Владимир Витвицкий - Охота на компрачикоса

• Название: Охота на компрачикоса
• Автор: Владимир Витвицкий
• Жанр: Современные любовные романы

Повесть о приморской любви и высокогорной мстительности.

---

Мелькнуло брюхо, заработала пушка, и Алексей понял, что густой поток горячего железа разрывает сейчас тела невидимых ему преследователей. Боезапас большой, а жизнь одна, так зачем же экономить?

Второй отстрелялся и ушел на круг — зависать опасно, а к Алексею, уперев, правда, в него свой пулемет, быстро подобрался "МИ-8". Алексей бодро замахал полосатым флагом, и вертолет, выбрав ровное место, тяжело завис и коснулся колесами земли. Он схватил куртку, сбрую и бросился к вертолету — колеса лишь примяли траву и не собираются оставаться здесь долго.

Свистящие винты заставили пригнуться, открылся люк, и из него выглянула голова и, конечно же, ствол. Подбежав, Алексей забросил внутрь завернутую в тельник и куртку винтовку, а рука — рука ангела, та, которая свободна от ствола, втащила его внутрь. Люк лязгнул — неслышно в шуме винтов, качнулась палуба, и — Алексей почувствовал это голым животом, невидимая земля ушла вниз.

— Ты кто? — прокричали веселые глаза ангела и досланный в канал ствола патрон.

— Морпех! — честно и по возможности также весело попытался ответить Алексей. — А ты кто?

— Стюардесса! Ты один?

— Да!

Вибрирует палуба, визжат турбины, шумят винты, а он чувствует это всем телом и очень этому рад.

— А не пристегнуть ли тебя ремнями?

— Безопасности? А ты не летчик!

— Летим!

* * *

15.

"…там приказал он садовникам вскрыть еще засыпанный землею, еще девственный кувшин никем еще не возмущенного вина и, по снятии деревянным ковшом пены и заплесневелой накипи, первый погрузил и за наше здоровье выпил полную серебряную азарпешу. Когда все мы поочередно стали подносить к губам эту круговую грузинскую чашу, оказалось, что Хвилькин исчез из сада. Понял я…"

Я.П.Полонский. Проза.

— Разрешите?

— А, беспризорник? Заходи.

Маленький курортный аэродромчик, раньше он принимал кукурузники и летающие автобусы — поршневые "АНы", теперь отдан военным. Аэропорт, похожее на гибрид автостанции и большого киоска здание закрыто, окна-витрины моет лишь дождь, а внутри хлам из выцветшей бумаги и пыльные пластмассовые кресла. Кроме вертолетов, военное присутствие обозначено несколькими кунгами, антенны-штыри, антенны-рамки, растяжки, еще какие-то непонятные фигуры, пара больших палаток и прямоугольная куча зеленых ящиков под маскировочной сеткой. На ней пыль, и над всем этим светит солнце. В равной степени оно освещает неблизкие, но видимые горы, и близкое, но невидимое море, и весь этот небольшой, с гражданских времен огороженный сеткой забора мир, сейчас цвета хаки и загорелых технических спин. Есть и часовой, и его тоже освещает солнце. Жарко.

— Есть дело, товарищ майор.

— Да?

— Да.

Толстый майор, начальник машин, антенн и палаток. Ему жарко, шея мокрой складкой пытается наступить на расстегнутый воротник. Короткие рукава форменной рубашки, повседневной, а не пятнистой, глаженые брюки и непобедимая звезда между двумя голубыми просветами говорят — я сам себе штаб. Он как раз в штабном кунге — здесь почти нет аппаратуры, но есть сейф.

— Вылет завтра, в двенадцать?

— Да. Смотри — как отмылся, на человека стал похож.

— Я бы сбежал до утра?

— О!..

Грозные "МИ-24" придали серьезности аэродрому и короткой взлетной полосе, техники коптят себе спины рядом с машинами. Но экипажи радуются солнцу и как подарку — свалившемуся к их ногам морю, и ждут Алексея у "УАЗика", предоставленного им щедрым комендантом. "Таблетка" развозит начальство, обеды, обслугу и караул, но сейчас она отдана гостям. Им завтра назад, и море для них и в самом деле подарок. Гости не промах и уже узнали — где? Вылет в двенадцать, и это разумная техника безопасности.

— Уже?! Когда успел? — продолжил удивляться его наглости майор.

— Здесь недалеко газовый пансионат. Может, знаете?

— Здесь их много, нарьянмарцев. Ну и что?

— Там моя знакомая работает, почти жена.

— Ну и что? — уже после паузы сомнения и интереса повторил мягкий на ощупь потомок Семибаба.

"МИ-24-е" как-то не смотрятся в середине южного благополучия, на фоне сине-белой аэрофлотовской краски и совсем нестрашных "МИ-8ых". Завтра они повезут то ли начальство, то ли очередную комиссию, что, в общем-то, все равно. Экипажам повезло — возможность окунуться в море и выпить домашнего, на продажу вина, а еще есть варианты… хотя нет — вариантов не будет, потому что свобода ограничена временем, "УАЗиком", друг другом и вечером в аэродромовской палатке.

— Я к тому, что на трассе автобусов полно, а ехать чуть больше часа. Ну, может быть, чуть меньше двух.

— Да ты что? Ты же душман, тебя фээсбешникам сдать нужно.

— Вот завтра и сдадите.

Пауза сомнения, главное — чтобы она не превратилась в минуту несогласия.

— Послушай, а что ты от меня хочешь? Нужно бежать — беги, твои тебя прикроют.

— Можно и так. А вдруг я наткнусь на бдительность? Вихрь там или антитеррор, или еще что-нибудь в этом роде? Дорога одна, а у меня удостоверение, значит — немец переодетый. Знаете ведь как — бей своих, чтобы чужие боялись.

— Я паспортами не торгую.

— У вас командировочных полный сейф, с печатями. Я видел у шофера.

— И?

— Пошлите меня в командировку, до завтра, до десяти утра. А, господин отважный комендант?

Пауза, несогласие, сомнение, чувство близкой и бескорыстной авантюры, вполне понятной, но формально наказуемой.

— Послушай, старшина, ты когда к вертолету бежал, головой о лопасть не задел?

— Нет, сегодня мне повезло. А завтра? Повезет ли мне завтра? Поэтому…извольте быть героем, товарищ майор!

Сбежав с круглых плеч, в глазах толстяка блеснули оловянные звезды, дернулся взгляд — с Алексея на сейф, с сейфа на Алексея.

— До девяти.

— Тридцати.

* * *

Скоропомощный "УАЗик" в сигаретном дыму, синяя муть медленно оседает и растворяется в ленивой жаре и проверенных медициной экипажных легких. От корпуса машины пахнуло горячей резиной и бензином — после чистейшего, но иногда трудно совместимого с жизнью воздуха высоких гор цивилизация лезет в нос чуть ли не с криком. Терпимая усталость, но чем ближе к уровню моря, тем сильнее она дает о себе знать.

— Ну что?

— Порядок, — помахал командировочным Алексей, — команданте дал добро.

Отважный майор, обладатель сидящей лихости, позвонил сначала в справочное, а затем и в сам газовый оазис, демонстративно поддавшись разумной осторожности.

— А вдруг она уехала? Промотаешься зря.

— Я понимаю.

Но она не уехала — так сказала трубка, и, вздыхая, заполнив аккуратным почерком охранную грамоту, толстяк протянул ее Алексею.

— Там телефон на обороте. Ты же не хочешь мне неприятностей?

— Сделаю все, что смогу.

— Ну, что ты сможешь, я не сомневаюсь, — запирая сейф и слюнявя кругляшек печати, напоследок всем животом вздохнул майор, — иначе, зачем же ехать?

Вздрогнула труппа товарищей, все как-то расселись по горячим сидениям, и водила лихо, насколько возможно, дернул с места. В лучах солнца качнулась пыль, они выехали из ворот, а затем и за шлагбаум, и быстро покатили по дороге. Вскоре замелькали домики и загорелые, нереальные в своей расслабленности люди. "УАЗик" пересек трассу и остановился у автобусной остановки, а водила, который и присоветовал насчет командировочного, не открывая дверцы — зачем, и так все стекла опущены, указал на пару притаившихся в тени деревьев "Жигулят".

— Тщь прапорщик, если что — вон извозчики.

— Спасибо, — поблагодарил Алексей, спрыгнув на горячий, вонючий, но такой мирный асфальт.

— А вино где? — сквозь работу двигателя кольнул в спину резонный авиавопрос.

— Дальше, — ответил довольный службой и жизнью водила. Хрюкнуло сцепление, и машина поехала к морю и к "дальше", оставляя Алексея на съедение шляпам, бейсболкам, светлым шортам и темным очкам. Прячась больше в загаре, чем в одежде, люди ждут автобуса, и он почувствовал себя несколько неловко среди праздных солнцепоклонников, стыдясь своей непонятной и неуместной, бывалой формы. Он центр дисгармонии, оппозиция вальяжности, а тяжелые ботинки — прямая угроза для открытых сандалий. Он будет осторожен.

А мимо катят разноцветные машины, а в них разноцветные люди. Мужчины маются в жаре, а женщины играют в ленивое равнодушие, однако именно эта игра и притягивает взгляд. Жизнь идет, не слушаются дети, однако статика усталости и запах войны, той, что лениво идет почти по соседству, пробивается даже сквозь вонь асфальта, да и голоса людей и шум машин — тоже как бы сквозь, или вскользь. Это просто усталость, он много бегал и не спал, это понятно, но все же как-то нереально. Летчики — им надоел спирт и они жаждут вина, майор, понимающий, что слово "комендант" звучит выгодно, хотя и не гордо, самодовольный водила в "таблетке"… они, безусловно, настоящие, но эти, незащищенные камуфляжем человеческие пятна? Но вот и автобус, пускай нереальный, он громко пыхтит, а пятна вновь превратились в людей и двинулись к раскрашенному рекламой боку и солидно охнувшей двери.