Александр Лебедь - За державу обидно

• Название: За державу обидно
• Автор: Александр Лебедь
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Вслед за начальником ЖЭУ подвезли первого заместителя председателя исполкома и зама по строительству. Председатель мудро затерялся где-то между домом и райисполкомом. Афиятдин Джалилович попытался взять бразды правления в свои руки: "Ну, я забираю их к себе, сейчас мы разберемся!"

- Нет, теперь уже я буду разбираться! - ответил я. - Всех троих в кабинет с городским телефоном. Под охрану. Выпустить, как только осетин и его обездоленный сосед продемонстрируют мне ордера на квартиры и доложат, что они ими довольны. А вам, Афиятдин Джалилович, спасибо за участие.

В течение первого часа в отведенном кабинете стоял сильный шум на чистом азербайджанском языке. Преобладали голоса двух замов. О чем шел крик, не знаю, ни один из моих солдат азербайджанскую мову "не розумил", но, надо думать, начальнику ЖЭУ крепко досталось. Через 18 часов явились счастливые осетин с соседом. Представили мне ордера, доложили, что получили квартиры в доме улучшенной планировки и даже уже въехали. Наговорили много теп

лых слов об очень душевных и вежливых работниках райисполкома. Я не стал их огорчать известием, что главные "душки и благодетели" сидят по соседству. Поздравил с новосельем и отпустил с миром.

Обстановка на площади Ленина и вокруг нее тем временем продолжала накаляться. Тревожное ожидание чего-то непоправимого, тягостного, угроза насилия зримо ощущались в атмосфере площади, и концентрация их все нарастала. Одновременно катастрофическими темпами надвигалась антисанитария на площади и вокруг нее. В ночь с 3-го на 4-е декабря было принято решение силами дивизии имени Дзержинского очистить площадь. Поскольку, как я уже упоминал, вверенный мне район прилегал к району 26 Бакинских комиссаров, на меня была возложена задача блокирования района прочески. Было приказано всех беспрепятственно выпускать, но никого не впускать. Операцию планировали какие-то "эмвэдэшные" чины, в подробности я не вникал. Тогда считал и сейчас считаю: не армейское это дело - заниматься внутренними беспорядками. Не потому, что здоровья не хватит, как раз наоборот, от его избытка. Но возложение полицейских функций на армию вообще, и на воздушно-десантные войска в частности есть величайшее унижение армии. Армия психологически не готова к такого рода деятельности, и если ее все же к ней понуждают, это приводит только к одному результату - дикой озлобленности и тяжелым и незаслуженным оскорблениям армии толпой.

Как там было по плану, не знаю, а события развивались следующим образом. Находящимся на блокированной площади людям неоднократно в течение часа предлагали оставить ее пределы с гарантией неприкосновенности личности и указывали маршруты и проходы. Плотные шеренги рослых, одетых в бронежилеты и каски, с щитами и дубинками дзержинцев подействовали отрезвляюще, и подавляющее большинство людей через указанные проходы покинули площадь. Большое значение, на мой взгляд, имело то обстоятельство, что за сутки до этого из суммы, собираемой на нужды народного фронта, какой-то "сокол" или "соколы" умудрились украсть полтора миллиона рублей. По тем временам это была сумма! Поиски воров ни к чему не привели, и толпа, по которой быстро расползся слух о таком колоссальном хищении, была морально сломлена. Осталось человек 800 самых непримиримых. Солдаты внутренних войск, позванивая дубинками о щиты, играючись прошлись по площади. Все оставшиеся были арестованы, никто там никого не убивал. Нескольким самым ретивым досталось дубинкой по тому месту, где спина теряет свое благородное название. Замысел состоял в том, чтобы посадить всех арестованных в автобусы, вывезти в ИТК, километров за 20 от города, и там со всеми предметно разобраться. Была подана большая колонна автобусов. Операция по очистке проводилась с трех до четырех утра. К 5 часам все были рассажены по автобусам, и колонна тронулась. Кто там за что отвечал, я не знаю, но пять автобусов поднялись от площади на три квартала вверх, ушли от установленного маршрута влево, проехали еще пару кварталов, остановились и радушно распахнули двери:

- Свободны, ребята!

Уже к семи часам утра город был оклеен листовками: "Солдаты на площади убили более ста человек! Отечество в опасности! Люди, вставайте!" И народ встал. С тротуара перед Насиминским райкомом полого уходящая вверх улица Ленина просматривалась кварталов на пять, и все это пространство, сколько хватало глаз, "от дома до дома", было забито взволнованными, негодующими, нервными людьми. На улицы вышел пролетариат Баку. В абсолютно подавляющем большинстве своем это были порядочные, честные люди. Негодование их было искренним. Только ему не предшествовало "убийство более ста человек". Необходимо вспомнить, что это был 1988 год. Это были первые беспорядки такого масштаба в стране. И солдаты, воспитанные в духе интернационализма, были добры и деликатны. Озверение подкатит потом. От деликатности не останется и следа, когда трупы этих "интернационалистов" будут пачками отправлять в российские, белорусские, украинские города и села.

Всякие резкие движения были недопустимы и могли превратить и без того вышедшую из-под контроля ситуацию в кровавый хаос. Я циркулярно дал команду: "Без крайней необходимости никаких силовых действий! Убеждать, объяснять, выбирать из толпы наиболее горластых, проводить их на площадь и демонстрировать отсутствие трупов, крови и других следов массового убийства".

Пошел на улицу и сам. Обстановка все более наэлектризовывалась. То тут, то там раздавались истеричные вопли, рыдания. В толпе, не стесняясь, шныряли "очевидцы", откровенно сознавая свою безнаказанность, и вели разрушительную работу.

Я взобрался на какую-то тумбу и громко, перекрывая шум толпы, объявил, что слух о массовом убийстве - ложь, попросил соблюдать спокойствие и выдержку, предложил выбрать делегацию из трех человек и заявил, что лично отвезу их на площадь, чтобы они убедились в моей правоте. Как всегда в таких случаях, самых честных и принципиальных набралось более чем достаточно. На заднее сиденье УАЗика влезли пятеро. Задворками, переулками, в двух местах через клумбы, я вывез их на площадь, миновав несколько постов внутренних войск. Десятка три разнокалиберных тапочек и туфелек, чей-то зонтик, пуговицы, окурки, какие-то тряпки - вот и все, что увидели привезенные мною люди. Пыл спал. Той же дорогой я вернулся обратно, жестко потребовав от них громко и внятно рассказать то, что они видели. Они добросовестно и безропотно взялись за дело. Один из них влез на ту же тумбу, на которой недавно красовался я, и таким же примерно голосом начал громко кричать по-азербайджански. Толпа, поняв, что ее одурачили, начала медленно успокаиваться.

Аналогичную работу везде, где это было возможно, проводили подчиненные мне офицеры. Слух о том, что массовые убийства - чудовищная ложь, быстро прокатился по всему двухмиллионному городу. Обстановка разрядилась. Люди облегченно вздыхали, кто-то плакал, кто-то смеялся. Но в целом все, успокоенные, расходились по домам. К 14 часам, за весь город судить не берусь, но вверенный моему попечению район почти принял свой обычный нормальный вид. Но бой, как известно, действо двухстороннее. И, как показывает практика, до окончательной бесспорной победы расслабляться не рекомендуется. Убедившись, что колоссальная провокация успеха не имела, возбудить огромные массы людей и бросить их в пучину кровавой вакханалии не удалось, соответствующие силы резко изменили тактику. Одним предложением суть ее можно охарактеризовать так: "В бой идут одни юнцы!"

Наспех проинструктированные, запихнув в карман отсчитанные сребреники, кучки, стайки, шайки подпоенных, наколотых молодых людей (возраст в основном 15 -18 лет) попытались организовать массовые беспорядки в районах компактного проживания армян. Батальоны дали жесткий отпор.

Тогда вся эта погань рассеялась по всему району и организовала массу всевозможных бесчинств. Ловили и смертным боем били армян, заодно евреев, осетин, грузин и всех кто в той или иной степени был на армян похож. Били, что называется, по лицу, а не по паспорту. Громили и грабили квартиры и магазины, всевозможные мелкие лавочки, принадлежащие армянам. За считанные минуты превращали в груды металлолома легковые автомобили. Телефоны звонили не переставая. Окровавленные, избитые, ограбленные жалобщики шли потоками. Вой, стон и плач стояли непрерывные. Предпринятые попытки воззвать к здравому смыслу с целью прекращения бесчинства успеха не имели.

Мне страшно не хотелось повторно в течение одного дня взрывать обстановку, с такими великими трудностями приведенную к почти нормальному состоянию, но выхода не было. Тогда мной был отдан приказ: "Всеми возможными силовыми средствами, при необходимости вплоть до применения оружия, воспрепятствовать и остановить бесчинства хулиганствующих элементов. Всех, захваченных на месте преступления, доставлять в помещение комендатуры с краткими описаниями совершенных "подвигов" и с указанием фамилий свидетелей". Застоявшиеся солдаты и офицеры, которым до внутренней дрожи надоело наблюдать всю эту сплошную картину преступления и увещевать пьяных негодяев, энергично принялись за дело. Тут выяснилось, что я несколько недоучел масштабы происходящего и потенциальное количество задержанных. В течение примерно часа в помещение комендатуры было доставлено 57 человек. Брали их на месте преступления, все они, как уже было сказано ранее, были либо пьяны, либо наколоты. Терять им было нечего, и сопротивление они оказывали самое яростное. Надо сказать, что я до сих пор с гордостью вспоминаю тех моих солдат: 88-го, 89-го, 90-го годов. Какие это были солдаты! Десантные волки, для которых не было задач невыполнимых. В самых сложных ситуациях они с презрением отметали искушение применить оружие,а если и применяли его, то не по прямому назначению, а как средство, чтобы отбить лом, обрезок трубы, кол, нож. Высокая профессиональная подготовленность, не менее высокая убежденность в необходимости скорбного их труда позволили им в достаточно короткие сроки вначале серьезно сбить, а потом и практически полностью погасить вспышки насилия. Потери с нашей стороны были мизерные: семь или восемь легко травмированных. Супротивная сторона являла собой зрелище жалкое, печальное и отвратительное: расставленные вдоль стен, окровавленные, пьяные, злобные, они выли, стонали, скрежетали зубами, матерились. Кровь на полу, кровь на стенах, кровь на лицах.