Юрий Каменецкий - Мелочи жизни

• Название: Мелочи жизни
• Автор: Юрий Каменецкий
• Издательство: Дрофа - Лирус
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-87675-077-8

«Мелочи жизни» — современный городской роман о жизни так называемого среднего класса, преимущественно интеллигенции — учителей, инженеров, врачей, художников-модельеров и др. Роман хорош тем, что будни этих людей, полные забот, радостей, тревог, описаны увлекательно, за ними наблюдаешь неотрывно, с возрастающим интересом — он читается как напряженный психологический детектив, написанный живо, с грустной веселостью и сочувствием к действующим лицам — нашим современникам..

---

— Симпатичный у вас родственник... — Зубков расплылся в улыбке.

— А я? Или вы только мужчинам комплименты делаете? — игриво ответила Катя.

— Женщинам тоже иногда. Во внерабочее время.

— Ах да, я забыла, что вы сейчас на работе, — наблюдая за тем, как Зубков накладывает себе варенье, отметила Катя.

— А вы с юмором женщина, — оценил шутку Зубков. — Это я еще в прошлый раз заметил.

— Что еще вы заметили? — усаживаясь напротив, поинтересовалась Катя.

— Ну... Что к вам приходил какой-то мужчина.

— Вот так работают настоящие профессионалы. Может быть, вы даже знаете, кто это был? — с издевкой поинтересовалась Катя.

— Откуда ж мне знать? Я ж его не видел?.. — работая под простака, вздохнул Зубков. — Мы с Анной Степановной в комнате были, пока вы там, в коридоре, разговоры разговаривали...

— И что же? — почувствовав неладное, напряглась Катя.

— Да ничего. Просто что я могу о нем сказать... — лицо милиционера вдруг посерьезнело, глаза остановились в одной точке, — хотя могу кое-что сказать, могу. Ему двадцать пять лет, не больше, и он коммерсант или что-то в этом роде.

Катя побледнела. Зубков же наоборот опять принялся балагурить:

— Ну что? Догадливый я?

— От слова «гадливый»? — пошла в наступление Катя.

— Ну вот. Ни за что человека оскорбили! — деланно обиделся Зубков.

— Так уж и ни за что?

— Конечно. Так я правильно все сказал?

— Почти. Почти правильно. Он владелец коммерческого магазина. И вы знаете, что самое интересное, Миша?

— Ну?

Катя негодующе посмотрела на милиционера:

— Самое интересное, что после вашего визита в его комке уже дважды побывали сотрудники милиции.

— Да что вы? Причина?

Казалось, что Зубков удивился абсолютно искренне, во всяком случае Катя даже смягчила тон.

— Якобы у них есть сигналы, что он торгует гуманитарной помощью.

— А вы уверены, что этого не может быть?

— На сто процентов. Он в такие игры не играет.

— А можно вас спросить, Екатерина Анатольевна?

— Пожалуйста. — Катя подлила милиционеру чая.

— Спасибо. — Зубков жестом остановил Катю. — Я хочу понять, что связывает вас с этим коммерсантом?

Катя молчала.

— Нет, если вы не хотите, можете не отвечать!

— Ну почему же — отвечу, — решительно заговорила Катя. — Он наш родственник. Двоюродный брат жены Сергея.

— Вашего брата. — Зубков сделал какой-то неопределенный жест в Сторону стула, на котором еще недавно сидел Сергей. — Понятно.

— В Москве Гоша недавно, родители у него за границей, у него отец военный... Ну я и взяла шефство над парнем.

Как бы невзначай Катя накрыла руку Зубкова своей.

— Понимаете, Миша. Мне бы очень не хотелось, чтобы у него были какие-нибудь неприятности. Дело в том... ах, все равно вы уже знаете или узнаете... в общем, он был у моих родителей в тот день, когда пропала эта папка. Но он не мог взять. Не мог, вы верите мне?

— Ну, допустим, верю. Тоща кто же ее взял? Не могла же она сама пропасть? — заметил Зубков.

— Не знаю, — осторожно поглаживая его руку, проговорила Катя. — Но вы подумайте, Миша, зачем ему, преуспевающему коммерсанту, ввязываться в это?

Зубков, скрывая неловкость, высвободил свою руку. Поднес к щеке, словно зачесалось что-то.

— Зачем ему, — наступала Катя, — какие-то документы семнадцатого века?

— Не века, а съезда, Екатерина Анатольевна...

— Что?

— Документы Семнадцатого съезда, говорю. Партийного, — уточнил Зубков.

Катя тихо засмеялась, ее рука скользнула по его лицу.

— Ах да... Папа же говорил: про Сталина там что-то... А я... Это из-за вас, Миша... Вы на меня действуете...

— Екатерина Анатольевна...

— Да Катя я. А то нехорошо получается: я тебя Мишей, а ты меня Екатериной Анатольевной, — интимно, почти шепотом проворковала Катя.

— Ты же сама так представилась.

— Я женщина гордая. А тут гляжу: следователишко какой-то, районного масштаба... А теперь вижу: мужик симпатичный и глаза у тебя умные... Но ты чего-то спросить хотел, а я тебя перебила.

— Хотел... — Зубков запнулся и вдруг произнес неожиданно резко: — Ты для него это делаешь?!

— Что — это?

— Ну все... Это...

— С чего ты взял, глупый? Думаешь, у меня с ним что-то было? — Катя замолчала, внимательно посмотрела на милиционера и, тоже меняя тон, решительно добавила: — Ну было. Не хочу врать, было. Но все кончено.

— Расстались?

— Бросил он меня. Семь лет разницы, ребенок у меня, а он молодой, перспективный...

— Подонок он...

— Что ты сказал?! Кто... подонок?! — взорвалась Катя.

— Гоша твой. Георгий Холодов, — сухо ответил Зубков.

— Значит, ты все знал?..

Катя встала. Подошла к окну. Оторвала зачем-то листик от распустившегося в горшке цветка. Снова села.

Милиционер молчал, дожидаясь, пока она успокоится.

— Вообще-то я так и думала, что это твои ребята к нему в комок ходят, — заговорила наконец Катя. — И все из-за этой вшивой папки? Или просто завидуешь, что он в двадцать пять магазин имеет, а ты на свою жалкую зарплату живешь?

— Простите, Катя, — снова переходя на «вы», усмехнулся Зубков, — но я вашу легенду о преуспевающем бизнесмене Гоше вынужден развеять. Магазин у него — плюнуть и растереть. Весь в долгах. Правда, сам ваш герой вроде бы не жулик, чего не скажешь о его окружении... Вот с ними мы давнее знакомство ведем.

— Зачем же ты его подонком назвал? Ну, допустим, взял он эту папку зачем-то, кому от этого холодно или жарко, кроме моего отца? Сейчас эти дела всем до лампочки, понимаешь?..

Зубков не реагировал.

— Ну что ты молчишь? Хочешь, чтоб я перед тобой на колени встала?

— Неужели вы так его любите? — искренне изумился Зубков. — Он же мизинца вашего не стоит!

— Ну что ты мне в душу лезешь, мент! — нарочито вульгарно произнесла Катя. — Какое тебе дело, люблю я его или нет? Тебе мало, что я с тобой даже переспать готова?

— Эх, Катя, Катя, Екатерина Анатольевна... — с сожалением проговорил Зубков. — Ну зачем, зачем это...

— Что здесь происходит?

В дверях стоял Анатолий Федорович.

— Так что же тут?.. — мрачно повторил он.

— Папа... это... — растерялась Катя.

— Я Зубков. Из угрозыска района, Анатолий Федорович. Занимаюсь поиском вашей папки.

— А, здравствуйте, — старик протянул руку. — Очень хорошо, что пришли. Я давно собираюсь вам позвонить, да вот из-за неважного самочувствия...

—А в чем дело?

— Я прошу вас прекратить эти поиски. Если надо, могу и в письменном виде подтвердить эту просьбу, — строго проговорил Анатолий Федорович.

— То есть как прекратить? — опешил Зубков.

— По-моему, русским языком сказано! — заорала Катя.

— Катерина, не надо так, — нахмурился старик. — Товарищ не виноват, он выполняет свой долг. Мы сами затеяли это дело, о чем я глубоко сожалею теперь.

— Сожалеете? Почему?

— У меня есть на то свои причины. К сожалению, я не могу о них говорить...

— Боюсь, что мне известны ваши причины. — Зубков выразительно посмотрел на Катю.

Старик вздрогнул, но, взяв себя в руки, бросил короткое:

— Не думаю.

— А Анна Степановна знает, что вы хотите прекратить дело? — не унимался милиционер.

— При чем здесь Анна Степановна? Документы все-таки не ее, а мои.

— Ошибаетесь, Анатолий Федорович. Это документы государственной важности.

— Вот как? Мне, конечно, лестно, что вы мои скромные изыскания считаете государственно важными, но...

— Папа, он просто карьеру делает на твоей папке! — снова закричала Катя.

— Считайте как хотите. Но я найду преступника. И, может быть, даже приведу его к вам в дом.

— Когда?

— В свое время, — холодно заключил Зубков.

Шведов сидел в кабинете литературы один. От той фразы— из его «Поля чудес» — нестертыми с доски остались только черточки. И то не все. Соорудив из бумаги пепельницу-лодочку, модельер позволил себе закурить «Кэмел». Пачка с верблюдом лежала тут же, рядом, на школьной парте.

Скрипучая дверь распахнулась почти бесшумно, на пороге стояла Мария Петровна с вчетверо сложенным тетрадным листком в руках.

Игорь Андреевич виновато потянулся к пепельнице.

— Можешь не гасить, я тоже полсигаретки выкурю... — остановила его Маша. — И директор, и завуч отправились, оказывается, в префектуру! Фу, сразу полегчало... А то самочувствие было — знаешь, как у Татьяны в последней картине оперы: там же, если помнишь, Онегин совершенно незаконно проникает в ее апартаменты...

— Э нет, сравнение не годится! Ты же не заставишь меня петь то, что пришлось ему? Ты ж понимаешь, солнышко, что «Позор, тоска, о жалкий жребий...» — это никак не мой репертуарчик?

— Разумеется. Шведов — и отказ? Шведов — и неудача, фиаско? Не вяжется. Но я-то, пардон, должна «пропеть» из ее арии... мне просто неоткуда взять других песен! Но погоди, записка мне тут... Висела на двери, приклеенная жевательной резинкой, представляешь? — Маша развернула тетрадный лист. — Ну крысы! Нет, это фантастика!.. А я ведь знала, что мы тут с тобой — как в аквариуме... но чтоб до такой степени... Боюсь, им известно, какое на мне белье! — Маша аж вся дрожала от негодования. — Нет, ты послушай! Послушай! — И она начала читать: — «Дорогая и очаровательная Мария Петровна, за свой авторитет не переживайте, он в очень большом порядке. Мы извиняемся и сожалеем насчет нашего сегодняшнего легкомыслия и некоторой недооценки Вас. С уважением, как бы возведенным в квадрат и в куб. Б. К.».