Терри Сазерн - Грустное кино

• Название: Грустное кино
• Автор: Терри Сазерн
• Издательство: Ред Фиш. ТИД Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-483-000-20-X

Знаменитый режиссер Царь Борис, лауреат премии «Оскар», задался целью снять по-настоящему хороший порнофильм, с красивыми актерами, шикарными костюмами, классным освещением и сильным сюжетом. К нему присоединяются продюсер-авантюрист Сид Крассман, известный писатель и сценарист Тони Сандерс, а также Анджела Стерлинг, секс-символ киноэкрана, суперзвезда, которая мечтает сняться в серьезном фильме у талантливого режиссера. Расположившись в Лихтенштейне и накачавшись инъекциями витамина В₁₂, съемочная группа приступает к работе над фильмом «Лики любви».

«Грустное кино» – веселый, полный дикой эротики и убийственной сатиры на Голливуд роман скандально известного американского писателя Терри Саутерна.

КНИГА ПРЕДНАЗНАЧЕНА ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ НЕ МОЛОЖЕ 18 ЛЕТ!

---

– Проклятье, парень, это же столетней давности ирландское полотно! – Он выхватил у сына платок. – У тебя просто нет никакого чувства стиля – вот в чем твоя проблема! – Озабоченно качая головой, он взглянул на испоганенный носовой платок, затем смял его и сунул в боковой карман плаща.

– Извини, папаша, – пробормотал Лес, отводя глаза, а затем исполняя весь свой садомазохистский номер.

Старик закашлялся и фыркнул от удовольствия, ободрительно хлопая Леса по спине.

– Ну-ну, сынок, что за трагедия – это всего лишь деньги. Совсем как это мелкое ничтожество, Анджела Стерлинг, ни таланта, ни сердца, спит с кем и где попало, статистка паршивая… всего лишь деньги. – С. Д. грустно покачал головой, обнял сына за плечи и тоном отцовской уверенности продолжил: – Короче, мой мальчик, это не то, что заставляет наш старый мир вертеться… – Тут он взглянул на Лиса Леттермана, который смотрел на происходящее без всякого выражения и с терпением рептилии ожидал. – Верно, Лис? Давай без обид, я сожалею, что пришлось сказать такое про эту девушку, – я знаю, вы с ней были очень близки, но… – Старик умолк, пожал плечами, и на глаза ему снова навернулись слезы: – Что нам еще делать? Лис откашлялся, прочищая глотку, выждал секунду, а затем изложил свой план:

– Что вам еще делать, мистер Харрисон? Я скажу вам, что вы можете сделать. Что вы и ваш сын – как вице-президент, ответственный за производство – можете сделать и что вам следует сделать… из уважения к подавляющему большинству акционеров «Метро», которые вам доверились, вам обоим. Что вы теперь должны сделать, так это отплатить им за доверие! Я думаю, что вы должны убедить Энджи уничтожить эту картину… я выяснил, что она еще ничего толком не подписала… ни контракта, ни разрешения на демонстрацию… ничего – только вшивое письмо со своим согласием, которое даже в Тихуане ни в одном почтовом отделении не возьмут.

По мере того как Лис говорил, лица его слушателей стали проясняться, затем твердеть – причем с замечательной схожестью.

– Если вы продемонстрируете ей эти снимки, – продолжил агент, указывая на слайды, – и скажете, что этот фильм ее полностью уничтожит и вы лично позаботитесь о том, чтобы она никогда не получила работу, больше того, что вы предъявите ей судебный иск на двенадцать миллионов долларов… если вы это сделаете, тогда я скажу, что все правильно… тогда я просто зуб даю, что она уйдет из картины.

24

– Я тут думал насчет эпизода под названием «Нечестивый», – говорил Тони Борису за ланчем. – Помнишь, ты упоминал о «Монашке и игроке» или о «Проститутке и священнике»? Ну так врубись – предположим, мы делаем сюжет со священником… но эта телка не проститутка, а вроде как ненормальная – не в сексуальном плане, а типа с физическими странностями, но ему все равно охота ее ебать. Впрочем, этого мы еще не знаем, ага? Я хочу сказать, начинаться все может вполне традиционно – церковь, воскресное утро, он за кафедрой, занимается своим делом, она в середине третьего ряда, сверлит его глазами поверх своего псалтыря – но стыдливо, потому как она вся из себя уважаемая, чистая, нравственная… платье по колено, белые перчатки, нарядная весенняя шляпка, бежевые туфельки, вязаные чулки, весь этот облик годов пятидесятых, ага? Время лифчиков с подкладками и поясов с резинками, верно? Четверть фунта дезодоранта и шесть унций «листерина»… очень-очень чистая женщина… Миссис Средний Запад с качелями на передней веранде, тост за Великое Безмолвное Большинство, царица изобретательности.

Итак, он ловит ее взгляд… приходит к ней домой после церкви… для небольшого «духовного наставления»… делает свой заход, свою лучшую попытку – между прочим, я подумал, что может получиться забавное название – «Его воскресный заход», ха-ха. Короче, он награждает ее большим, влажным, страшно духовным поцелуем с языком во рту, а раз она так тепло откликается, он берет на себя смелость силой утянуть ее руку вниз, чтобы она ухватила его за божественный орган, который он имел самонадеянность во время духовного поцелуя обнажить. Натурально, наша героиня очень даже не прочь насчет малости пресвитерианского хуя, горяченького, только-только от кафедры – но не раньше, чем она втолкует ему фундаментальные заповеди бытия, врубаешься? Итак, теперь с «проповедника Мэлоуна» – я подумал, мы и впрямь можем снять в этой роли Липса, – штаны долой, его грубый ослиный хуй гротескно торчит вперед. Он гоняет нашу героиню по всей комнате, то и дело ее хватая – и на протяжении этой погони, надо заметить, между ними происходит то, что можно было бы назвать «беглым диалогом», врубаешься? Ха-ха. В общем, она рассказывает ему про «историческую безответственность церкви», про то, как «концепция веры служила просто-напросто удобной тарой для Человека, желающего переложить свою ответственность на Человека», и так далее, знаешь, выкладывает ему всю эту лавочку Жана-Поля Сартра… а он, пока она ему все это рассказывает, находится как бы в состоянии «жаркой погони», сидит у нее на пятках, пытается ей вдуть, наконец сдирает с нее всю одежду – знаешь, всю эту причудливую сбрую американского среднего класса – и ему уже кажется, что он наконец-то ее взял, но на следующем прихвате часть ее тела отваливается… скажем, парик, нога или грудь…

– Заебись фантастика! – вставил Б. – И я точно знаю, кто должен это сыграть.

– Я тоже, – сказал Тон. – Но врубись – дальше все становится по-настоящему причудливо, типа сюрреалистично, когда выясняется, что у нее вообще все фальшивое. Фальшива даже ее пизда. Пизда у нее поддельная. Другими словами, постепенное разоблачение в конце концов уменьшает ее до абсолютного ничто – типа, в конечном итоге в ней не остается ничего РЕАЛЬНОГО, что можно было бы поебать. Тогда он надевает обратно свой белый воротничок – а также штаны – и идет домой.

– Все это сон?

– Возможно.

– Это круто, Тон.

– Ну, за это старине Тону и платят, верно? Хе-хе-хе.

– Круто… но не очень эротично.

– Я думал, тебе здесь какая-то «разрядка смехом» требовалась.

– Да… но не может ли она хотя бы хуй ему пососать или еще что-нибудь? То есть, помимо всего смешного?

– Хуй ему пососать?! Блин, приятель, в этой картине уже столько хуев сосут, что ее вполне можно разносить как разновидность придурочного педерастически-хуесосного кино или что-то в таком духе.

– Ладно, пусть она не сосет ему хуй, но пусть… хоть что-нибудь делает. Не можем же мы прямо в середину картины что-то вроде… фрагмента из «Трех посмешищ» вставлять.

– Из «Трех посмешищ»?! Ты шутишь? Это же Беккет, черт подери!

– Ладно, ладно, но должны же мы сделать что-то… не столь высоколобое… что-то такое, на что люди отреагируют.

– А как насчет того фрагмента «анал – язык», про который ты упоминал?

– Гм… погоди, я знаю, что мы сделаем – мы просто дадим ей самой что-нибудь придумать, когда она сюда доберется.

– Врубаюсь.

И они позвонили в Малибу – неподражаемой Крошке Мари.

25

Только за час до конца рабочего дня – после уймы колебаний, запинок и увиливания (да и то лишь от невыносимости той мысли, что ее примут за «добропорядочную») – Дебби наконец согласилась попробовать разыграть с Дэйвом любовную сцену или, по крайней мере, в голом виде залезть с ним под одеяла и там поприжиматься… Так они и сделали. После краткого отрезка нервного хихиканья, взаимного щекотания и вообще всяких шуточек они вроде бы изготовились к тому, чтобы сделать попытку.

– Ну что, Дэйв, – спросил Борис, – как оно?

– Клево, – сказал Дэйв.

– Дебби?

– Чудесно, – ответила девушка. – Чудесно и тепло. – И она уютно устроилась еще чуть-чуть поближе к брату.

– Итак, вот как, на мой взгляд, это должно произойти, – продолжил Борис. – После того как вы немного там полежали, обнявшись, вам уже не холодно, и вы начинаете ощущать… то есть, сексуально осознавать присутствие друг друга. Тогда ты, Дэйв, медленно стягиваешь одеяло и разглядываешь тело Дебби, чего ты никогда раньше не делал – я хочу сказать, намеренно.

– Но разве не предполагается, что в комнате холодно? – захотела узнать девушка, инстинктивно хватаясь за соломинку.

– Уже нет. Вспомни, сцена открывается, когда вы оба спите под отдельными одеялами… огонь в камине очень слабый, в комнате холодно. Дэйв просыпается, дрожит, подбрасывает еще поленьев в камин, садится перед ним, закутавшись в одеяло… затем ты просыпаешься и спрашиваешь его, в чем дело. «Я мерзну», – говорит он. «Я тоже», – отвечаешь ты. Он придвигается ближе к тебе, по-прежнему дрожа – настоящий озноб, зубы стучат, всякие такие дела, – и тогда ты говоришь: «Может, нам забраться под оба одеяла… пока в комнате не потеплеет?» Так вы и делаете. Я знаю, что по времени все может выйти малость обманчиво, но нам надо убрать одеяла. Не можем же мы камеру под них засунуть. Врубаетесь?