Ричард Зимлер - Охота Полуночника

• Название: Охота Полуночника
• Автор: Ричард Зимлер
• Издательство: ACT, ACT Москва, Транзиткнига
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-032449-9, 5-9713-0728-2, 5-9578-2726-6

Португалия конца XVIII века…

Оживленные порты, куда приплывает множество кораблей из самых дальних стран, и городские улочки, на которых звучат невероятные истории о морских путешествиях…

Инквизиция, преследующая еретиков-вольнодумцев и иудеев-иноверцев…

Богатство купцов и ремесленников, нищета бедняков и бродяг…

Именно здесь начинается история удивительных приключений юноши, которому предстоит стать участником грандиозных событий и в Старом, и в Новом Свете, пережить смертельный риск и великую, отчаянную любовь…

---

Когда я стояла и смотрела, как уезжают прочь люди, которых знала всю жизнь, у меня чуть не разорвалось сердце. Лишь Рэндольф со своими детьми, Мими и Лоуренсом, остался на Манхэттене. Отныне это была моя единственная связь с Ривер-Бендом, — но, впрочем, с Рэндольфом мы никогда не были большими друзьями.

Я осталась в Нью-Йорке потому что, едва оказавшись здесь, поняла, этот город словно создан для меня.

Здесь все заняты торговлей и строительством. В Нью-Йорке — все движение. И мне нравится быть его частью. Конечно, порой я скучаю по медлительной рутине Ривер-Бенда, мы все скучаем по ней, хотя никто не хотел бы туда вернуться, и никто не признался бы в этом ни одному белому, кроме, разве что, Джона, поскольку им этого просто не понять. Здесь даже противники рабства все равно считают негров ни на что не годными, кроме как носить ящики и чистить печные трубы.

Раньше я думала, что на севере негры не могут быть такими же несчастными, как рабы на плантациях, но, понаблюдав за нищими, спящими на улицах в лохмотьях, я поняла, что ошибалась. Правда заключалась в том, что мне недоставало Лили и ее кухни, где так сладко было облизывать ложки. Я скучала по Кроу, который пересказывал мне последние сплетни своим дрожащим голосом. Я скучала даже по тем вечерам, когда сидела на веранде и глазела на темные верхушки сосен.

Должно быть, потому, что мыслями я разрывалась между Ривер-Бендом и Нью-Йорком, я перестала понимать, кто я такая. Мне хотелось поговорить об этом с Джоном после приезда, и пару раз я даже почти набралась сил, но он сам был так несчастен, что мне не захотелось усугублять его тревоги. Виолетта, женщина, которую он любил, сперва показалась мне слишком скрытной. Я ощущала в ее душе скрытую злость, как будто у человека, который прячет в своей комнате заряженное оружие. Конечно, внешне она была очень добра и стремилась всем помочь, не выдавая при этом своих чувств. Она была огромным знаком вопроса, но от меня не могло укрыться, что страсть Джона пугает ее. Возможно, из-за того, что он калека… Не знаю.

Именно в это время я и принялась записывать свои воспоминания о жизни в Ривер-Бенде и о том, как мы попали в Нью-Йорк. Позже Джон прочитал мой дневник и велел продолжать. Он сказал, что у меня дар рассказчика. Когда мы вот так разговаривали с ним, я словно видела перед собой отца, — в каких-то незначительных мелочах, в жестах и манерах. Он даже порой пририсовывал хвостик к букве «а» и звериные когти к букве «б». Мы оба словно шли по следам моего отца.

В начале ноября, где-то за неделю до того, как все мои друзья уехали из Нью-Йорка, я шла по Черч-стрит, и вдруг увидела толпу негритянских ребятишек, высыпавших наружу из дверей кирпичного здания. Я с улыбкой наблюдала за ними, и вдруг на пороге показался молодой чернокожий мужчина, куривший трубку. Он напомнил мне об отце, и я уставилась на него, а он спросил:

— На чего ты так смотришь, девочка?

Слово «девочка» мне не понравилось, и я поправила его грамматику:

— На что ты смотришь.

— Что?

Похоже, передо мной был еще один из этих самодовольных северных негров, которые считают нас, южан, тупоголовыми чурбанами из-за того, что не могут понять наш акцент.

— Вы умеете читать и писать, юная леди? — окликнул он меня внезапно.

Я обернулась.

— А вам-то что?

Он засмеялся и спросил:

— Откуда ты родом?

— С Луны. — И, подражая говору местных чернокожих, я добавила: — Вот почему я так странно произношу слова, разве не ясно?

— Как тебя зовут? — И когда я ему сказала, он заявил: — Что ж, Морри, а не хочешь ли ты попробовать учить других читать и писать?

— Я никого никогда не учила.

— Вот и хорошо. — Он засмеялся. — Тогда тебе не нужно избавляться от дурных привычек.

— И что я буду делать?

— Учить чтению и письму. Это школа. Позволь мне представиться, я директор Уильям Артур.

Он спустился по ступеням и пожал мне руку.

— Директор? Но… Но вам же всего лет тридцать, не больше!

— Мне двадцать семь. Но, по-моему, в этой работе нет никаких требований по возрасту. А если есть, лучше скажи мне об этом. Ведь я всего три года, как директор.

— А вы будете мне платить?

— Обязательно, каждый месяц. Можешь начать на этой неделе?

— А почему не сегодня?

Он опять засмеялся.

— Потому что сегодня ты мне не нужна. Понадобишься через два дня. Ты должна будешь приходить сюда каждое утро, ровно в девять часов и учить детишек читать и писать. Четыре часа в день. Два класса по тридцать человек. Думаешь, юная леди с Луны справится с такой задачей?

— Что ж, попробуем и узнаем.

Я была так рада своей новой работе, что, вернувшись домой, велела Джону готовить бумаги на удочерение. Он сам давно этого хотел и такова была воля моего отца. А сейчас мне хотелось осчастливить всех в Нью-Йорке. Но затем Джон заговорил о папе так, словно тот был уже мертв, и все испортил. Я простила его лишь потому, что прочла в его глазах, что мы отчасти похожи: до самой смерти мы будем гадать о том, что случилось с папой.

Дети в школе мне сразу понравились. Они толпились вокруг меня, словно я была сахарным леденцом. Может, потому, что я читала то, что им нравилось. Для них чтение — это нечто совсем другое, чем для нас. Взрослые любят неожиданности и всякую новизну. Дети любят повторение. Им нравится знать, что будет дальше. Когда я рассказала Рэндольфу о школе, он записал туда Мими и Лоуренса. Я была очень рада видеть их там. Вскоре детишки, даже самые младшие, уже выучили азбуку. У нас даже появились настоящие поэты. Мальчик по имени Чарльз написал стихи про муравья, мышь и крысу, которые поплыли на лодке в Африку. Это было очень славно.

Вскоре после удочерения Джон пришел ко мне в класс, и мне было очень приятно. Он также нашел для себя работу — стал составлять списки рабов и освобожденных негров в Южной Каролине, чтобы все эти люди после отмены рабства могли отыскать друг друга. И еще он написал послание моему отцу и раз в неделю печатал его в сотнях газет.

Мне он нравился все больше и больше, а главное — я ему доверяла. Теперь я понимала, почему отец так сильно его любил.

Вскоре после того, как я начала учить детей, Уильям Артур пригласил нас с Джоном к ужину. Теперь мы стали настоящими друзьями, и он время от времени зазывал меня к себе домой. Джон разрешил, но велел мне быть осторожной, поскольку, хотя я и вела себя совсем как взрослая, но все равно, по его мнению, оставалась ребенком. Конечно, между нами ничего не было. Я думала, что ничего и не произойдет.

К концу декабря между Джоном и Виолеттой пробежала черная кошка. Она, наконец, сказала ему то, о чем давно следовало догадаться: что она никогда его по-настоящему не любила. Тогда мы с ним уехали на несколько дней на Лонг-Айленд, чтобы побыть наедине, и я увидела, как горе и разочарование отнимают все силы у этого человека.

Прямо перед нашим возвращением домой пошел снег. Я выбежала на улицу и поскользнулась, а потом долго лежала, глядя, как бесконечно падают на землю снежинки и открывала рот, чтобы попробовать их на вкус. Тогда я решила, что никогда не стану жить в таком месте, где не бывает снегопада.

В январе к нам из Лондона приехала мама Джона и его дочери. Вот уж был переполох! Сперва миссис Стюарт напугала меня, но было радостно видеть, как сильно она любит сына, и мне понравилось, что она носит очки только когда никто не видит. Иногда я даже смеялась над этим у себя в комнате. Она наговорила мне уйму приятных вещей и научила готовить, хотя некоторые рецепты, на мой вкус, оказались совершенно несъедобны. Она чем-то напоминала мне Лили. Возможно, возрастом и тем, что яростно вставала на защиту своих близких. Джону повезло, что у него такая мама.

Дочери Джона показались мне совсем не похожими друг на друга. Эстер вечно носилась по дому и хихикала. Удивительно, как быстро двигались ее пальчики, когда она играла на скрипке. Я все время боялась, что она возьмет не ту ноту. Говорила она тоже очень быстро, так, что проглатывала половину слов, и нам вечно приходилось ее переспрашивать. Эстер напомнила мне о раннем детстве. У нас были свои тайны, и мы все время смеялись. Граса куда медлительнее, она изучает свои карты и все остальное так серьезно, словно это должно изменить весь мир. Она сразу мне понравилась, потому что мы обе любим тишину и наблюдаем за вещами. К Эстер мне пришлось привыкать немного дольше, и все же с ней мы тоже привязались друг к другу. Мне нравится, когда они стучат прежде, чем войти в мою спальню. Мы вроде как одна семья, но у меня все равно есть право остаться одной и не всегда проявлять дружелюбие. Они хотят, чтобы мы все вместе отправились в Африку. Я сказала, что возьму их с собой и может, так оно и будет, но пока мне нравится оставаться на одном месте, в безопасности.