Генрик Сенкевич - Огнем и мечом (пер. Владимир Высоцкий)

• Название: Огнем и мечом (пер. Владимир Высоцкий)
• Автор: Генрик Сенкевич
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9922-0630-2, 978-5-9922-0629-6

В двух томах представлены все исторические романы замечательного польского прозаика, лауреата Нобелевской премии — Генрика Сенкевича.

В первый том вошли произведения: "Камо грядеши" — роман, в котором описывается борьба ранних христиан с деспотизмом Нерона, роман "Меченосцы", более известный под названием "Крестоносцы", который публикуется в редко издаваемом переводе Вл. Ходасевича, посвященный борьбе поляков и литовцев с Тевтонским орденом в конце XIV — начале XV века, и роман "Огнем и мечом", рассказывающий о борьбе шляхетской Речи Посполитой с Украиной во времена Богдана Хмельницкого, — первый роман трилогии "Огнем и мечом", "Потоп", "Пан Володыевский".

---

— Все это ни к чему. Достаньте мне сведения!

— Я ничего большего и не желаю, — ответил Оссолинский.

— Вернулись ли разъезды?

— Вернулись, но ничего не привезли.

— Ни одного пленного?

— Захватили только окрестных крестьян, которые ничего не знают.

— А пан Пэлка вернулся? Ведь это знаменитый разведчик!

— Ваше величество, — проговорил с кресла староста ломжинский, — пан Пэлка не вернулся и не вернется — он погиб.

Настало минутное молчание. Король остановил сумрачный взгляд на горящих свечах и стал барабанить пальцами по столу.

— Значит, вы ничего не можете мне посоветовать? — сказал он наконец.

— Ждать! — торжественно ответил канцлер. Чело Яна Казимира покрылось морщинами.

— Ждать! — повторил он. — А тем временем Вишневецкий с войском погибнет под Збаражем…

— Еще некоторое время они продержатся, — небрежно заметил Радзейовский.

— Молчите, мосци-староста, если не можете сказать ничего хорошего!

— В том-то и дело, ваше величество, что могу!

— Что же?

— Послать кого-нибудь под Збараж, будто бы для переговоров с Хмельницким. Посол убедится, там ли хан, и, вернувшись, сообщит нам о положении дел.

— Это невозможно, — сказал король. — Теперь, когда мы объявили Хмельницкого бунтовщиком и назначили награду за его голову, а запорожскую булаву отдали Забускому, нам не подобает вступать в переговоры с Хмельницким.

— В таком случае послать послов к хану, — ответил староста.

Король вопросительно взглянул на канцлера, который поднял на него свои голубые, строгие глаза, и после минутного размышления сказал:

— Совет-то хорош, но Хмельницкий наверняка задержит посла и все это ни к чему не приведет.

Ян Казимир махнул рукой.

— Я вижу, — медленно промолвил он, — что у вас нет никакого выхода, а потому скажу тот, который вижу я. Я прикажу трубить в поход и пойду со всем войском под Збараж. Да будет воля Божья! Там мы узнаем, есть ли хан или его нет.

Канцлер знал неудержимую отвагу короля и не сомневался, что он готов это сделать. С другой стороны, он знал, что если король что-нибудь решит, то никакие уговоры не помогут. А потому Оссолинский сразу не стал противиться, даже одобрил мысль, но советовал не спешить, говорил, что это можно сделать завтра или послезавтра, а между тем могут прийти благоприятные вести. Каждый лишний день будет усиливать замешательство черни, истомленной поражениями под Збаражем и тревожимой вестями о приближении короля. Мятеж может растаять в лучах королевского величия, как снег от лучей солнца, но на это надо время. В руках короля спасение всей Речи Посполитой, и потому он не должен подвергать себя опасности, тем более что в случае несчастья збаражские войска неминуемо погибнут.

— Делайте, что хотите, лишь бы у меня завтра были сведения.

И опять воцарилось молчание. За окном стояла огромная золотистая луна, но в комнате потемнело, так тускло горели свечи.

— Который час? — спросил король.

— Скоро полночь, — ответил Радзейовский.

— Я не буду спать эту ночь. Объеду лагерь, и вы поедете со мной. Где Убальд и Арпишевский?

— В лагере. Я пойду сказать, чтобы подали лошадей, — сказал староста.

И он приблизился к дверям; вдруг в сенях послышалось какое-то движение, оживленный разговор, отголоски торопливых шагов, наконец, двери раскрылись настежь, и в комнату, запыхавшись, вошел Тизенгауз, приближенный короля.

— Ваше величество, — воскликнул он, — прибыл офицер из Збаража. Король вскочил с кресла, канцлер тоже, и у обоих вырвался возглас:

— Не может быть!

— Точно так! Он стоит в сенях!

— Давайте его сюда! — воскликнул король, хлопнув в ладоши. — Ради бога, давайте его сюда!

Тизенгауз исчез в дверях, и через минуту вместо него на пороге появилась какая-то высокая незнакомая фигура.

— Ближе, мосци-пане, — сказал король, — ближе! Мы рады тебя видеть!

Офицер подошел к самому столу, и при виде его король, канцлер и староста ломжинский отступили в изумлении. Перед ними стоял какой-то страшный человек, чуть не призрак; изодранная одежда еле закрывала его исхудалое тело, лицо было посиневшее, запачканное кровью и грязью, глаза горели лихорадочным блеском, черная всклоченная борода спускалась на грудь; трупный запах шел от него, а ноги так дрожали, что он должен был опереться на стол.

Король и оба вельможи смотрели на прибывшего широко раскрытыми глазами. В эту минуту распахнулись двери, и в залу вошло множество сановников — военных и гражданских: генералы Убальд, Арцишевский, литовский подканцлер Сапега и другие. Все стали за королем и с удивлением смотрели на офицера. Король спросил:

— Кто ты?

Несчастный раскрыл рот, хотел говорить, но судорога свела челюсти, подбородок задрожал, и он с трудом прошептал:

— Из… Збаража.

— Дайте ему вина, — раздался чей-то голос.

В одно мгновение ему подали кубок вина, который прибывший выпил с усилием. Между тем канцлер скинул с себя плащ и покрыл им офицера.

— Теперь можешь говорить? — спустя некоторое время спросил король.

— Могу, — уже более твердым голосом ответил рыцарь.

— Кто ты?

— Ян Скшетуский… гусарский поручик.

— На чьей службе?

— Воеводы русского. По зале пронесся шепот.

— Что слышно у вас? Что слышно? — лихорадочно спрашивал король.

— Нищета… голод… могила… Король закрыл глаза.

— Боже! Боже! — проговорил он тихим голосом. И, помолчав, спросил: — Долго ли еще можете продержаться?

— Пороху нет. Неприятель…

— Много его?

— Хмельницкий… Хан со всеми ордами.

— Хан там?

— Да.

Настало глухое молчание. Присутствующие переглядывались, но неуверенность отразилась на всех лицах.

— Как же вы могли выдержать? — спросил канцлер с сомнением в голосе.

При этих словах Скшетуский поднял голову, точно новая сила влилась в него, и ответил неожиданно сильным голосом:

— Двадцать штурмов отбито, шестнадцать битв в открытом поле выиграно и семьдесят пять вылазок.

И снова настало глухое молчание.

Вдруг король выпрямился, встряхнул париком, как лев гривой, на желтоватое лицо выступил румянец, глаза загорелись огнем.

— Клянусь Богом, — крикнул он, — довольно с меня этих советов, этого бездействия, этого выжидания! Есть хан или нет его, пришло ли ополчение или не пришло — довольно! Мы сегодня двинемся под Збараж.

— Под Збараж! Под Збараж! — повторило несколько сильных голосов.

Лицо прибывшего просияло, как заря.

— Ваше величество, — проговорил он — с вами жить и умереть!

При этих словах благородное сердце короля растаяло как воск, и он, не обращая внимания на отвратительный вид рыцаря, обнял его и сказал:

— Ты мне милее, чем иные в шелках и бархате. Клянусь Богоматерью, менее достойных награждают староствами. Знай же, что то, что ты совершил, не останется без награды. Не возражай, я — твой должник!

И другие стали повторять вслед за королем:

— Не было еще более великого рыцаря, чем он!

— Он и между збаражскими первый!

— Ты стяжал бессмертную славу!

— Как же вы пробрались через станы казаков и татар?..

— Я скрывался в болотах, в тростниках, шел через леса, блуждал… не ел…

— Дайте ему есть! — крикнул король.

— Есть! — повторили другие.

— Одеть его!

— Завтра тебе дадут коня и одежду, — снова сказал король. — У тебя ни в чем не будет недостатка!

Все по примеру короля рассыпались в похвалах перед рыцарем. Его опять стали забрасывать вопросами, на которые он отвечал с величайшим трудом, так как им все больше овладевала слабость. Скшетуский был уже почти без сознания. Через несколько минут ему принесли пищу. Вскоре вошел ксендз Цецишовский, королевский проповедник.

Сановники с почтением расступались перед ним, ибо это был очень ученый ксендз, пользовавшийся всеобщим уважением, и его слово значило для короля больше, чем слово канцлера, а с амвона он иногда говорил такие вещи, которые и на сейме не всякий осмелился бы затронуть.

Его тотчас же окружили и стали рассказывать, что пришел офицер из Збаража, что там князь Вишневецкий, несмотря на голод, холод и лишения, громит еще хана и Хмельницкого, который за весь истекший год не потерял столько людей, сколько в последние месяцы под Збаражем, наконец, что король хочет двинуться на выручку, хотя бы там пришлось погибнуть со всеми войсками.

Ксендз слушал молча, шевеля губами и поглядывая на измученного рыцаря, который ел в это время, так как король приказал ему не обращать внимания на свое присутствие и сам еще наблюдал за ним и чокался с ним маленькой серебряной чаркой.

— А как зовут этого офицера? — спросил наконец ксендз.

— Скшетуский.