Сабахаттин Али - Дьявол внутри нас

• Название: Дьявол внутри нас
• Автор: Сабахаттин Али
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-280-01254-8

Сабахаттин Али (1906-1948)-известный турецкий писатель, мастер жанра психологического романа. В «Избранное» вошли лучшие из них: «Юсуф из Куюджака», «Дьявол внутри нас», «Мадонна в меховом манто».Действие первого из этих романов происходит в начале века. Тихую, размеренную жизнь обитателей деревни Куюджак потрясает зверское убийство бедняцкой семьи. Оставшегося в живых мальчика Юсуфа берет к себе начальник уезда. Борьба возмужавшего Юсуфа за счастье, за любовь кончается трагически: погибает его горячо любимая жена. Однако герой не сломлен, он готов еще решительнее бороться за лучшее будущее…Два других романа - о любви, о судьбах турецкой интеллигенции в канун и во время второй мировой войны.

---

С ним часто случалось подобное: читает какую-нибудь книгу, и вдруг покажется ему, что эти самые строки он уже читал когда-то, а вот где - припомнить не может. Или неожиданно во время разговора придет ему в голову, что он уже слышал от этого самого человека такие же слова, и, забыв о собеседнике, он начинает вспоминать, где и когда это было. Поначалу он приписывал все сновидениям, словно таинственная сила заранее приоткрывала перед ним будущее. Потом эта мысль смешила его своей нелепостью. Верно, однако, то, что некоторые слова, картины и события почему-то казались знакомыми. Он был убежден, что уже слышал, видел, переживал это, но не мог определить когда.

Омер устало опустил голову на батистовую подушку. В доме все затихло. Он закрыл глаза и мысленно прошелся по всем комнатам.

Фатьма, постелив себе на линолеумовом полу в зале, наверное, уже забылась легким, чутким, как всегда, сном. Одна нога ее, с растрескавшейся на лодыжке кожей, высунулась из-под одеяла. Ее большие, огрубевшие от тяжелой работы руки сложены на маленькой, увядшей груди, которой никогда не касалась мужская ладонь. Черные волосы выбились из-под грязного платка. Грудь мерно колышется; в отвыкшей от мыслей голове проносятся образы отца с матерью, которых Фатьма не видела с детских лет. Сны для нее - единственное средство не потерять совсем способность мыслить.

Представлять себе дядюшку Талиба и тетушку Эмине, спавших на первом этаже в комнате, окно которой выходило в сад, было не очень приятно. Вдавленные в матрацы две огромные жирные туши лежат спиной друг к другу. Белая, расшитая ночная рубашка дяди Талиба сбилась на животе, одна из штанин его бумазейных с перламутровыми пуговицами кальсон задралась выше колена. У тетушки Эмине в жирных складках шеи поблескивают капельки пота, в углах глаз сурьма смешалась с комочками слизи. Они видят беспокойные сны. Тяжелый храп дяди Талиба смешивается с легким присвистом, вылетающим не то из носа, не то изо рта его супруги.

Семиха спит на втором этаже, окна ее комнаты тоже выходят в сад. У нее молодое, упитанное тело. Одну руку она положила под щеку, другую на грудь. Светло-каштановые прямые волосы разметались по вышитой подушке, пухлые ноги плотно завернуты в батистовые простыни. В ее легкомысленной головенке проносятся сны о муже с автомобилем, шелковых платьях и модных прическах.

Ну, а в комнате по соседству с той, где находится он?

Омер не хотел признаться себе, что все это мысленное путешествие по дому он предпринял ради того, чтобы попасть в эту комнату. Только сейчас он понял, что влекло его сюда. И все чувства, пережитые утром, когда он впервые увидел девушку, вновь охватили его.

- Дурак Нихад… Еще немного - и я стану таким же, как он, - пробормотал он.

До сих пор Омер считал своего рода доблестью высказывать вслух все, что думал и чувствовал. Это казалось ему признаком уверенности в себе. И на сей раз он не видел необходимости изменить своему принципу.

- Как ее зовут?.. - размышлял он вслух. - Кажется, Маджиде. Да, не очень красивое имя. Наверное, ее отец услышал его от какого-нибудь чиновника… Но независимо от того, нравится или не нравится мне ее имя, я непременно скажу ей завтра, что влюбился без памяти…

Он постарался вызвать в памяти лицо девушки, но ему это не удалось. Он только увидел ее как бы издали - стремительную походку, покачивающиеся завитки волос над необычайно красивой, тонкой шеей.

Она стройна, у нее волевой подбородок. А вот какой формы губы или цвет глаз - этого он не помнил.

- Ну какое это может иметь значение?! - пробормотал Омер вслух. - Главное, она не похожа ни на кого в целом мире. Итак, завтра, завтра…

Тут он припомнил, какое горе постигло Маджиде, и даже укорил себя в эгоистической забывчивости.

Может быть, она разделась и легла в постель. А может, сидит, съежившись, в углу комнаты и не смыкает глаз. Или следит за тем же самым бегущим по небу облаком, что и он. Бедняжка, остаться совершенно одинокой в восемнадцать лет! Она вдали от дома, окружена чуждыми ей по духу людьми. Омер знал, как слабеют в такие минуты люди, как ищут, с кем бы поделиться горем.

«Завтра постараюсь ее утешить», - подумал он, но тут же устыдился пошлости собственных мыслей и пог.юрщился. Как ни пытался он обуздать свое воображение, ему это не удавалось. Перед мысленным взглядом проносились картины, одна другой трогательней: он изливает душу перед девушкой, а она ласково и мило внимает.

Омер знал по опыту, что события, мысленно пережитые им, пригрезившиеся в мечтах, никогда не осуществляются в реальности. И при этом полагал, что желания его, по сути, вполне осуществимы, просто судьба несправедлива к нему. Он решил больше не мечтать о сближении с Маджиде. Ведь стоит только вообразить ее своей, как непременно постигнет разочарование. А на сей раз, вопреки обыкновению, неизмеримо важнее были не иллюзии, а реальность. Дабы обмануть судьбу, он пустился на хитрость: стал уверять себя, что все будет плохо. Мозг, уставший от дневной сумятицы и все еще под действием винных паров, постепенно затуманился. Омер заснул у открытого окна, склонив голову на подушку, набитую морской травой.

VIII

Когда Омер проснулся, еще не рассвело. Только тонкая белая полоска забрезжила вдали за деревьями сада. Омер потянулся. Слегка ломило шею, так как он спал в неудобной позе; он был молод, и ночная прохлада не повредила ему. Только лицо и руки были неприятно влажными: то ли он обливался потом во сне, то ли воздух был сырой. Омер вытер лицо и руки платком, долго протирал очки. Все еще спали, и он не пошел умываться, чтобы никого не тревожить. К тому же ему было лень двигаться. В саду пели птицы. Еще совсем крошечные листочки шевелились под мягким дуновением ветра и слабо шелестели. Было необыкновенно приятно смотреть, как одна за другой гаснут звезды на небе. Грязные, поросшие мохом черепичные крыши, казалось, оживали в свете зарождающегося дня; прозрачные, как кисея, испарения над деревьями и домами таяли, пропадали. Вся эта картина наполнила Омера ; бодростью и силой. |

- Стоит все-таки жить, если есть на свете такая штука, как весна, - пробормотал он.

Улицы постепенно оживали. Пронзительный скрежет первых трамваев заполнял город. В садиках соседних домов слышался стук деревянных башмаков, хлюпанье насосов, плеск воды. С шумом распахнулись , железные ставни на одном из окон. Урча пронесся по улице автомобиль и свернул на проспект.

Омеру подумалось, что не только жизненный уклад его родственников, но и жизнь всего города разнохарактерна и пестра, словно состоит из множества заплат. Природа и техника, тысячелетняя древность и нынешний день сосуществуют рядом. Красота и фальшь, полезное и ненужное уживаются друг с другом, переплетаются и громоздятся одно на другое.

Кто-то завозился на первом этаже: это, должно быть, встала Фатьма, готовит завтрак. Омер подошел к зеркалу, поправил галстук, причесался. Он решил подождать немного, а потом пойти умыться и напиться воды.

В соседней комнате послышались шаги, открылась дверь. Омер вскочил и, не успев ничего сообразить, оказался в зале. Маджиде с полотенцем в руках уже прошла в умывальную. Через приоткрытую дверь он заметил ее белый ночной халат и спутанные волосы. «Значит, она спала раздевшись», - подумал молодой человек. Это ему показалось странным, будто сон в одежде был признаком истинного горя.

Маджиде умылась и, вытирая лицо, неторопливо возвращалась в свою комнату. Омер растерянно оглянулся по сторонам и, схватив маленькое розовое полотенце, висевшее на спинке стула, принялся мять его в руках.

Подняв голову, девушка равнодушно посмотрела на него, словно не узнавая, и вяло обронила:

- А, это вы? Бонжур.

Омер, похлопывая себя по коленям скрученным полотенцем, ответил ей с чисто детским воодушевлением:

- Да, это я. Я пришел поздно… Вы уже спали… То есть рано ушли к себе… Я не мог с вами увидеться… Да отойдет ваше горе в прошлое. То есть дай вам бог здоровья!

Он видел, что Маджиде порывается уйти, и говорил быстро, чтобы хоть ненадолго удержать ее. Было видно, что девушка провела бессонную ночь. Веки ее покраснели, припухли, лицо побледнело, щеки ввалились. Омер понял, что был не прав, полагая, будто она провела спокойно всю ночь. Он говорил и одновременно осматривал ее с головы до ног. В длинном белом ночном халате Маджиде показалась ему еще выше и тоньше, чем накануне. Между халатом и домашними туфлями из алого бархата виднелись узкие и белые, как слоновая, кость, лодыжки. Короткие рукава с оборками оставляли открытыми покойные руки. От запястья к пальцам веером разбегались голубоватые жилки. В прядях остриженных вьющихся волос блестели капли воды.

Больше Омер ничего не мог сказать. Девушка не выказывала никакого смущения от того, что стояла в ночной одежде перед незнакомым юношей. Ее смелый взгляд совсем смутил Омера. Если бы она покраснела и начала с наигранным волнением закрывать то одну, то другую обнаженную часть тела или попыталась убежать, Омер наверняка стал бы отпускать банальные шуточки. Но стоявшая перед ним девушка вела себя естественнее, чем он, и в этом было ее преимущество.