Анна Воронова - Лунное танго

• Название: Лунное танго
• Автор: Анна Воронова
• Жанр: Детская проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-49240-4

Что делать, если не веришь в любовь? Если никогда не видел ее и считаешь глупой выдумкой, сказкой? Для Динки ответ прост: завести собаку! Ведь только животные способны на искренние чувства и настоящую преданность... Лучшим другом Динки была полусобака-полуволчица Рэнька, но однажды девочке пришлось с ней расстаться. Оставить Рэньку у родителей – потому что самой ей предстояло уехать в другой город. Так Динка оказалась одна – без друзей и без любви, которую не надеялась встретить...

---

Почему бы не начать? Хоть попробовать. Надо улыбаться людям, делать что-нибудь хорошее. А то дни проходят, а жизнь все не наступает и не наступает.

Глава 3 Будка и Никита

В городе она освоилась быстро, за неделю. Тут не было ни автобусов, ни маршруток – все ходили пешком, и Динка, которую поначалу это изумляло, сама вскоре стала привычно бегать по улицам, изучив тропки и короткие прямые дорожки.

Каникулы еще не кончились, так что она часами бесцельно болталась по улицам, глазела, что называется, пока ноги не заледеневали в модных меховых ботинках. Ей нравилось сворачивать в незнакомые дворы, рассматривать двухэтажные бараки с выбитыми стеклами, останавливаться, чтобы вдохнуть колкий запах печного дыма, от которого вспоминался костер, рыбалка и хруст подгоревшей картофельной кожуры.

Динка смотрела, как жители таскают воду ведрами из колонки, обламывала сосульки с невысоких крыш дровяных сараев, гуляла по лесной дорожке до кладбища. Ее завораживал снег. Она так давно не видела снега. Раньше и не замечала, какой он странный, волшебный – жемчужно-серый в безлунную ночь; а под луной – сияющий, в звездочках, в длинных сиреневых тенях. Она слушала скрип под ногами, трогала снег голой ладонью, позволяла растаять между пальцами. Она подолгу стояла под фонарем, глядя, как очумелые хлопья валятся из черноты. С шорохом – шух-шух-шух.

Это же чудо – снег. Белые бабочки.

Особенно нравилась ей тропа, уводящая вверх, сквозь лес, мимо бараков и частных избушек до самого дальнего универмага. Динка всегда старалась подгадать так, чтобы пройти по ней лишний раз. Тропу подпирали могучие сугробы, по сторонам торчали дровяники и сарайки. Дворовые псы всех мастей лаяли, бряцая цепями, и просовывали любопытные морды в дыры заборов.

– Ну-ка, тихо! – бросала Динка какой-нибудь особо настырной жучке. Уж кого-кого, а собак она не боялась ни капельки. Динка останавливалась, угрожающе рычала в ответ (у своей научилась) и угрожающе смотрела незнакомой псине в глаза. Как правило, жучка тут же начинала смущенно отводить взгляд и торопилась убраться обратно, от греха подальше. И только из-за безопасного забора позволяла себе вволю высказаться.

Динка шагала дальше, улыбаясь. Не родилась еще такая собака, которая могла бы ее напугать.

Довольно скоро окрестные псы ее запомнили и отныне провожали только уважительным осторожным подгавкиванием. Динка даже за молоком стала ходить в дальний магазин, так ей нравилось. Вот тут и появилась Будка.

Помнится, Динка тогда остановилась у колонки. Мальчик набирал воду, ледяная борода вокруг крана сверкала на редком январском солнце. И все это как будто с другой планеты – бледное небо в кайме темных туч, яркое синее ведро, пацан в огромной ушанке. Динка повернулась идти дальше и обнаружила, что за спиной у нее сидит собака, серая, похожая на исхудавшую лайку. Сидит и смотрит заискивающими глазами, потухшими, почти без надежды. Динка сунула руку в пакет – та шарахнулась в сторону.

– Бестолочь, это же тебе. На, возьми, не бойся.

На снег полетела булочка.

Серая хапнула ее в один укус.

– Ничего себе.

Динка отломила половину батона – хватило на два укуса. В три минуты она скормила молчаливой псине все, что было. Наконец пакет заметно полегчал, взгляд у серой повеселел, она сторожко подошла к девочке, ткнулась носом в дубленку – спасибо, мол! – качнула хвостом и убежала.

В следующий раз Динка специально положила в карман пачку крекеров. Собака возникла мгновенно, стоило встать у колонки. И Динка решила, что будет приходить сюда почаще.

Совсем не похожа была эта серая на ее любимую Рэньку. Тощая, несмотря на зимнюю шубу, с запавшим животом, с порванным, надломленным ухом. За неделю Динка ее прикормила, приручила так, что Будка (надо ж было как-то называть) уже позволяла себя гладить, а порой даже провожала ее немножко по лесу. Динка перестала таскать печенье и прочее баловство, а стала брать сухой корм в пакетах. Да еще печенку замороженную покупала, потому как одним сухим кормом сыт не будешь, а печенка – и дешево, и сердито. И ходить туда стала каждый день, специально, чтобы встретиться с Будкой.

Дневник Дины Волковой,

январь, каникулы

Мне кажется, что один человек никогда не поймет другого. Это же так сложно – представить, что другой человек тоже есть! По-настоящему. Что он такой же, как я, живой. Люди не понимают друг друга вообще. Не слышат. Не видят.

Как будто кругом не люди, а зеркала. И мы видим там только себя, свои отражения. И в другом ищем то, чего не хватает нам самим.

– Мне не хватает снега, пусть ты будешь – снег.

– Но я – огонь.

– Нет, в моем мире полно огня, а снега совсем нет. Мне нужен снег, а не огонь. В моем мире ты – снег…

А потом этот снег обжигает руки.

Боже, как я устала от этого с родителями! Они видят во мне кого угодно, только не меня. Какую-то другую, придуманную девочку. И когда я пытаюсь из-под этой девочки вылезти, меня запихивают обратно. «Не спорь, мы лучше знаем, что тебе надо!» – говорят они.

Откуда они могут знать?! Я сама не знаю, что мне надо. Но они меня «любят» – поэтому вправе решать за меня, навязывать всякую чушь, утверждать, что я хочу того или сего. «Нам виднее, – говорят они хором. – Ты еще маленькая… ты ничего не понимаешь… так будет лучше».

Интересно, кому?

Завели бы себе манекен, ему было бы лучше. А у меня можно как минимум спросить, чего же я хочу – однако никто не спрашивает.

Меня от такой любви тошнит. Тошно, просто тошно. Она мучает, а не помогает. Там совсем нет меня.

Вот поэтому я люблю Рэньку. О, тут никаких сомнений – люблю, очень! Потому что для нее существую только я. С ней не надо притворяться, врать, изображать кого-то. Надо просто быть. Жить. Дышать. Она любит меня за то, что я нашла ее в этом мире. И она меня нашла. Мы обе нашли друг друга.

Какое счастье, господи, найти хоть кого-то!

Пусть даже собаку. Это уже много.

А теперь о Толике. Так. Так. Нет, я все-таки это напишу.

Неужели он в меня… влюбился?!

«Не верю!» – как говорил Станиславский, кусая соседей. Зачем я ему? Почему он не бросил меня в тот первый вечер, после катка? Ему же не обломилось…

Не понимаю.

Ну а я? Влюбилась в Толика? Хоть немножко?

Нет, конечно, глупости.

А что тогда?

Ну-у-у… ничего.

Тогда почему ты с ним?

Ну-у… с ним забавно.

А он тебе нравится?

Да, нравится.

Так, значишь, влюбилась?

Нет, мы просто дружим.

А если честно?

Ну… не знаю. Может, чуть-чуть. Самую капельку.

Толик, конечно, симпатичный. Мне с ним интересно… Наверно, потому, что у меня еще никогда не было своего парня. Конечно, я дружила с Егором. Но это совершенно точно дружба была, без всякого такого, а тут все наперекосяк, фиговина с морковиной.

Мне кажется, я про Толика совсем не думаю – в смысле, о его желаниях, о том, что он тоже есть… А просто мне хочется, чтобы у меня был парень. Боже, никогда, никогда у меня не было своего парня!

Но вот любовь ли это?

Вряд ли.

Если подумать, мне с Толиком ни жарко ни холодно. Да, я радуюсь, когда он звонит, когда мы встречаемся, но тут же забываю о нем после прогулки…

(Э-э, подруга, а почему ты тогда целый вечер о нем тут пишешь??)

Совсем запуталась. Столько вопросов в голове, а ответов – ноль.

Особенно когда о любви.

Вот моя тетушка. Она меня любит? Ну… по-своему. Как папа с мамой. Она любит какую-то придуманную девочку. Вечно у этой девочки проблемы: «Закрути шарф, не бегай по лестнице, убьешься, кушай больше, вон какая худенькая!»

Можно всю жизнь закручивать шарф, никогда не бегать и кушать, пока не лопнешь. Только зачем все это? Чтоб тетушке угодить? Разве жизнь ради этого? Кушай больше… А что дальше? Кушай больше, и станешь толстым уродливым бегемотом?

Хотя тетя меня любит, конечно… это она так заботится. По привычке всех взрослых – совсем не замечая меня.

Ладно, немножко времени я уже убила, на сегодня хватит. Обещаю, что на следующей неделе займусь чем-нибудь полезным. Надо снова начать английский учить, что ли, я же ни бум-бум. Вдруг когда-нибудь поеду путешествовать, как Егор… когда-нибудь в настоящей жизни. Так и не получилось у меня начать настоящую жизнь, все равно откладываю.

А Толик, в конце концов, сам большой мальчик. Хочется ему со мной дружить – пусть, я ему ничего не обещала.

Мне ведь уже скоро исполнится шестнадцать лет. Говорят, молодость – самое лучшее время в жизни, самое счастливое… Не знаю. Кто это говорит? Был ли он сам счастлив в молодости хотя бы пару часов?

* * *

– Девушка, девушка-а!

Она задрала голову – и тут же – щелк! щелк! – с крыши невысокого дровяного сарайчика в нее уперся черный объектив.

– Отличный кадр.

На крыше возвышался незнакомый парень с фотоаппаратом, в красном пуховике, в смешной яркой финской вязаной шапке с длинными ушами. Она нахмурилась – просто от неожиданности, – а он подмигнул: