Дональд Бартельми - Шестьдесят рассказов

• Название: Шестьдесят рассказов
• Автор: Дональд Бартельми
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-89091-136-8

Дональд Бартельми (1931–1989) — один из крупнейших (наряду с Пинчоном, Бартом и Данливи) представителей американской "школы черного юмора". Непревзойденный мастер короткой формы, Бартельми по-новому смотрит на процесс творчества, опровергая многие традиционные представления. Для этого, одного из итоговых сборников, самим автором в 1982 г. отобраны лучшие, на его взгляд, произведения за 20 лет.

---

— Да, виски.

— Пожалуй, я последую вашему примеру, эта неделя была крайне утомительна.

— Чистка и уход, как я понимаю.

— Да, чистка и уход, а в довершение всего сюда заявилась некая особа из средств массовой информации.

— Как же это докучно.

— Да, это было в высшей степени докучно, настырность этой женщины в исполнении своего крайне странного профессионального долга не поддается описанию.

— И конечно же она расспрашивала вас про изумруд.

— Она очень интересовалась изумрудом.

— И ничему не верила.

— Да, не верила, но, возможно, это присуще избранной ею профессии?

— Есть и такое мнение. Она его видела?

— Нет, он спал, и мне не хотелось…

— Естественно. Но откуда эта особа узнала, что вы превратились в предмет интереса для широкой публики?

— Полагаю, всему виной бестактность повивальной ведьмы. Некоторые личности лишены самого элементарного такта.

— Да, это едва ли не главная проблема с некоторыми личностями. Их такт постоянно находится в отлучке.

— К примеру, некоторые личности имеют привычку чесать языком обо всем без разбора.

— Разбалтывать все подряд каждому встречному и поперечному.

— Да уж.

— Да уж. Так, может быть, мы поговорим о деле?

— Если это необходимо.

— У меня есть Ступня.

— Правильно.

— У вас есть изумруд.

— Верно.

— Ступня обладает некоторыми свойствами, далеко не безразличными для колдунов и ведьм.

— Я об этом наслышана.

— Вы себе не представляете, какой осадок остается на душе, когда волей обстоятельств приходится прибегать к крайним мерам.

— Ужасное переживание, могу вам только посочувствовать. Да, между прочим, а где мой Пустобрех?

— Головорез, стороживший вашу дверь?

— Да, Пустобрех.

— По всей видимости, сейчас он воссоединился с базисной субстанцией Вселенной. Увлекательное, надо думать, переживание.

— Ну что ж, теперь я хоть знаю.

— Заметьте однако, что я интересуюсь изумрудом с наилучшими намерениями.

— Что такое наилучшие?

— Как вам хорошо известно, за изумрудом гоняются и другие, не столь скрупулезные люди. Разбойники, намеревающиеся его разбить.

— Ну а вы? Какие намерения у вас?

— Я подумываю об изумрудном порошке. Толченый изумруд с содовой, толченый изумруд с томатным соком, толченый изумруд с горькой настойкой, толченый изумруд с «Овалтином».

— Я не совсем понимаю.

— Я хочу жить дважды.

— Дважды?

— В добавление к моей настоящей жизни я хочу еще одну, будущую.

— Вторая жизнь. Дополнительная к переживаемой вами в настоящий момент.

— В детстве я был безмерно беден. Беден как церковная крыса.

— И вы открыли рецепт?

— Да.

— Выискали в магических книгах.

— Да. Требуется некоторое количество изумруда. Толченого изумруда.

— Брр.

— По карату в день. Семь тысяч тридцать пять дней.

— Совпадение.

— Ни в коем случае. Только этот изумруд и пригоден. Лунный изумруд, рожденный ведьмой.

— Нет.

— Еще я подумываю о бульоне. Толченый изумруд и бульон с ложечкой «Табаско».

— Нет.

— Нет?

— Нет.

— Моей маме восемьдесят один год, — сказал Вандермастер. — Я пришел к своей маме и сказал: «Мама, я хочу любви».

— И она ответила?

— Она сказала: «Я тоже».

Лили, особа из средств массовой информации, стояла в прихожей.

— Я вернулась посмотреть, не готовы ли вы признаться. В розыгрыше.

— Он уже умеет говорить. Он говорит.

— Он — что?

— Аккуратные законченные предложения. Афоризмы и прописные истины.

— Я хотела бы это послушать. Это абсолютно…

— Слушай, детка, это стоит денег. Шестьдесят долларов.

— Шестьдесят долларов? За что шестьдесят долларов?

— За интервью.

— Но это же журналистика чековой книжки!

— Вот именно.

— Это противоречит лучшим традициям нашей профессии!

— Тебе платят, твоему начальнику платят, акционеры тоже не остаются без своей доли, так почему же не мы, поставщики исходного материала? Почему так-таки нельзя оплачивать исходный материал?

— Он говорит?

— Самым несомненным образом.

— Вы примете чек?

— Если уж иначе никак.

— Вы действительно ведьма?

— Ну сколько можно спрашивать об одном и том же.

— А вы что, фокусы устраиваете или что?

— Можно назвать это консультациями.

— У вас есть постоянные клиенты? Люди, приходящие к вам регулярно, на регулярной основе?

— Да, люди с проблемами.

— С какими проблемами, хоть для примера?

— Иногда совсем простые, для которых есть старые, проверенные средства. Ну, скажем, женская мандрагора.

— Что такое женская мандрагора?

— Черная бриония. Ее еще называют «трава побитых жен». Убирает синяки и кровоподтеки.

— К вам приходят побитые жены?

— Подсыпь немного этой штуки в тарелку своего благоверного, и его начнет тошнить. Семь дней и семь ночей. Вымотает чуть не до смерти.

— У меня есть проблема.

— Какая?

— Главный редактор, или король, как называют его в конторе.

— Ну и что же он?

— Он берет мои материалы и швыряет их на пол. Когда они ему не по вкусу.

— На пол?

— Я понимаю, для вас это ерунда, но мне это больно. Я плачу. Я знаю, что мне не нужно плакать, и все равно плачу, когда вижу свою статью на полу. Много страниц, и каждая из них так аккуратно напечатана на машинке, и ни одной орфографической ошибки…

— А у вас там что, нет профсоюза?

— Есть, только он с ним и говорить не хочет.

— Это этот Взмыльник, да?

— Мистер Взмыльник. Редактор-самодержец.

— О'кей, я подумаю, это будет еще шестьдесят, вы заплатите сразу или прислать счет?

— Я выпишу еще один чек. А может Вандермастер жить дважды?

— Существуют две теории, общая теория и специальная теория. Насколько я понимаю, он придерживается последней. Согласно которой требуется пероральное употребление некоторого количества изумруда. Порошкообразного изумруда.

— Вы можете себя защитить?

— У меня есть некоторые идеи. Несколько таких себе идеек.

— А можно мне посмотреть на изумруд?

— Можно. Идемте сюда.

— Спасибо. Наконец-то я смогу сказать вам спасибо. О, какая внушительная штука, что это такое?

— Это большой палец вора, увеличенный в тридцать раз. Бронза. Я использую его в своей работе.

— Впечатляет, если, конечно, верить в подобные вещи. Ха-ха. Я совсем не хочу…

— А какое мне дело? Какое мне дело? Изумрудик, это Лили. Лили, это изумруд.

— Enchante[84],- сказал изумруд, — Вы очень симпатичная юная женщина.

— Этот изумруд совсем молод, — сказала Лили. — Молодой, но такой хороший. Я не верю своим глазам.

— Не кажется ли вам, что это профессиональное заболевание? — сказал изумруд.

— Вандермастер хочет жить дважды!

— О, как отвратительно, как отвратительно!

— В детстве он был очень беден! Беден как церковная крыса!

— Омерзительная самоуверенность! Наглое высокомерие!

— Он хочет… любви! Любви! По-видимому, с какой - либо другой личностью!

— Немыслимое безмыслие!

— Мы пообедаем его извилинами!

— Мы прочистим канавы его волосами!

— Как тебя звать, приятель?

— Меня зовут Пень, и я дымлюсь от бешенства!

— Меня зовут Ухаб, и я готов взорваться!

— Я думаю, нам пора обнажить обнаженные пики!

— Я думаю, нам пора взяться за факелы и смолу!

— Жить вторично! С начала! Ab ovof Сама уже эта концепция до глубины души возмущает наш разум!

— Мы сдерем белое мясо с его костей!

— Это относится и к его проклятому псу!

— Алло, это Бешеная Молл?

— Да, кто это?

— Моя фамилия Взмыльник.

— Редактор?

— Редактор-самодержец, так будет вернее.

— Да, мистер Взмыльник, а как называется ваш орган, я не припоминаю, чтобы Лили упоминала…

— «Мир». Я его создал. Если «Мир» прекрасен и многообразен, это потому, что я прекрасен и многообразен. Если «Мир» уныл и печален, это потому, что я уныл и печален. Если «Мир» тебя не любит, это потому, что я тебя не люблю. А если я тебя не люблю, крошка…

— Можете не продолжать.

— Послушайте, Молл, я не удовлетворен тем, что получаю от Лили. Она не дает мне ничего жареного. Я решил заняться этой историей лично, прямо с настоящего момента.

— Ее материалы лишены глубокого проникновения и всестороннего охвата?

— Кровишша, вот что нам нужно, кровишша реальная или психологическая, а этот ее жалкий щебет… как бы то ни было, я сослал ее в Детройт.

— Только не в Детройт!

— Она будет младшим ночным клерком бюро газетных вырезок нашего Детройтского отделения. Она стоит сейчас тут, прямо передо мной, с упакованными чемоданами, пеплом на волосах и билетом в зубах.