меча.

Мэроу рассмеялся, жёстко и зло.

— И делать всё, что вы так ненавидите. Нам ведь так это нравится, мы это любим… — он не успел заметить, как Бероэн вихрем очутился возле него и со всей силы ударил по лицу. Он очутился на полу и поднял лицо, не обращая внимания, что не ощущает правой стороны.

И больше не одного слова не было произнесено. Они так и смотрели друг на друга. Один, что стоял, с горящей ненавистью; второй, как-то непонятно и странно. Однако государь всё же не отвёл взгляда.

— На столб! — приказал государь и тут же подошедшая стража скрутила ноги верёвкой, вновь на пленника накинули грубую ткань.

Долго ещё Бероэн стоял в центре залы, долго ещё волнами разбивались людские голоса о неприступные стены дворца Алмарун. Долго ещё смутные кличи долетали воем рога с одной башни до другой и шумели водопады, что обрушивали воды на глухую землю. В то время как на Площади Правосудия возводился позорный столб.

Настороженные люди молча наблюдали, как каэла привязывают к столбу. Как становится кругом от столба стража, дабы никто не посмел вершить самосуд.

Отшлифованная поверхность столба была гладкой и тёплой. Платформа под ногами, напротив, давно затёрлась. Коротышка в красных штанах схватился двумя жилистыми руками за ручку и с невиданной силой стал вращать её, так что платформа подымалась всё выше и выше, как если бы хотела достигнуть небес. Потом раздался щелчок, возвестивший, что дальше платформа с места не сдвинется. Внизу осталось беспокойное людское сборище и стража. Верёвка не давая пошевелиться, крепко сжимала по рукам и ногам. И ничего не оставалось, кроме как смотреть прямо перед собой, избегая опускать взгляд вниз, откуда режа слух, раздавались жестокие выкрики.

Кричать никому не воспрещалось. Больше Мэроу злился на себя, чем на толпу далеко внизу. В какое-то мгновение он испытал облегчение, подумав, что вот здесь его не достанут, сюда камень не долетит, а потом пришло палящее солнце и жажда. Это случилось не сразу. День мучительно медленно отщипывал от себя по кусочку для ночи. А там стало темно и спокойно, свежий сырой ветер доносил запахи земли и особенно сильно пахло ветром.

Утро было холодным, отчего вся кожа задеревенела, покрывшись мурашками. Взошло золотое солнце. Тепло становилось сильнее, в какой-то момент оно превратилось из друга во врага.

Этим утром внизу собрались сотни людей или больше. Мэроу не знал. Он только бросил быстрый взгляд вниз и отвернулся. Отсюда они выглядели почти одинаковыми. Безликая толпа, отчего-то не кажущаяся ему злобной. Такая, что и без чувств, и без мыслей.

Он стоял здесь нарочно спокойно и тихо. Невыносимо хотелось пить. Во рту пересохло. Пересохли и губы. Тело болело, с трудом ему удалось несколько раз сжать и разжать пальцы рук.

"Это с тобой что-то не так, — неугомонно твердило сознание, — ты ведь знаешь, что они не плохие. Не бывает плохих людей, ты же знаешь. Вот, посмотри на них. Видишь, мать ведёт дочку. Учит наверное покупать овощи или фрукты. Они заботиться о своих родных, о тех, кто дорог им. Разве у плохих бывают те, кто им дорог? Разве плохие умеют любить, заботиться, защищать своих? Но если они не плохие и если они так ненавидят тебя, значит, плохой — ты".

Он скривился.

"Может, ты потому не понимаешь этот мир, потому что сам здесь не нужен. Потому, что люди имею право ненавидеть друг друга, имеют право делать всё, что делают…

Ты даже не зло, ты плохой…"

"Ведь будь ты злом, и не было бы сомнений. Ты бы знал, что делать. Знал зачем и отчего всё так, как есть и есть ли оно таковым. Нет же, родился ты таким или стал, потому что с тобой происходили нехорошие вещи — не имеет значение. Уже поздно, отсюда давно нет выхода".

Можно было думать о хорошем. Но не получалось. А когда светлые воспоминания всё же проскальзывали яркими картинками — приходило и затуманенное понимание, что это было с другим человеком. Как же правы илии в том, что люди постоянно меняются…

Украдкой взлохмаченный мальчишка бросил взгляд вверх и тут же побежал прочь сверкая пятками.

Новый отряд стражи пришёл после полудня в четверг. Выстроившись, они дали пройти коротышке в красных штанах к длинной ручке. Тот не став медлить склонился и всем телом налёг на рычаг. Быстрее, чем того можно было ожидать, платформа скатилась вниз.

Мэроу очнулся в кромешной темноте. Здесь было сыро и пахло чем-то старым. Ноги ему развязали, в то время как руки были по-прежнему крепко стянуты верёвкой, однако уже не так сильно. Пол был каменным и стены, ползя вдоль одной из них, он ощутил прикосновение деревянных дверей. Подняться сил не было, но Мэроу понимал, что дверь заперта.

Он был в темнице.

Где-то глубоко-глубоко под землёй.

Тогда Мэроу снова закрыл глаза.

Вечером того же дня в верхних помещениях королевского дворца состоялся совет Шести, как его позже прозвали летописцы; хоть на самом деле, в просторной зале с мозаичным полом тогда присутствовало семь человек.