Юрий Каменецкий - Мелочи жизни

• Название: Мелочи жизни
• Автор: Юрий Каменецкий
• Издательство: Дрофа - Лирус
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-87675-077-8

«Мелочи жизни» — современный городской роман о жизни так называемого среднего класса, преимущественно интеллигенции — учителей, инженеров, врачей, художников-модельеров и др. Роман хорош тем, что будни этих людей, полные забот, радостей, тревог, описаны увлекательно, за ними наблюдаешь неотрывно, с возрастающим интересом — он читается как напряженный психологический детектив, написанный живо, с грустной веселостью и сочувствием к действующим лицам — нашим современникам..

---

— Ой, Марь Петровна, и не скучно вам? — лениво проговорила Инга. — Меня, например, «ломает», когда на такую тему «дискашен»...

— Да? А я — хуже, я как будто мухомор съела! И я все равно не пойму, что б вы ни объясняли тут, дуэтом или врозь, как можно с этим — на уроке сидеть! Да в любом многолюдном месте! Это чтение для тех мест, где человек запирается изнутри на щеколду! Не согласны? Тогда давайте превратимся все в этих самых... ну как их?., в нудистов!

— Лучше в нудистов, чем в зануд, — вяло, в пространство бросила Инга.

— Мария Петровна! — как всегда деловито, включилась Костикова. — Чур, ваша ошибочка: это не порно!

— Не знаю, не специалистка, — вздохнула Маша. — Настя, забери, пожалуйста, и не надо больше ничего объяснять.

Чтобы извлечь из сумки журнал, Маше пришлось сначала вывалить на стол две пачки пельменей, потом немецкий маргарин, а найдя «бесценное издание», она отпихнула его на край стола, стараясь не зацепиться взглядом за эротическое откровение на обложке.

— Торгуют-то этим не из-под полы! — осуждающе проговорила Костикова. — Кстати, знаете где? В двух шагах от Российской Академии образования! И никто, между прочим, там в обморок не упал.

— В портфель, — глухо ответила Маша. — В портфель, пожалуйста.

— А у меня его нет, у меня только сумочка такая плетеная...

— Вы бы еще с «косметичками» в класс приходили! — взорвалась Маша. — Как раз в «косметичке» поместится вся премудрость, какую вы смогли отсюда вынести...

— Да что вы так расстраиваетесь, Мария Петровна? Было б из-за чего... — усмехнулась Настя.

Сейчас на каждом совещании учителей решают и не могут решить: кто мы такие — кариатиды? Атланты? Стоим, чтоб удерживать на плечах всю мораль, которая, как балкон, обвалилась? Или надо сказать: к черту, все равно не удержим? И — с плеч долой... нехай дальше рушится, до конца, — каждый отвечает только за свой предмет?

— По-моему, второе. Костикова повернулась к подруге.

— Инга, скажи!

— А вам доплачивают за мораль-то? За эту ее поддержку? — Зная заранее ответ, лениво прогундосила Бабич.

— Не смеши. Если по результатам оценивать — спасибо еще, что не вычитают!

— А вы поглядите вокруг: задаром же никто ничего не держит в принципе. — Инга снисходительно посмотрела на Машу. — Так что извините...

Так и не закончив фразу, она непонимающе подняла глаза к потолку, хмыкнула и ушла от такой самоочевидности в коридор.

— Ну правда же, Мария Петровна, — утешила Настя. — Наши плечи — они ж не для этого!

— Чьи это — наши? — удивленно воскликнула Маша. Костикова улыбнулась, подняв подбородок и трогая свою длинную, отнюдь не дешевую сережку.

— Ну наши, в смысле — женские!

Несколько секунд они внимательно рассматривали друг друга. Первой заговорила Настя.

— А кстати, вот Антонине Павловне, например, или Софье Алексеевне, или химичке — им я бы так не сказала: «наши, женские плечи» — язык не повернется. Они потому что сами себя засушили давно. В отличие от вас!

— Мерси. — Маша невольно смягчилась, самую малость, но подействовало. — Мерси. Но эти приговоры безапелляционные... Они несправедливы, они не учитывают судьбу... ну ладно, это как-нибудь потом, не сейчас. Сейчас — разговор про тебя и про Ингу. Вкус, девочки! Вкус подгулял У вас. Я ведь не ожидала от 10-го «Б», что здесь могут найтись такие ценители серебряного века... да целых трое! И вот они выдают наизусть Гумилева и Александра Блока — причем нехрестоматийное, такое, что я сама не помню, мне даже стыдно стало... А Инга сидит и слюнявит, извини меня, такие картинки... Поскольку ты устроила их «презентацию»! В это самое время, в аккурат под Блока... Это какой же надо иметь вкус и как относиться к своим товарищам...

— Товарищи, между прочим, тоже тянули шеи! На трех уроках до вашего очень даже интересовались. Нет, зря вы так... Я понимаю — был бы это «Плейбой» или «Пентхауз»... Хотя тоже, между прочим!.. Но это же и вовсе другое! Тут сравнение западного секса и восточного... — словно освежая в памяти, Настя пролистнула страницы.

— Спрячь, сказано тебе! — истерично выкрикнула Маша. — Убери!

Дверь открылась, и свое место у косяка снова заняла Инга Бабич.

— Насть, — заунывно окликнула она подругу, — ну хватит уже, пошли. Пообещай, что мы запишем товарищей на плейер и каждое утро будем начинать с Блока.

— Точно! В порядке покаяния. «О Русь моя! Жена моя!»

Костикова запнулась... Легонько раздвинув ее и Ингу, в класс вошел Игорь Андреевич Шведов. В распахнутой дубленке, без шапки... Девицы уставились на него открыв рты. Между тем в глазах Маши была только паника, страх неминуемого разоблачения.

— Что случилось? — сипло произнесла она, уставившись на Шведова. — Чем обязана?

— Мое почтение, Марья Петровна, — просительно проговорил Игорь Андреевич. — Если вы заняты, я подожду... Опять, понимаете, племянничек беспокоит. Родители его далеко, в Торонто, я — вместо них, а он в двойках весь... — Шведов говорил уверенно и спокойно. Можно было подумать, что он искренен.

— Да, ситуация... В Торонто, значит? Девочки, вы свободны... до свидания. Только... — Маша быстро достала из сумки «Литературную газету» и замаскировала ею, прикрыла «ужасное» издание в руках Костиковой.

Настя ухмыльнулась.

— Даже не представляю, — оценивающе поглядывая на Шведова, проговорила Инга, — ив каком же это у нас классе «канадцы» учатся?..

— Что еще! — уже не в силах сдерживаться, повысила голос Маша. — Обсудите все по дороге! Мы попрощались!

— А что, Марь Петровна! Мы бы его и подтянуть могли... Ну, того мальчика. Чтоб родители, не расстраивались там, в Торонто. Хотите? — Настя лукаво посмотрела на учительницу.

— О да, уж вы бы подтянули. Именно вы! Всего хорошего, девочки!

— До свидания... — хором пропели девицы и разочарованно покинули класс.

Проводив учениц ироничным взглядом, Шведов хотел было прокомментировать ситуацию, но, прижимая палец к побелевшим губам, Маша отдавала приказ помалкивать.

Выждав изрядно, она наконец еле слышно проговорила:

— Ну что еще за «племянничек»? Зачем?

— Внизу меня окликнула такая, знаешь, тонкогубая, с «халой» на голове. Ну и пришлось сочинить... — Игорь Андреевич приблизился к Маше. — Здесь я повторил только. А что? По-моему, талантливо?

— Это завуч! — побледнела Маша. — Ты погубишь меня. Значит, ей ты тоже наплел и про двойки и про Торонто?!

— Дай сообразить. — Шведов задумался. — Нет... Ничего такого из географии не упоминал, кажется. А что?

— А то! Перед манекенщицами выступай со своим художественным свистом! Перед филиппинцами и голландцами... А здесь — не надо, я очень-очень прошу. Ведь она пожелает лично помочь сынишке таких милых людей исправить его двойки! Ведь они случайные, ведь мальчик-то способный, просто он мается без родителей, которые исполняют свой трудный долг на чужбине... Понятно? И вот я должна назвать ей фамилию. Какую? И самого племянника она захочет видеть — как же, ведь у него такой интересный, прямо-таки неотразимый дядя!

— Отдаешь все-таки должное дяде? — Глаза Шведова смеялись, только глаза.

— Противно, когда это «должное» отдают все!

Маша выглянула за дверь: не маячит ли там кто-нибудь любознательный?

— Вот еще эти две... — продолжила она, плотно прикрыв дверь, — ...скороспелки; и моментально захотели пригодиться тебе... видят же — хозяин жизни... и мое обалдение от твоего прихода — боюсь, они его правильно истолковали, или почти правильно! А сейчас они, наверное, возле твоего «мерседеса» топчутся...

— Он уже старый и немодный!

— Игорь! Это школа, пойми, причем никакая не элитарная, а просто школа, сюда не подкатывают на иномарках!

— Каюсь, не повторится. Буду ее оставлять в начале переулка, у «Пирожковой»...

— Все равно! Твой, как они выражаются, прикид...

— Понял, — устало кивнул Игорь Андреевич. — В следующий раз буду одет в продукцию фабрики «Большевичка». И обут в калоши. Кстати, как правильно писать калоши? Через букву «к» или через букву «г»?

— Ты за этим пришел?

— Это немаловажно!

— Ну хорошо, давай серьезно! —Давай!

— Зачем ты явился? Что за экстренность такая? — Маша пристально посмотрела на Шведова.

— Правду?

— Правду.

—А не пожалеешь?

-Ну?!

— Соскучился, — уже не пытаясь шутить, просто сказал Шведов.

— И это все? И я должна верить? — В Машином взгляде, впервые за время этого визита, можно было прочесть что-то ласковое.

— Да уж, солнышко, ты поверь как-нибудь... допусти... прими как гипотезу. Потому что других причин у меня нет. — Шведов насупился, играя связкой ключей. Помолчав, он продолжил — агрессивно и с болью. — В школу — нельзя. У дома отираться, даже если машину оставлять за квартал, — тоже ни-ни! В сутках нет такого часа, когда разрешалось бы позвонить, когда можно поговорить без напряга. Ибо супруг у нас безработный теперь...