Ричард Олдингтон - "Да, тетя"

• Название: "Да, тетя"
• Автор: Ричард Олдингтон
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-280-00312-3 (Т.2), 5-280-00310-7

«Да, тетя» — реплика рабского послушания, ставшая девизом жизни изнеженного, нерешительного и бездеятельного главного героя рассказа.

---

Зато тетя Урсула в больном воображении Освальда каким-то колдовством превратилась из одной в целую дюжину неутомимых и зловредно-назойливых теток. Не успели они сесть за стол, как она в присутствии тактичного лакея в белых перчатках, маячившего на заднем плане, отравила Освальду первую же ложку супа словами:

— Ну, мой дорогой, как подвигается твоя новая работа?

Утаив, что он написал лишь заглавие книги, которую, как ему теперь было ясно, он никогда не сумеет начать, а тем более закончить, и что писательство уже претит ему не меньше чем любая другая деятельность, Освальд пустился в подробный, но путаный отчет о своих разысканиях в библиотеке.

— Материала гораздо больше, чем я думал, — сказал он, — и хотя начало сделано, я уже вижу, что предстоит огромная подготовительная работа.

Тете Урсуле так не терпелось похвастать собственными подвигами, что она почти не заметила угрюмости Освальда и не потрудилась правильно ее истолковать. Она сказала:

— Смотри, милый, ты не слишком увлекайся на первых порах. Побереги себя. Настойчивость и упорство — вот что необходимо.

— Да, тетя.

— Хочешь, я расскажу, что я пока успела для тебя подготовить?

— Да, тетя.

— У меня набралось уже полтетради заметок для нашего общего труда. Ты знаешь, милый, просто удивительно, сколько я, оказывается, помню про те давние времена. Что-то, видимо, роднит меня с роскошью Версаля.

Освальд мысленно проклял завидную память тетушки. Он, хоть убей, не мог представить ее себе в роли бурбонской герцогини, однако пробурчал что-то, отдаленно напоминающее комплимент.

— Я обсуждала твою карьеру с Рупертом, — продолжала тетка, — и должна сказать, он проявил большое участие и готовность помочь. Завтра ты зайдешь к одному его знакомому — он редактор и каждую неделю будет брать у тебя отзыв на книгу. Плата, сколько я понимаю, невысокая, кажется, пять шиллингов в неделю, но для тебя это будет превосходная практика, и публика узнает твое имя. Ну что, правда, замечательно?

— Замечательно, — повторил Освальд в каком-то тоскливом оцепенении. Еще работа! Ему очень хотелось свернуть Руперту шею.

— Тридцать фунтов в год, — вычисляла тетя Урсула, — это как раз проценты на двести шестьдесят фунтов по облигациям военного займа. Так на это и нужно смотреть. Книг, как я поняла, возвращать не нужно, так что со временем у тебя еще составится неплохая библиотека.

Освальд отхлебнул полстакана сладкого французского вина и, как мог, притворился осчастливленным. Одну слабую попытку защититься он все же предпринял.

— А вы не думаете, — спросил он робко, — что это отнимет много времени, которое можно было бы употребить на… на что-нибудь другое?

— Разумеется, нет! Ты просто будешь читать, — а что может быть приятнее? — и записывать свои впечатления и мысли.

Освальд неслышно вздохнул и подивился про себя, ничему к пирогу с крыжовником у тетки подают белое вино. Этого никакие нервы не выдержат.

В «уголке», где они пили кофе с глазу на глаз, тетя Урсула продолжала свои волнующие сообщения.

— Насчет этого твоего перерасхода, Освальд…

— Да, тетя?

— У других твоих теток я не встретила того отклика, на который рассчитывала. По странному совпадению все они за последние месяцы понесли убытки. Мне это не совсем понятно, Освальд, поскольку мои маклеры утверждают, что на бирже наблюдается оживление. Я заручилась обещанием только на сто фунтов, а значит, остается еще порядочный дефицит. Тебе придется очень, очень себя ограничить.

— Да, тетя.

Это «Да, тетя» стало своего рода лейтмотивом или девизом жизни Освальда, которая теперь обернулась для него сущим адом. Он негодовал, подчиняясь дотошной тирании тети Урсулы, черпавшей поддержку в изобретательности своих сестер и невесток. Только бы выпутаться из этой истории, и, честное слово, никогда больше он не сунет голову в такой муравейник. Они поедали его живьем. И как назло, они отмеривали свою помощь такими скупыми дозами, а экономил Освальд так неудачно, что его задолженность банку все не убывала. Если б решиться продать часть акций, он снова стал бы платежеспособным, снова обрел бы самоуважение. Но на это он не решался — отчасти потому, что не надеялся вовремя остановиться, отчасти потому, что тетя Урсула, твердо вознамерившись вернуть его на путь истины, взяла за правило проглядывать его банковскую книжку. Он чувствовал, что тетки в собственных корыстных интересах сговорились добиться того, чтобы впредь он не перетрачивал ни пенса. И особенно его бесило, что они не оставляли его в покое. Они вечно звонили ему, приглашали на скучнейшие обеды и завтраки и знакомили то с каким-нибудь идиотом, написавшим книгу, то с плоскогрудой девицей, выставленной на продажу. Он просто задыхался от бешенства. Ему теперь почти не удавалось встречаться с приятными для него людьми. Он подозревал, что «все» уже знают о его несчастье и смеются над ним. Он просиживал долгие, унылые часы в халате, кропал рецензии, которые выходили в свет урезанными и измененными до неузнаваемости, или пытался разобраться в хаотических версальских заметках тети Урсулы. Какая чепуха! Освальду было ясно, что обрывки сведений, сохранившиеся в ее памяти, — сплошная мешанина и бессмыслица. Порой у него вырывался стон: «Ах, только бы мне выпутаться из этой истории!» Часть своей ярости он перелил в беспощадный «портрет» другого тирана в юбке — Елизаветы Тюдор. За яркость разоблачений статью напечатал один из толстых журналов, и тетя Урсула прочла ее с гордостью, даже не заподозрив, что читает пристрастное описание самой себя.

Освальд «выпутался из этой истории», но из огня попал в полымя, сменив опеку тетушки на законный брак. Сказать, что Освальд влюбился в Джулию Хиткоут, было бы явным преувеличением. Его никогда особенно не тянуло к женщинам, а о безумной страсти не могло быть и речи — очень уж он был угнетен. Но Джулия сулила избавление, и как девушки иногда выходят замуж, чтобы отделаться от гнета родителей, так Освальд женился, чтобы отделаться от кошмара теток. Это был во многих отношениях странный брак, — хотя бы потому, что стороны как бы поменялись ролями. В Освальде было много от женщины, в Джулии — от мужчины. Она говорила густым, низким голосом, свои черные волосы стригла очень коротко, а такого властного характера, как у нее, Освальд не рисовал себе даже в самых мрачных своих размышлениях о женском сословии. Джулия была постарше его и немного богаче, но — пусть Освальд и его тетушки об этом не знали — она-то знала, что три или четыре ее «романа» несколько сбили ей цену на брачной бирже. Эту распутницу прельщала мысль выйти замуж за девственника. Она устала от связей с женатыми людьми — тайных связей с их уловками и горьким осадком, — так приятно будет получить мужчину в полную собственность — мужчину, которому не нужно будет вечно куда-то спешить или выдумывать всякие небылицы, чтобы обмануть бдительность подозрительной жены. Джулия, прожив много лет в Блумсбери, знала жизнь куда лучше, чем Освальд. К тому же она была честолюбива.

Честолюбие Джулии нельзя считать чем-то исключительным. Она принадлежала к довольно обширной категории женщин, унаследовавших какую-то сумму, недостаточную, однако, для того, чтобы прославиться любовником-негром или купить титул. Ей хотелось известности, хотелось занять видное место в обществе. Сперва она попыталась добиться чего-то своими силами, но после нескольких лет бесплодных занятий живописью убедилась, что на этом пути успехов ей не достичь. Оставалось одно — связать себя законными узами с восходящим светлом. К счастью или к несчастью для Освальда, она весьма смутно представляла себе, из чего складывается литературная слава. Она поверила оптимистическим прогнозам тети Урсулы относительно блестящей карьеры племянника, оценила должным образом его статью в толстом журнале и в первый же раз, как увидела наивное личико Освальда и его темные птичьи глаза, твердо решила завладеть им. Их общий годовой доход (так она подсчитала) составит восемьсот с лишним фунтов, к тому же литературные заработки Освальда будут непрерывно расти. Если не разбрасываться, можно будет обзавестись студией, загородным домиком и двухместной машиной, и потом спокойно ждать того счастливого часа, когда гений Освальда увенчают автомобиль «Бугатти», дом на Итон-сквер и вилла на Ривьере. Тем временем они будут устраивать скромные, но изысканные приемы — только для людей с именем. А когда Освальд сделает свое дело, то есть прославит их обоих, — о, тогда-то она займет в высшем свете подобающее ей место где-то между леди Левери{10} и миссис Болдуин.{11}

В сердцах тетушек предстоящий брак вызвал приятное трепыхание — острый и бескорыстный интерес к событию в их собственной жизни либо почти забытому, либо безвозвратно упущенному. Да, они радовались бескорыстно и притом, вероятно, больше, чем Джулия и Освальд — те не могли уйти от действительности, тогда как тетушки вольны были воображать сплошной медовый месяц райского блаженства. С самого начала они твердо условились считать, что это — идеальный брак, в котором гармонически сочетаются высокие чувства, сродство характеров и материальная выгода. Все это было бы верно, если бы тетушки исходили из правильных предпосылок; но, к несчастью, предпосылки-то их диктовались не фактами, а надеждами: тетушки возлагали большие надежды на собственную выдумку, будто Освальд «несомненно влюблен», а Джулия «несомненно благоразумна», видимо полагая при этом, что во всяком браке мужчина должен быть введен в заблуждение, женщина же, как существо более трезвое, должна открыть ему глаза постепенно и безболезненно. А избыток романтики не менее опасен, чем недостаток ее, — ни одним супругам еще не удавалось сорок лет подряд разыгрывать Ромео и Джульетту! Если бы Освальд и Джулия любили друг друга; если бы характеры их были созвучны; если бы Освальд был из тех мужчин, что не могут быть счастливы без жены; если бы Джулия была из тех женщин, что находят усладу в единобрачии; если бы у Освальда был талант и желание работать и если бы честолюбивые мечты Джулии были не столь грандиозны и беспредметны, — что ж, тогда тетушки, может быть, оказались бы правы. Но поскольку ни одно из этих «если» не соответствовало истине…