Анна Макстед - Витамины любви, или Любовь не для слабонервных

• Название: Витамины любви, или Любовь не для слабонервных
• Автор: Анна Макстед
• Издательство: Издательство АСТ, Издательство «АСТ МОСКВА», ХРАНИТЕЛЬ
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-037041-2, 978-5-9713-5684-4, 978-5-9762-3549-6

Выйти замуж во второй раз… Почему бы и нет?

Однако Ханна, ухитрившаяся выскочить в двадцать лет и развестись через полгода, придерживается совершенно другого мнения.

Она успешна и независима. У нее — отличная карьера и прочные отношения с верным бойфрендом. Чего же ей не хватает? Неужели… бывшего мужа Джека?

Легкомысленного, инфантильного и совершенно несерьезного Джека, который сердится на нее, но в то же время не прочь «начать все сначала»? Конечно, Джека нельзя принимать всерьез… Но, может, все-таки стоит хотя бы обсудить его предложение?

---

Я еле удержалась от смеха.

— Оливер, для Габриеллы ее внешность имеет очень большое значение. И для тебя тоже, кстати. А после родов, я думаю, трудно поддерживать форму. По-моему, она выглядит отлично, но, может быть, я не присматривалась. Ты должен быть терпеливее, Олли. У тебя проблемы на работе, вот ты и стал невыдержанным.

— Ты так говоришь, будто это только ее ребенок.

— О-о, тысяча извинений, но разве рожал ты?

— Ну да, рожала она, но ребенок-то наш. Общий. В физическом смысле она много перенесла, я перед ней преклоняюсь. Я знаю, приходить в себя она будет долго, я старался ее поддерживать. Но ты так говоришь, будто она — единственный родитель, а я просто какой-то посторонний, сосед по дому. Я разделял с ней все проблемы, связанные с ребенком, ее радости, ее страхи, ее панические настроения, бессонницу, вот это как раз главное — паника и бессонница. Габи все свои чувства переживает вслух. А я — нет. Но это не значит, что я не переживаю. Иногда хочется ей сказать все, что чувствую. Сказать, что очень ценю то, что она делает, что понимаю, как ей трудно. Но тут она как рявкнет, и я начинаю говорить совсем другое, не то, что собирался.

— Тогда прости, что перебила. Ты, по-моему, прав. Несколько дней побыть врозь с женой пойдет тебе на пользу. Главное ведь, что и ты, и Габриелла оба хотите, чтобы обстановка в семье стала лучше. Надо учиться уступать друг другу.

— Ты-то откуда знаешь, что Габи хочет, чтобы стало лучше?

— Я с ней разговаривала. Теперь попробуй ты. Она тебя очень любит. Она сама сказала.

Наступило молчание. — Эй! Ты где живешь, кстати?

— У мамы и папы.

— То есть как?

— А что такого? — Судя по голосу, Олли был удивлен моей реакцией. — Роджер разрешил. Хотя мама недовольна.

— Роджер тебе разрешил? Но я… вчера вечером мы с ним виделись, он ни слова не сказал!

— Наверное, знал, что ты будешь против. Мама сильно возражала.

— Ты откуда знаешь?

Послышались непонятные звуки. Олли явно замялся.

— Она была достаточно красноречива. Для мамы. Она спросила, что ей говорить, если Габи позвонит.

— Ничего себе! Похоже, она на другой стороне. Так же, как и я. А ты что ей сказал?

— Я — ничего. А Роджер сказал ей, чтобы она помолчала. Мне это не очень понравилось, но где-то ведь мне надо жить.

— Да, конечно. Что собираешься делать сейчас?

— Может, пойду домой. Повидаю жену и ребенка.

— Предложения принимаются?

— Валяй.

— Купи самый пышный букет и игрушку, — знаешь, есть такие на колесиках, с ручкой для толкания, со встроенной музыкой, да выбери музыку погромче.

— Мысль понял.

На следующий день, ясным ранним утром я позвонила Роджеру.

— Привет! Ну, к вечеру готова?

— Я приду. — И добавила, чтобы его испытать: — Джек не придет.

— Боже мой! — воскликнул он. — Ну что ты за идиотка!

В трубке раздались гудки, и я заметила, что дрожу всем телом, Я не знала, что и думать.

Ну, как можно в тридцать один год быть такой тупой и наивной! До сих пор в моей жизни не было проблем. Я всегда думала о своей соседке: «Слава Богу, что я — не она». Речь о той, у которой сиамский кот. Это была дама средних лет, от нее всегда исходил запах вареной рыбы, и однажды она мне призналась, что считает себя «настоящей мамой» своему коту. Она ведь его вырастила, так она объяснила. Уф, фу. Чего это я вдруг?

По сравнению со мной, эта кошачья мама добилась в жизни успеха.

Я никогда не отличалась общительностью, и в душе я полагаю, что «общительных людей» вообще нет, просто одни люди лучше других умеют скрывать, что они лишь снисходят до общения. Так что не удивительно, что я осложнила отношения почти со всеми, кто значится в моей записной книжке. Однако я считала, что уж на работе-то я добилась успехов. Как верно подметил Джек, в моей работе не требовалось проявлять эмоции, в ней нужно было иметь дело только с фактами.

Эмоции превращают человека в желе, эмоциями писаны статьи о смысле пьес Шекспира, из которых можно сделать вывод, что этот человек попытался на каждой странице высказать сотню тысяч противоречивых мыслей. Но факты — они прекрасны. Два плюс два — всегда четыре, хотя Джек однажды пытался доказать мне обратное. Мистер Смит говорит миссис Смит, что застрял в пробке у станции метро «Эджвер», а следящий за его машиной агент говорит, что он в этот момент едет со скоростью 90 миль в час по шоссе. Факты — мои друзья. С ними у меня не возникало проблем. И все же оказалось, что как-то вдруг проблемы возникли. Я думаю, что если называю себя детективом, то обязана проверить эту любопытную аномалию.

Я рано приехала в театр, около половины седьмого. Могла бы и раньше, чтобы помочь за кулисами, но не захотела. Признаюсь, мне приятна атмосфера перед премьерой. Все такие возбужденные, такие энергичные, полные энтузиазма. Меня просто поражают эти люди. Я всегда думаю: вы ведь работаете добровольно, тратите свое свободное время. Я же свое время трачу бездарно. Не спрашивайте, что я с ним делаю, — я не знаю. Но в сравнении с людьми из труппы любительского театра становится ясно, что я расходую его впустую. Мне всегда было стыдно за себя при виде того, с какой радостью эти люди отдаются интересному для них делу.

Я решила разыскать номер маминого мобильника, собралась ей позвонить, но не сделала ни того, ни другого. У меня возникло какое-то тошнотворное ощущение, что, я ее не понимаю. Может быть, потому, что она, наконец, оставила свои попытки сблизиться со мной. Когда кто-то старается вам понравиться, начинаешь относиться к нему с подозрением. А теперь она осмелилась продемонстрировать — и мне, и другим, — что, по ее мнению, заслуживает лучшего обращения, решила, что имеет право голоса. Я удивлялась. Неслыханно (прошу простить каламбур), что Анжела поднимает голос, возражая отцу.

Я хотела сказать ей, что нет ничего плохого в том, что ты эгоистка (высказать это Бурой Сове у меня никогда не хватало духу). Я понемногу осознавала, что Роджер, пожалуй, способен подавлять других. Он мог, ни слова не сказав, заставить тебя замолчать. Конечно, я знала, что мать никогда не позволит себе проявить на людях свое огорчение, так же как не допустит, чтобы увидели ее нижнее белье, но я была уверена, что этот легкий намек на бунт вызван смертью бабушки. Я не знала, что надо делать человеку, потерявшему близких, но точно знала, что играть на сцене рядом со своим мужем ради ублажения его эгоцентризма — не самый лучший способ пережить потерю любимого человека.

Я нашла маму на сцене, она несла за кулисы поднос с тарелками, наполненными чем-то вроде бифштексов в подливке. Скорее всего, чем-то несъедобным — заплесневелым хлебом и обветренными вареными яйцами, политыми луковым супом из банки. Для меня рецепт этого блюда оставался секретом. Если по ходу действия пьесы требовалось, что-то есть, всегда вместо предполагаемого по сценарию блюда на сцене появлялось нечто совсем другое. Причем что интересно: какие бы омерзительные, полные бактерий блюда ни подавались актерам, они всегда ели все это по-настоящему, а не притворялись, будто едят. Или они были невероятно голодны, или были готовы на все ради искусства.

Я кивнула Анжеле в знак приветствия, и она, бледная и напряженная, кивнула в ответ. Она играла главную роль в этой пьесе, у нее только что умерла мать, но все это не освобождало ее от мелких подсобных работ. Хотя, возможно, таская подносы с едой, она входила в образ — Анжела исполняла роль мисс Купер, хозяйки приморского отеля, в котором разворачивалось действие пьесы. На ней уже был сценический костюм: длинная юбка, толстая блуза тусклого цвета, волосы стянуты в тугой пучок. Чертовски старомодная героиня. Я не знала, кто распределял роли. Может быть, отец. До сих пор мать ни разу не выходила на сцену.

Мой отец не только ставил эту пьесу, он еще играл роль Джона Малкольма, образ которого — после многих разговоров с отцом о его интерпретации и вариантах трактовки — я, кажется, знаю лучше, чем саму себя.

Сюжет таков. Чтобы избавиться от неопределенности своего положения, бывший политик Джон заводит романс мисс Купер. И тут его молодая очаровательнаябывшаяжена, выследив его до отеля, приезжаетсюдав качестве постояльца. Они развелись многолетназад— она была «фригидной» из-за несчастнойлюбви, пережитой в юности, он, наоборот, страстным. Ониз-за своей агрессивности оказалсяв тюрьме, затемсменил имя, стал журналистом. Короче, последлинных напыщенных речейи краснобайства, Джонбросает мисс Купер и возвращается клюбви всей своей жизни — той, которуюв прошломизбивал.

Я была рада, что не виделась с Роджером до начала спектакля. Он был в гримерной, накладывал грим. Не желая встречаться с ним, я уселась в первом ряду. В зале был сквозняк и пахло сырыми опилками.

— Привет! — В соседнее кресло опустилась Габриелла.

— Привет! — Я осмотрела ее, выискивая признаки подавленности.