Игорь Северянин - Том 1. Громокипящий кубок

• Название: Том 1. Громокипящий кубок
• Автор: Игорь Северянин
• Издательство: Logos
• Жанр: Поэзия
• Год: 1995
• ISBN: 5-87288-080-4, 5-87288-081-2

Игоря Северянина называли «королем поэтов», и в этом есть доля правды — царственной и величавой поступью его стихи вошли в золотой фонд серебряного века. В его стихах и тонкая лирика, и громогласный эгофутуризм, перья павлина мешаются с шампанским, и вот-вот отойдет последняя электричка на Марс. В искристой лире Северянина играют мириадами отблесков декадентство, нигилизм и футуристические настроения. Поэтический антипод Маяковского, салонный поэт, но и в будуаре можно философствовать.

Первый том содержит поэтические сборники «Громокипящий кубок», «Златолира», «Ананасы в шампанском», «Victoria Regia».

http://ruslit.traumlibrary.net

---

1910. Ноябрь

Из цикла «Сириус» (сонетныи вариант)

О ты, звезда лазоревого льда,
Ты, Сириус сверкательно-кристальный,
Есть на тебе дворец, — он весь хрустальный!
Вокруг него серебрится вода;

Повсюду снег; но снег тот не печальный:
Лазурно-бел и бархатно-пушист;
Он вид всегда хранит первоначальный
И до сих пор, как в день созданья, чист.

Я покажу тому, чей взор лучист,
Все чудеса открытой мной планеты.
Вы слышите? — поют мои сонеты.

Ледяный стих серебрян и душист.
Лети, корабль, на Сириус, — туда,
В кольцо волшбы лазоревого льда!

1909. Декабрь

Вечером жасминовым

Сонным вечером жасминовым, под лимонный плеск луны,
Повстречалась ты мне, грешница, с белой лилией в руке…
Я приплыл к очам души твоей по лунящейся реке…
Берега дремали хлебные — золотые галуны.

Распустила косу русую, — проскользнула в рожь коса
И скосила острым волосом звездоликий василек.
Улыбнулась, лепестковая, и завился мотылек —
Не улыбка ль воплощенная?… Загудело, как оса…

Сердце тихо очаровано… Сердце ранено чуть-чуть…
Захлебнулся ум в забвении… Вдалеке — виолончель…
Сонным вечером жасминовым сядь на лунную качель:
Будет с лилиями грешница и чарующая чудь…

1910. Март

«Это только в жасмин…»

Это только в жасмин… Это только в сирень…
Проклинается город надрывно…
Заночеет бело, — и в простор деревень
Окрыляется сердце порывно…

И не хочется сна… И зачем ты один?…
Кто-то бродит в ничем… Что-то в ком-то…
Это только в сирень… Это только в жасмин…
Это только узоры экспромта…

1912. Весна

«И она умерла молодой…»

Я хочу умереть молодой…

Мирра Лохвицкая

И она умерла молодой,
Как хотела всегда умереть!..
Там, где ива грустит над водой,
Там покоится ныне и впредь.

Как бывало, дыханьем согреть
Не удастся ей сумрак густой,
Молодою ждала умереть,
И она умерла молодой.

От проезжих дорог в стороне
Есть кладбище, на нем — островок,
И в гробу, как в дубовой броне,
Спит царица без слез, без тревог,

Спит и видит сквозь землю — насквозь —
Кто-то светлый склонился с мечтой
Над могилой и шепчет: «Сбылось, —
И она умерла молодой».

Этот, грезой молящийся, — кто?
Он певал ли с почившей дуэт?
Сколько весен душой прожито?
Он поэт! Он поэт! Он поэт!

Лишь поэту она дорога,
Лишь поэту сияет звездой!
Мирра в старости зрила врага, —
И она умерла молодой.

1909. Май

Нет ничего

Молодость кончилась как-то сразу.
Ночью увяла в саду сирень.
Я не влюбляюсь больше ни разу.
Даже лениться, лениться — лень!

Было когда-то все голубое:
Негодованье, порыв, тоска.
Было когда-то все молодое,
И безразличье — теперь, пока…

Но если «пока» — навек, без срока?
Удастся ль в «опять» претворить его?
Надеюсь безумно! хочу жестоко!
И нет ничего, как нет ничего!..

1914. Сентябрь

Мыза Ивановка

«В столице Грузии загорной…»

В столице Грузии загорной,
Спускающейся по холмам
К реке неряшливо-проворной,
Есть милое моим мечтам.

Но тем странней мое влеченье
В те чуждые душе края,
Что никакого впечатления
От них не взял на север я.

И тем страннее для рассказа
Что не смутила ни на миг
Меня загадочность Кавказа
(Я Лермонтова не постиг)…

Однако в Грузии загорной
Есть милое моим мечтам:
Я вижу женщину, всю черной,
Кому я имени не дам.

Она стройна, мала и нервна,
Лицо бескровно, все — вопрос,
Оно трагически безгневно
И постоянно, как утес.

Уста умершей; уголками
Слегка опущены; сарказм
И чувственность — в извечной драме;
В глазах, — угрозье горлоспазм.

Не встретите на горных шпилях
Ее «с раздумьем на челе»:
Она всегда в автомобилях,
Она всегда навеселе!

Я не пойму — ты явь иль пена
Прибоя грёз моих, но ввек
Ты в памяти запечатленна,
Нечеловечий человек.

1918. Октябрь

Сегодня не приду

Сегодня не приду; когда приду — не знаю…

Ее телеграмма

«Сегодня не приду; когда приду — не знаю…»
Я радуюсь весне, сирени, солнцу, маю!
Я радуюсь тому, что вновь растет трава!
— Подайте мой мотор. Шоффэр, на Острова!

Пускай меня к тебе влечет неудержимо,
Мне хочется забыть, что я тобой любима,
Чтоб чувствовать острей весенний этот день,
Чтоб слаже тосковать…
  — В сирень, шоффэр! в сирень!

Я так тебя люблю, что быть с тобою вместе
Порой мне тяжело: ты мне, своей невесте,
Так много счастья дал, собой меня впитав,
Что отдых от тебя среди цветов и трав…

Пощады мне, молю! Я требую пощады!
Я видеть не могу тебя и мне не надо…
— Нельзя ли по морю, шоффэр?… а на звезду?…
Чтоб только как-нибудь: «Сегодня не приду…»

1914. Июнь

Эст-Тойла

Амулеты

Звенели ландыши во мху,
  Как серебристый колокольчик,
И белки в шубках на меху,
  Сгибали хвостики в колечки.
О, красота пушистых кольчек!
  О, белок шустрые сердечки!

И было красочно везде
  В могучий, бравый полдень мая;
И птички трелили в гнезде,
  Кричали утки, как китайцы,
И, хворост радостно ломая,
  Легко попрыгивали зайцы.

Была весна, был май — сам сон!
  Любилось пламенно, но строго…
Был пышнокудр еще Самсон!..
  Коляска, тройка и бубенчик…
К тебе знакомая дорога…
  О май! о белочка! о птенчик!

1910. Февраль

Весенний мадригал

В душистом белорозовом горошке
Играют две батистовые крошки.
Постукивают ножки по дорожке.
Показывает бонна детям рожки.
О, фрейлейн! Вы и пара ваших крошек —
Душистый белорозовый горошек.

1911. Май

Сердцу девьему

Сонке

Она мне принесла гвоздику,
Застенчива и молода.
Люблю лесную землянику
В брильянтовые холода.

Рассказывала о концерте
И о столичном том и сем;
Но видел поле в девьем сердце,
Ручьи меж лилий и овсом.

Я знаю: вечером за книгой,
Она так ласково взгрустнет,
Как векше, сердцу скажет: «прыгай!»
И будет воль, и будет гнет…

С улыбкою, сомкнув ресницы,
Припомнит ольхи и родник,
И впишет четкие страницы
В благоуханный свой дневник.

1913

Заклинание

Татиане Краснопольской

На клумбе у меня фиалка
Все больше — больше с каждым днем.
Не опали ее огнем,
Пчела, летучая жужжалка.
Тебе ее да будет жалко,
Как мне тебя: мы все уснем.

1914. Май

Эст-Тойла

Одно из двух

Ты в жизнь вошла в колье жемчужном
Горда, сверкательна, строга.
Глаза, проникнутые южным,
Омраченные жемчуга.

И встреченному незнакомцу,
Который так безбрежно жил,
Ты поклонилась, точно солнцу,
И встречный близок стал и мил.

Сердца улыбно укачали
И утомились до зерна.
Но жемчугов твоей печали,
Как прежде, матовость черна.

Твой черный жемчуг целомудрен,
Невинна темная душа,
И девственный твой лик окудрен.
Ты отрицаньем хороша.

Ты ждешь со страстностью упорной
Иного встречного, когда
Зарозовеет жемчуг черный,
А нет — погаснет навсегда!

1913. Январь