Пётр Пискарёв - Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века

• Название: Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века
• Автор: Пётр Пискарёв
• Издательство: Гиперион
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-89332-136-4

Эти мемуары написаны двумя петербургскими старожилами, родившимися на рубеже XIX–XX вв., и публикуются по рукописи, которая находится в собрании А. М. Конечного, составителя и комментатора этой книги. Воспоминания П. А. Пискарева и Л. Л. Урлаба — это документальный реестр реалий повседневной и праздничной жизни города рубежа веков и его обитателей, они дополняют и корректируют сведения, сообщаемые другими мемуаристами и являются еще одним источником по быту и зрелищной культуре старого Петербурга для самого широкого круга читателей (от любителя книг до специалиста по городской культуре и истории).

Иллюстративный материал предоставлен А. М. Конечным.

В оформлении обложки использованы работы Мстислава Валериановича Добужинского (1875–1957).

---

Разные люди в разное время появлялись на улице. Кто спешил по своим делам, кто выходил на улицу для прогулки, а кто и работал на улице, обслуживая город и его жителей, поддерживая чистоту и порядок[80].

Что же это были за люди? Какие люди заполняли улицы города? Познакомимся с этими людьми по мере их появления на улице в течение суток.

Рабочие и ремесленники

Рабочий люд селился на рабочих окраинах, около фабрик и заводов, где и работал.

В городе, не говоря уже о центральных улицах, рабочих почти не было. И это понятно, ведь каждый тогда стремился жить поближе к месту работы, так как быстроходного транспорта не было и, живя далеко от места работы, добираться было трудно, да и вообще невозможно — ведь предприятия начинали работать раньше, чем транспорт. К тому же стоимость квартир в городе была высокая, совсем не по карману рабочему человеку.

Жизнь на улицах окраин города начиналась рано, так как рано начинали работать фабрики и заводы. О начале работ оповещал рабочих фабричный или заводской гудок. В этом гудке было что-то заунывное, печальное, тревожное. Целые толпы рабочих и работниц тянулись по улицам к месту работы. Тогда преобладали рабочие, работниц было много меньше. Женский труд применялся лишь на таких фабриках, как текстильные, кондитерские. На заводах женский труд почти не применялся. По гудку начинался и обеденный перерыв. Большинство рабочих уходило на обед домой. На некоторых предприятиях обеденный перерыв продолжался два часа. А там опять работа до вечера. За восьмичасовой рабочий день тогда еще только боролись. По гудку и кончалась работа. И опять заполнялись улицы рабочим людом. Жизнь на улицах рабочих окраин замирала рано. После девяти часов на улицах было совсем малолюдно, а после десяти часов редко встретишь человека, разве пьяного из ближайшего трактира или посетителя кинематографа, если таковой был поблизости. Важно похаживал городовой. По воскресеньям и праздничным дням по улицам окраины ходили парни с гармошкой. На полянках и пустырях они танцевали с девушками вальс или кадриль. Там же играли в городки и зарождавшийся тогда футбол.

Появлялся иногда рабочий человек и в городе. Сюда он приходил, главным образом, за покупками. Нельзя сказать, чтобы на рабочих окраинах не было торговли промышленными товарами. Торговля была, но в городе было больше выбора. К тому же при большом выборе и купить можно было дешевле. Взять хотя бы Александровский рынок[81]. Чего там только не было! А кто умел торговаться, тот и покупал дешево. В городе же при всех больших рынках были и «толкучки», где продавали подержанные вещи. На такие вещи у рабочего человека там был спрос — все же подешевле, выгоднее.

Появление рабочего в городе было заметно по его одежде. Одежда рабочего резко выделялась в среде прохожих городских улиц. На нем были: рубашка-косоворотка (черная или цветная, иногда с вышивкой), подвязанная цветным шнуром, черная тужурка, брюки, заправленные в русские сапоги, на голове — картуз. Работницы ходили в простых ситцевых платьях с длинной юбкой, с платком на голове, на ногах — простые ботинки без застежек. Это был выходной туалет рабочего и работницы. А что носили на работе, говорить не приходится — у кого что было, тот то и носил.

Конечно, были предприятия и в городе и даже в самом центре — на Невском. Взять хотя бы каретную фабрику Яковлева, которая находилась в доме на углу Невского и Надеждинской (ныне улица Маяковского), — фабрика помещалась во дворе. Но вообще в городе предприятий было мало — на 90 % они были размещены на окраинах города.

В Петербурге было много ремесленников, которые обслуживали население города ремонтом разных предметов бытового характера. Это были кустари-одиночки, чинившие обувь, одежду, кухонный инвентарь и прочее. Эти кустари-одиночки ютились в подвальном или полуподвальном помещении со двора, куда не только не заглядывало солнце, но и воздух проникал в самом ограниченном количестве. А если еще принять во внимание запах клея, копоть от примуса и прочее, что отравляет воздух, то условия жизни и работы этих кустарей покажутся самыми безотрадными. Конечно, не все кустари ютились в этих норах. Были такие, которые успели сколотить капиталец. Они снимали помещение с выходом на улицу, имели соответствующую вывеску, пользовались наемным трудом и держали мальчиков-учеников. Чистым помещением было только первое — с улицы, где хозяин принимал заказы. А те, где работали люди, по своим санитарным условиям мало отличались от грязной норы кустаря-одиночки. Тогда условиями труда людей никто не интересовался, даже на фабриках и заводах, а что уж говорить про мелких хозяйчиков, — у каждого был свой «трудовой кодекс». Особенно безотрадна была участь мальчиков-учеников. В первый год их вообще ничему не учили, а гоняли, мастера — за водкой, хозяин — по разным домашним поручениям: ставить и чистить самовар, чистить обувь, чистить картофель, топить печь и т. д. Лишь со второго года начиналось обучение. В учении не все шло гладко, бывали ошибки, недочеты, брак, которые наносили хозяину материальный ущерб. Тут уж незадачливому ученику пощады не было. Трудно этим детям давалась путевка в жизнь.

Если рабочие на улицах города встречались редко, то мастеровой люд, ремесленники, кустари попадались на глаза часто, так как жили и работали они, главным образом, в городе, обслуживая состоятельную публику, и реже — на окраинах, где многие рабочие сами занимались починкой обуви, инвентаря для своей семьи.

Нелегка была жизнь и сезонных рабочих. С ранней весны съезжались они на заработки в Петербург из центральных губерний. Иногда они приезжали с места целыми артелями. По улицам города можно было видеть целые толпы рабочих, особенно у вокзалов, в крестьянской одежде, зачастую в лаптях, идущих с котомкой за плечами и инструментом в руках. Организацией труда таких сезонников занимались подрядчики, которые встречали их на вокзалах, приглашали на работу, и устраивали для них жилье. Что это было за жилье, нетрудно себе представить. В большинстве случаев это были подвальные и полуподвальные помещения, заселенные до предела. Сезонные рабочие занимались постройкой домов, их капитальным ремонтом, ремонтом мостовых и прокладкой и ремонтом городских коммуникаций. Прохожие по улицам могли наблюдать людей, работающих на лесах строившихся домов, несущих на согнутой спине на деревянной сиделке кладку кирпичей до пятого и шестого этажей. Окраска и штукатурка домов производилась малярами и штукатурами с люлек, подвешенных на блоках перед фасадом дома.

Ремонт булыжных мостовых производился каменщиками. Особенно заметной фигурой на этих работах был человек, заготовлявший щебень для засыпки отверстий между булыжниками. Он сидел на большом камне, подложив под себя тряпки, ногами, обернутыми тряпьем, он охватывал камень, который дробил большим молотом. И так целый день в любую погоду. Такими же тяжелыми работами были и все земляные работы на коммуникациях городского хозяйства.

Сезонные рабочие и мелкие ремесленники были наиболее неорганизованной и несознательной прослойкой в рабочей среде, а отсюда и пристрастие к спиртным напиткам, в которых они искали забвения в своей тяжелой безотрадной жизни.

Дворники

Едва ли кто-нибудь просыпался в городе раньше дворников. С выходом этих тружеников летом с метлой, а зимой — с лопатой и скребком начинался новый день улицы, начиналась жизнь на улице.

Одет был дворник в большую русскую рубашку, преимущественно красного цвета, на ней жилетка, в широкие брюки, заправленные в русские сапоги, на голове — картуз[82]. Когда дворник дежурил, на нем был чистый передник, а на груди — большая бляха овальной формы с адресом обслуживаемого дома и, конечно, свисток, помещавшийся в маленьком кармашке жилета. Зимой дворник был одет в ватник и теплую шапку. На дежурства ночью — большой бараний тулуп с огромным воротником.

Дворниками были только мужчины. Женщины-дворники появились лишь в Первую мировую войну. Большинство из них заменили своих мужей, мобилизованных на войну.

Большие дома обслуживались несколькими дворниками[83]. Если дворники были холостые, им отводилась большая комната в первом этаже со двора. Каждый имел койку, тумбочку, а посреди комнаты стоял большой общий стол. Были и семейные дворники. Этим отводилась комнатка. Тут же была общая кухня. Все эти помещения предусматривались при строительстве дома. Эти помещения имели мало света, так как помимо того, что они находились в первом этаже, они были еще забиты в самые неблагоприятные углы дома, к тому же и двор зачастую имел форму колодца. И это понятно, так как в такие помещения жилец не поедет, дохода от них не будет, а дворникам сойдет — ведь они получали помещение бесплатно, так же как и освещение и отопление. Помещения, занятые дворниками, назывались дворницкими. Со двора, у окна дворницкой, прибивалась дощечка с надписью: «Дворник». С улицы у ворот дома был звонок в дворницкую. Сперва эти звонки были ручные (колокольчик), затем их стали заменять электрическими. Над звонком была дощечка с надписью: «Звонок к дворнику».