Лев Аннинский - Красный век. Эпоха и ее поэты. В 2 книгах

• Название: Красный век. Эпоха и ее поэты. В 2 книгах
• Автор: Лев Аннинский
• Издательство: ПрозаиК
• Жанр: Публицистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91631-015-3, 978-5-91631-016-0

Двухтомник известного критика и литературоведа Льва Аннинского содержит творческие биографии российских поэтов XX века, сумевших в своем творчестве наиболее полно и ярко выразить время и чьи судьбы неразрывно переплелись с историей страны. Книги могут быть использованы как пособие по литературе, но задача, которую ставит перед собой автор, значительно серьезнее: исследовать социальные и психологические ситуации, обусловившие взлет поэзии в Красный век.

В первый том вошли литературные очерки, героями которых стали А.Блок, Н.Клюев, В.Хлебников, Н.Гумилев, И.Северянин, Вл. Ходассвич, О.Мандельштам, Б.Пастернак, ААхматова, М.Цветаева, В.Маяковский, С.Есенин, Э.Багрицкий, Н.Тихонов, П.Антокольский, И.Сельвинский, А.Прокофьев, М.Исаковский, А.Баркова, В.Луговской, А.Сурков, М.Светлов, Н.Заболоцкий, Л.Мартынов.

Во второй том вошли литературные очерки, героями которых стали Д.Кедрин, Б.Корнилов, П.Васильев, Я.Смеляков, А.Тарковский, А.Твардовский, О.Берггольц, В.Тушнова, А.Яшин, К.Симонов, М.Алигер, В.Боков, П.Коган, М.Кульчицкий, Н.Майоров, М.Луконин, Б.Слуцкий, Д.Самойлов, С.Орлов, Н.Тряпкин, А.Межиров, Б.Чичибабин, Б.Окуджава, Н.Коржавин.

---

35

В 1938 году Мартынов написал «Нюрнбергского портного» — стихи о немце, который собирается шить одежду «из человечьих кож». По этому поводу биограф Мартынова заметил, что «внутренне он уже был отмобилизован». Разумеется, был. Но не на отображение германо-советских отношений, а скорее на раздумье о неизбывности человеческого зверства. Поэтическим обслуживанием власти он не занимался никогда.

36

Не родственник ли Мартынов знаменитому ученому, забальзамировавшему тело Ленина?

37

Между Питером и Кронштадтом.

38

Я был уверен, что еще один Мартынов не ускользнет от внимания поэта, но, увы, не нашел в его стихах следов пятигорской трагедии. Вначале Лермонтов вообще не вызывал его интереса, а потом был высвечен как «узел связи»: дама, пренебрегшая его вниманием, оказалась теткой племянницы, и эта последняя (Елена Блаватская) оказалась куда дальновиднее в своих прозрениях, чем Екатерина Сушкова, советовавшая Лермонтову получше обрабатывать свои поэтические опыты… Но убийца поэта ушал-таки от поэтического суда своего однофамильца.

39

…И увековечивается в московской истории конфузом: вышеописанный мост через несколько лет начинает разваливаться, потому что строители, торопясь отрапортовать очередному съезду партии (или успеть к юбилею), подмешивали в бетон ускоряющую затвердение соль, каковая впоследствии стала вымываться дождями. И мост фактически пришлось строить заново, и станцию — уже не «лазоревую», а с «каменным панцирем»; открыли ее уже в новом веке. Мартынов не дожил ни до этой перестройки, ни до переименования станции в «Воробьевы горы». Что такое «Ленинские» он мог объяснить, но вряд ли он знал тех воробьев, в честь которых названы и эти горы, и сам берег реки, и станция.

40

Светлана Кедрина. Жить вопреки всему. М, 1996, с.34.

41

Впервые — в 1991 году!

42

Зато Горький, растроганный до слез, неоднократно просил своих гостей читать вслух «Куклу», и отнюдь не из любви к славе — этого у него и так хватало.

43

Выпустить не удастся — выйдет книга через полвека, уже как мемориальная.

44

В 50-е годы по рукам ходило четверостишие Кедрина: «Не в культе дело, дело в роке. Пусть времена теперь не те, есть соучастники в пороке, как были братья во Христе». Это написано в 1944 году, за десять лет до того, как слово «культ» стало всеобъясняющим. Мастер попадает в цель, которую все видят, но попасть не могут. Великий поэт попадает в цель, которой другие еще не видят. Иногда попадает вслепую. Остается подтвердить, что «дело в роке».

45

Дмитрий Кедрин «Вкус узнавший всего земного…» М.: Время, 2001. - 576 с.:

«Эта книга Дмитрия Кедрина — наиболее полное собрание его произведений…

Многие стихи напечатаны здесь впервые по автографам, из публиковавшихся ранее удалены цензурные исправления советского периода.

Издание подготовлено дочерью поэта Светланой Кедриной, посвятившей свою жизнь изучению творчества отца».

46

П.Тартаковский. Дмитрий Кедрин. Жизнь и творчество. М, 1963, с.234, 236.

47

Единственная его дочь носит фамилию Фридман; это, конечно, в данном случае мало что доказывает, но для полноты картины небезынтересно.

48

Воспроизвожу этот эпизод по книге Сергея Куняева «Русский беркут» (лучшей биографии поэта, проникнутой любовью к его стихам и трезвым пониманием истоков его драмы).

49

Сергей Куняев. Русский беркут. М, 2001, с.397.

50

Из отчета о партийно-комсомольском собрании коллектива Оргкомитета Союза писателей СССР: «Тов. Смеляков вынужден был признать, что главная его ошибка в том, что он попал под влияние П.Васильева — озверелого индивидуалиста, кулака, как охарактеризовал его сам же Смеляков. Но всей глубины своих ошибок… Смеляков так и не понял до конца». (См. С.Куняев. Русский беркут, с.269).

Добавлю: и хорошо, что не понял.

51

Отбиваясь от обвинений, Васильев встречными ударами гвоздит поэтов, окопавшихся в «Правде», за то, что они в своих «стишках» не достигают силы Сервантеса. Автор «Дон-Кихота» плохо лезет в эти ворота, но интересно другое: по некоторым обмолвкам видно, что наибольшую ревнивую неприязнь у Васильева вызывает поэт, наиболее близкий к «официозу», — Алексей Сурков.

52

Леониду Мартынову напаяли побольше: высылку. Да Мартынов и вел себя несколько иначе: он следователю не стихи читал, а лекции по истории и футурологии Сибири, имен же и адресов не открывал.

53

Сергей Куняев. Русский беркут, с.271.

54

Цитирую биографию поэта, изданную при его жизни. См.: Валерий Дементьев. Ярослав Смеляков. М, 1967, с.14.

55

Эпизод описан в той же книге В.Дементьева.

56

Легенды эти стали особенно охотно оживлять в пору, когда Арсений Тарковский прославился наконец как поэт, а сын его Андрей — как кинорежиссер (см. например, книгу Паолы Волковой «Арсений Тарковский. Жизнь семьи и история рода». М, 2002). В памяти (и поэзии) Арсения все это следов не оставило, и даже посетив Дагестан, он не обнаружил в ассоциативном ряду никаких кумыкских генов. Его дочь Марина считала шамхальские корни чистым мифом; она склонна была искать истоки рода у даков, то есть у румын, а еще охотнее — у поляков, тех, которые во время оно переселились из Таркува (Тарнува?) в Бельцы. Польское в характерах Тарковских уловить можно (гордость и хрупкость), румынское — вряд ли. Румыны в стихах Арсения Тарковского не ночевали. Он вообще искал предтеч — между потопом и Эвклидом, не ближе.

57

См. Вадим Кожинов. Статьи о советской литературе. М, 1982, с. 282–288. Кажется, статья Кожинова — единственный всецело отрицательный отзыв о Тарковском в пору, когда его вернули в печатающуюся поэзию — до 1962 года поэт работал «в стол», и никакие отзывы о нем были невозможны. Авторитет Кожинова как историка поэзии побудил Кирилла Ковальджи во вступительной статье к итоговому посмертному трехтомнику Тарковского, специально опровергать версию о «неоклассике» и «лефоакмеисте».

58

Свидетельствую об этом прозвище как человек, общавшийся с Евгенией Федоровной в пору, когда она рецензировала и мою перовую книгу (в 1965 году), но отнюдь не зарубила ее, а фактически спасла. Меняются времена — меняются нравы.

59

В 1929 году он пишет стихотворение «Красивый почерк» — о писаре-канцеляристе помещичьих времен, который и при Советской власти пристроился строчить отчеты, акты, протоколы, и жил безбедно, пока не попался на мелком плутовстве и не уступил место более достойным. Психоаналитики могут эту вывернутую ситуацию вернуть на место.

60

Не факт, что он формулировал так свою жанровую задачу: термин «мениппея» вернулся в обиход теоретиков литературы в 60-е годы, когда переиздали и перечитали труды М.М.Бахтина. Но традиция карнавального «низа», вытащенного «наверх», могла быть учуяна Твардовским и без помощи теоретиков, хотя в ИФЛИ, куда он поступил, их хватало.

61

См. об этом, например, в статье Олега Павлова «Твардовский»: «День литературы», 2004/12(100),с.8.

62

Этот перечень, кончающийся знаменитыми строчками: «Парторг, буран, прорыв, аврал, министр в цехах и общий бал» — мгновенно влетает в литературный обиход. В поэме вообще много сильных и ярких мест, но это — сатирический азлет. Характерно, что такой выброс поэтической энергии вызван у Твардовского яростью по отношению к коллегам, заполнявшим лоно социалистического реализма верноподданными поделками. Литература — прямое продолжение политики.

63

В 1955 году я, студент-филолог Московского университета, увидел в перерыве между лекциями у однокашника тайком приоткрытый список: «Теркин на том свете». Я впился: дай! И получил — до следующего перерыва. Что говорил лектор, я уже не слышал — укрывшись за спинкой скамьи (дело происходило в Коммунистической аудитории, взлетавшей крутым амфитеатром) я на колене немеющей рукой перекатал себе — сколько успел. Надеюсь, мое тогдашнее пьянящее воодушевление хорошо дополняет нынешнюю холодноватую трезвость по отношению к поэме.