Александр Маркьянов - Сожженные мосты

• Название: Сожженные мосты
• Автор: Александр Маркьянов
• Жанр: Альтернативная история

Третья часть «Бремени Империи». Судьба народов и империй решается не во дворцах и не на дипломатических раутах. Тегеран и Багдад, Варшава и Вашингтон, Вена и Санкт-Петербург — везде идет невидимая и жестокая тайная война, в которой каждый вынужден отстаивать свое право на дальнейшее существование. И в этой войне нет непобедимых!

Все семь частей в одном файле.

Сетевая публикация

---

— Подожди. Подожди меня! — принц сделал усилие, чтобы идти вровень со своим личным проводником. Идущие рядом душманы неодобрительно посмотрели на него — они уже смирились с англизом в своих рядах, а неодобрение их относилось к его громкому голосу. Они были детьми и воинами гор, и знали как далеко в горах может разноситься голос, предупреждая врага, и как даже легкий шум может потревожить камни на склоне. Но это было не их дело, англиз не пытался бежать — и значит было все в порядке.

— Где ты научилась так ходить?

— О… я люблю походы. У нас есть домик в шхерах, и я люблю там гулять, там очень красиво, лес и камни, скалы.

— Почти… как ты сказала…. шхеры?

— Да… небольшие заливы, очень узкие.

— Понятно, как в Норвегии.

— Ты был в Норвегии? — удивилась Катерина.

Принц вовремя прикусил язык. В Норвегии он и в самом деле был, Его Величество король Норвегии был родственником Виндзоров, потому что когда король Хокон Седьмой, избранный кстати всенародным голосованием, взошел на престол в начале века — супругой его была британская принцесса. Принц прибыл туда на учебном судне HMS Britannia, потому что родственнички не теряли надежду сделать его морским офицером, и там он провел много времени, катаясь на байдарке и даже управляя большой яхтой. Но делиться этим не следовало.

— Нет, я смотрел видео. На Би-Би-Си много интересных передач о нашей земле, одна из них называется «Живая природа». Там показывали про шхеры.

— Понятно… А у тебя есть дом?

Дом у него был. И не один… Один из них назвался Букингемский дворец. Черт… как сложно все время помнить о своей легенде.

— Да… у родителей есть дом в пригороде. Мы его выкупили…

— Выкупили?

— Да, у банка. В ипотеку. Разве у вас не так?

— Нет. У моей семьи есть квартира и есть дом… даже два, в Финляндии и в Константинополе, верней рядом с ним. Двор на зиму переезжает в Константинополь и придворным нужно иметь как минимум два дома или две квартиры. Но я не слышала, чтобы родители брали деньги в банке, чтобы купить дом или квартиру. У нас в России, если ты не можешь купить дом или квартиру, на это есть товарищества. Половину денег ты копишь сам, вкладывая их как в банк[489] — а вторую половину одалживает Его Величество без процентов.

— У тебя наверное богатые родители…

— Да… papa — Катерина произнесла это слово, как и мать на французский манер, с ударением на последнем слоге — он в министерстве работает, его скоро товарищем министра сделают. А мама искусствовед, доктор искусствоведения, эксперт. Ее приглашают в разные города оценивать предметы русского изобразительного искусства, она может сказать, подлинники это или нет. Сейчас развелось много аферистов…

— Ты была в Лондоне?

— Да, много раз. Ее обычно приглашают, если Кристи или Сотби[490] проводит аукционы по картинам русских художников. Маму даже приглашали в Букингемский дворец оценить картину художника Верещагина, которая там висит. Правда Ее Величество она не видела.

Принц снова прикусил язык — чуть не ляпнул «жаль, что мы не встретились».

— А ты чем занималась в Лондоне?

— О, много чем. Мама считает, что я еще маленькая, поэтому я или сижу в номере отеля, или она отправляет меня на экскурсии. Иногда мы ходим по магазинам или музеям.

— И как, нравится?

— Нет — фыркнула Катерина — в России все дешевле, просто удивительно, как вы там живете.

— Да я про музеи.

— Ах, это… Познавательно. Но у нас в Санкт-Петербурге музеи лучше.

Этикету принца учили с детства, поэтому он почувствовал, что девушке эта тема надоела, и решил сменить ее — но Катерина успела первой.

— Скажи, а почему ты пошел в армию?

Вопрос был простым — и одновременно очень сложным. Принц Уильям и сам до конца не знал… верней, знал, но сам себе не признавался в том, что в армию он сбежал. Сбежал от того, что творилось дома.

— Я хотел защищать Британию. Любая страна нуждается в защите.

— Понятно, а как ты оказался здесь?

— Мой самолет… он упал, никого в живых не осталось — принц мысленно попросил прощения у майора МакКлюра, которого и впрямь к этому моменту не было в живых.

— Извини… — Катерина уловила горечь в словах своего спутника.

— Ничего…

— Привал!

Если бы Бес не крикнул им — они бы так шли и дальше.

Об исчезновении принца было уже давно известно — но время было упущено, группа успела уйти далеко, а следопыты потеряли след, потому что его заметали такие же пуштуны, мастера ходить по горам, не оставляя следов. Сейчас, только оправившись от нанесенных ударов британцы и англичане начали высаживать группы отсечения, пытаясь перекрыть ход к границе. Но и тут они ошиблись, и ошиблись вот почему. Возможность переброски подкреплений в Афганистан была блокирована начавшимися в Джелалабаде боями, отряды исламской милиции блокировали Хайберский проход и взорвали дорогу в нескольких местах, ситуация по всей стране с убийством принца Акмаля обострилась чрезвычайно, и на счету был каждый человек, привлекать к поисковой операции крупные силы британских солдат было просто невозможно. Принца пытались отследить, бросив на это дело все разведывательные самолеты и возможности спутниковой разведки, какие только были, чтобы провести потом точечную операцию по освобождению — но никто подумать не мог, что идущий в джамаате, перемещающемся по Пандшерскому ущелью афганец в пуштунской одежде и есть принц Уильям. Перекрыть Пандшер никто и не подумал — это было невозможно, нужна была хорошо подготовленная операция с привлечением огромных сил, а не гусарский наскок. Да и… откровенно говоря, британские офицеры, немало отслужившие здесь, уже поняли, что произошло и ждали либо сообщения о нахождении тела капрала Рида, либо выхода на контакт одной из пуштунских группировок с требованием выкупа. Заодно и удивлялись — почему новость о пропаже без вести британского капрала вызвала такой переполох в штабах, пусть этот капрал и работал с САС. Первый раз, что ли?

А вот Вадиму было не так просто. Хорошо, что его избавили от этой проклятой девчонки, которая похоже так и не поняла, что она не по Невскому проспекту гуляет, а идет по чужой и смертельно опасной стране. Вон идет… с камня на камень прыгает. Но сильная, что есть то есть, от девчонки сложно ожидать такого…

Что же касается толстяка…

Заныл он почти сразу. Горы, палящее солнце и разреженный горный воздух — не лучшее сочетание для таких как он. Самому Вадиму было здесь тяжело — он, сибиряк, совершенно не привык к сухому и разреженному воздуху здешних мест, первые километры он шел, хватая ртом воздух и только потом втянулся. Толстяк же не шел, а плелся, хотя у него у единственного из всех не было рюкзака, только фляги с водой. Даже у девчонки он был — а у него не было. Но все равно он дышал как паровоз, а потом плюхнулся на камни и сказал.

— Я больше не могу.

Вадим оглянулся — караван уходил, лишь два пуштуна остались с ними, они с любопытством наблюдали за разворачивающейся на их глазах сценой. У пуштунов нет телевизора, нет интернета — и потому они как и все примитивные народы очень любят наблюдать за другими людьми, делают это с совершенно наивным любопытством, даже не понимая языка. Одновременно они делают выводы, и если ты в Афганистане завоюешь уважение пуштунов — значит, в этой стране у тебя всегда будет и дом и кров, в любом доме будут рады такому гостю.

— Вставай! — Вадим плюхнулся рядом, рюкзак он не снимал, потому что знал что если снимет то больше не наденет. Ремень от автомата натер шею почти до крови. В сочетании с потом, высыхающим и оставляющим на коже солевые разводы, и пылью, которая как наждак работает, и которой в Афганистане полно даже в горах — самое то. Он откинулся на спину, чтобы дать хоть немного отдыха спине, пот заливал глаза, но это было даже хорошо. Если нет пота — значит, наступило обезвоживание, а воды было не так то много, и следующий родник или речка непонятно когда.

— Нет. Я больше не пойду.

— Выпей воды и вперед.

Вадим догадался — протянул руку, снял с пояса одну из фляжек, потряс ее — пустая. Выпил всю воду… идиот. Вторая — тоже самое.

— Ты выпил всю воду? Сказали же — не пить.

Толстяк не отвечал — Вадим даже имя его не хотел вспоминать, для него он был не более чем рохлей и толстяком, он не испытывал к нему ни капли жалости. Мальчишеское восприятие мира вообще сильно отличается от взрослого оно полярно. Черное — белое, без полутонов. Есть свой и чужой, есть друг и враг, и ничего между этими понятиями. Если ты не такой — значит, ты либо должен стать таким, либо вынужден будешь терпеть насмешки, издевательства, нередко и побои. Все умствования психологов и либерально настроенной интеллигенции, что каждый человек неповторим и цене именно своей неповторимостью и непохожестью на других, для Вадима значило меньше, чем например скользнувшая по камням ящерка. Он родился и вырос в краю, где не любят и не признают слабых, он закалился в сибирском скаутском отряде и выслужился там до скаута-разведчика, а в Сибири это сделать непросто. Девиз скаутов: один за всех и все за одного — великолепный девиз, но у всякой медали есть обратная сторона. Здесь она в том, что в отряде нет и не может быть слабаков, нытиков, рохлей, маменькиных сынков. И если такой придет в отряд — то его будут презирать, унижать, возможно даже бить, если он не захочет стать таким же как и все, а захочет, чтобы его уважали за его неповторимое своеобразие. Если захочет «дотянуться» — нет вопросов, помогут. Если же нет…