Владимир Витвицкий - Охота на компрачикоса

• Название: Охота на компрачикоса
• Автор: Владимир Витвицкий
• Жанр: Современные любовные романы

Повесть о приморской любви и высокогорной мстительности.

---

— Я помню твою склонность к вычислениям, — немного посопротивлявшись, все же сдался Алексей. — Да, это в точности то, о чем ты догадалась. А ты хорошо смотришься на мраморе! Тебе бы родиться где-нибудь недалеко от Ниццы, а лучше в Акапулько. Там волны больше. Будешь в Акапулько, не ныряй во время отлива, хорошо?

Соглашаясь и как бы отступая, она вновь вдохнула химическую смесь ясных подозрений. Запах не так уж и силен, но попадая в нос, он не уходит в легкие, а цепляясь за язык, сразу проникает в виски и уши — так кажется. Но он точно не похож на запах охотничьих патронов. В пропитанной неприятной ядовитостью пятнистой материи свились в клубки горячие укусы, быстрые и немигающие.

— Не буду.

Эти укусы для людей. И если он не хочет говорить, то она не будет спрашивать. А на следующей ступени вспомнилось, как нудно он заставлял ее нырять, не решаясь применить силу и приводя при этом множество обоснованных, на его взгляд, но бесполезных для нее причин. А он любил нырять и даже взял маску — на прокат, у своего друга, Дениса. Она сдалась за день до отъезда на турбазу, перед "вечером большого душа", и забрала у него маску и трубку. Ей не нравятся мокрые волосы, а море не горное озеро и быстро превращает их в узбекские косички. Но это ужасно понравилось Алексею — он считал ее амазонкой, и хотя это не ново, однако нравилось ей.

— Ты тоже неплохо смотришься, похож на усталого легионера.

Широкие ступени блистающей на солнце лестницы приятны, а ноги, разгибаясь, задают ритм фразам.

— На миллионера?

В этот последний перед отъездом день он сделал ее фото. Раздобыл "Поляроид" — кажется у своих земляков, и неожиданно сфотографировал ее — так, с мокрыми волосами, она и отправилась к нему в карман.

— Какой ужас! — возмутилась она тогда.

— А это не для тебя, — спокойно возразил он.

А из кармана, потом, в удостоверение — оно еще плохо помещалось там, это поляроидное фото. Ей трудно было представить Алексея в форме, и военное удостоверение казалось подделкой, но его неожиданное появление и жжено-кислый запах, и пока они поднимались по лестнице к корпусу, она с удивлением осознала, что уже прежний он кажется подделкой. Он чуть не застрелил Витюшу взглядом и этим рассмешил ее, но быстро догадался, что большой мальчик ему не соперник.

Соперники неудивительны, но в холле ревность, пожалуй, кольнула уже ее, несильно и смешно, но все же.

— Все-таки решили остановиться?

— Да, до утра, как и обещал.

Ирина, ей соседка по комнате, а Витюше по городу. Южные трудности с работой заставляют ее мотаться туда-сюда, от дома к работе и обратно, так что в двухместном, в спальню и душевую, плебейском, но вполне терпимом номере Лена часто остается одна, что, в общем-то, неплохо, но бывает, задверные проблемы ее преследователей мешают ей спать.

А несколько раз Ирина привозила с собой сына, и тогда между кроватями появлялась раскладушка. Ему восемь, но в отличие от бледной и равнодушной к солнцу мамы он блестит упорным, наверняка еще с весны загаром, и с любопытством целится в мир быстрыми, из-под выгоревших бровей и невидимых ресниц глазами. Белые, бесцветные, коротко остриженные волосы плавным контрастом теряются на почти черной шее — он похож на персонаж из "Дубравки". Но мама не Дубравка — может показаться, что по утрам вместо чая она пьет валериану. При этом она не глупа — полный уверенности и достоинства тон преподавателя, знающего чуть больше, чем того требует школьная программа, очень идет ей, и когда она не может ответить на кроссвордный вопрос, то это почти недоумение. Она сразу же понравилась Лене.

Кажется, между недоумением и восклицанием должна быть пауза? Недоумения нет, и восклицания тоже, но пауза все-таки вильнула хвостом нотного знака. Уходящая закорючка, но Лену задело — простая симпатия несложных слов, но она обратила на это внимание.

— Без стука не входить.

Что с ней, зачем она сказала это? Ей давно не тринадцать — она вспомнила Нину. Тринадцать — неудобно выговаривать даже про себя. А затаившийся в пластмассовых зарослях охранник, кажется, хрустнул напряжением ушей? Мгновение стыда — конечно же, Ирина догадалась о причине ее словесного взбрыка, а охранник — вдруг то неконкретное чувство, влекущее ее и допускающее к себе Алексея, эхом ударившись о барабанные перепонки, отстучало в его скучающем мозгу ленту пошлых мыслей? Досадно, однако несколько шуршащих в искусственной зелени ковра шагов, и досада, повиснув во внутренней тишине и медленно оседая, так и осталась в холле, конечно же став поводом для разговора двух ждущих окончания смены людей.

Горы во всем: падающий к морю склон срезал и корпус, добавив ему со стороны прибоя два нижних этажа и незаметный служебный вход в прачечную, а над ней, во втором и более длинном ряде окон размесились "мучачос" — временные, на сезон, работники. Это прежде всего те, для кого море — заморское чудо, и Лена в их числе, а так же Ирина и Витюша, местные, но работающие с перерывом на зиму "мокрые спины". Идти недалеко — лишь темноватый с солнца коридор, но и его служебных стен коснулось солидное газоватое дыхание. А ей показалось, что Алексею немного неловко среди давящего в первое время комфорта — так было и с ней, после палаточного городка.

— Есть подозрение, Лена, что в никелированных кранах этого блистающего мира горячая вода журчит круглые сутки?

— А у тебя есть сомнения?

— Подозрения. А вдруг и здесь существует какое-нибудь расписание?

А в коридоре темно, но прицепленный к большой деревянной груше ключ — чтобы не потерялся, вошел в замок привычно и легко.

— У меня сегодня большая стирка, — успокоила его Лена.

Задумавшееся в предвечернем падении Солнце, заполнив лучами номер, взглянуло в открывшуюся дверь на нее и на Алексея, и взгляд этот можно почувствовать лицом и даже дотронуться до него рукой.

— Пока тебя искал, купил зубную щетку, — сообщил Алексей еще одну новость, и она снова услышала в его словах любопытное ей смущение. А насмешливый Ра, смотрящий в окно, обязан ли он прищуриться или обернуться?

— Душевая там, можешь проверить…

Эта книжка — как хлопушка из детства. Потянув за веревочку, кажется, целый час ждешь, когда она бабахнет. Бабах! В разные стороны разлетелись конфетти, и их не собрать, а сюрприз упал в снег, и его не найти.

— У него на плече должно быть красное пятно. Или синее? Боевиков определяют именно так.

— Видишь, никаких пятен нет.

— Может, он левша?

— Не угадала.

— А может он стреляет как ковбой, с бедра? Давай посмотрим.

— Нет там никаких пятен, поверь мне на слово.

— На слово неинтересно, — улыбнувшись подруге, вздохнула своим мыслям Ирина, перестав рассматривать спящего Алексея и разглядывая теперь его сохнущую форму. — Мне кажется, он проспит до утра.

Лена не ответила. Медленные капли отрываются и лениво падают на пол, но летний воздух быстро сушит.

— Везет тебе, подруга! Ну почему мне такие не сваливаются на голову? Ну хоть бы один… а то попадаются все какие-то скользящие отдыхающие или планирующие негодяи.

— Планирующие?

— Во всех смыслах.

— Нет, я не уступлю. Извини, Ирин, а Сашин отец?

— О, этот один из смыслов, а для него единственный — затянулся и забылся.

— А где он сейчас?

— А нигде. Видимся раз в год, да и то случайно — какой спрос с планирующего негодяя? В первое время незаметно было, а потом поздно — соломенный жених. А тебе повезло, — она вновь поглядела на Алексея, — так бы смотрела и смотрела. Не ревнуешь?

— Не успеваю. Ты звонила?

— Да. Попался очень милый майор, и совсем не обиделся, когда я назвала его полковником. Спросил, почему старшина, а он старшина, — снова показательно вздохнула Ирина, — сам не позвонил.

— И что ты ответила?

— Старшина…

— Что ты ответила?

— А? — вернулась на землю Ирина. — Сказала правду: что он уже поднялся в номер и вряд ли сможет выйти до утра.

— Спасибо, и извини, что я тебя выгоняю.

— Не будь занудой, главное — чтоб человек хороший был, и чтобы не было войны. Хотя бы временно, хотя бы сегодня. Но ты не забывай, что сегодня очень скоро кончится, вот увидишь.

— Кто из нас зануда?

* * *

А между тем — обнаружен геморрой, и доктор сказала (а доктор — женщина, как грозно: женщина-врач, а как стыдно, и неудобно):

— Водки — не пить!

— Острого — не есть!

— Тяжестей — не поднимать!

— В кресле долго — не сидеть!

— О туалетной бумаге — забыть!

— Ваш друг — проточная вода, — улыбнулась медицинской улыбкою доктор, и взглянув на часы:

— Валя, чаю? — предложила она медсестре, уверенными движениями избавляясь от скользких перчаток.

"Не слишком ли много запретов?" — буркнула скромная мысль постулатного несогласия, и тут же туманно: "Приятного аппетита". Так, или примерно так думал испальпированный женщиной-врачом пациент, с понятными нервами натягивая спасительные "тэ" на оголенную "жэ", размышляя при этом о неудобстве и неинтересности женских поз и о том, что все-таки плохо, что геморрой, но все же хорошо, что он мужчина.