Джина Фазоли - Короли Италии (888–862 гг.)

• Название: Короли Италии (888–862 гг.)
• Автор: Джина Фазоли
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8071-0161-8

Известный итальянский историк Джина Фазоли представляет на суд читателя книгу о едва ли не самом переломном моменте в истории Италии, когда решался вопрос — быть ли Италии единым государством или подпасть под власть чужеземных правителей и мелких феодалов. X век был эпохой насилия и бесконечных сражений, вторжений внешних захватчиков — венгров и сарацин. Именно в эту эпоху в муках зарождалось то, что ныне принято называть феодализмом. На этом фоне автор рассказывает о судьбе пяти итальянских королей, от решений и поступков которых зависела будущая судьба Италии. На страницах книги предстают пять разных характеров, пять личностей, отличавшихся от друг друга эмоциональным накалом, способностями и могуществом. Повествуя о правителях Италии, Дж. Фазоли рисует широкую и красочную панораму средневековой Италии — государственное устройство и институты власти, повседневная жизнь и военная система, отношения с соседними государствами.

---

Принуждая национальных королей признать свое превосходство, Арнульф создал предпосылки для своего восхождения на императорский трон. Его политический план, основанный на личных амбициях, имел идеологическое обоснование, что сближало его с традициями Каролингов.

Претензии Гвидо на императорскую корону были, напротив, лишены идеологического и универсального размаха, он преследовал практические, приземленные цели. Императорский венец и корона Италии по традиции были неразделимы: Гвидо было нужно непременно и как можно скорее получить императорский венец, чтобы помешать Арнульфу заявить свои права на него и вмешаться в политику Италии по праву императорского суверенитета.

Титул императора укрепил бы позиции нового короля в его противостоянии Беренгарию, который к тому же являлся вассалом германского короля: заставил бы повиноваться маркграфа Тосканского, кичившегося своей полной независимостью. Но самым главным было то, что этот неоспоримый титул позволил бы Гвидо наконец достичь той цели, к которой столь рьяно стремился его брат: установления суверенитета Сполето на папской территории, от Рима — до Перуджи и Равенны. Венец императора дал бы ему возможность объединить Южную Италию — старинное поле захватнических битв сполетцев — с Северной, где его позиции были теперь как никогда крепки. Это было возвращением к политике Людовика II и самых доблестных лангобардских королей.

Стефан V уже давно называл Гвидо своим сыном и поддерживал с ним самые сердечные отношения, но при этом он никогда не забывал о том, сколько вытерпели от сполетцев его предшественники. То, что маркграф Сполето стал королем Италии и его территории окружили владения Церкви со всех сторон, вызывало у Стефана лишь некоторое беспокойство. Сама мысль о том, что Гвидо станет императором и воспользуется своим высоким положением с присущей ему энергией, наверняка была абсолютно неприемлема для понтифика, который старался сохранить независимость церковных земель.

Церковь давно уже выработала собственную имперскую теорию, согласно которой духовное единство самой Церкви должно было служить основой для политического единства империи: все христианские государства должны были стать ее частью, подчиниться императору, который олицетворял верховную политическую власть (так же как Папа Римский олицетворял власть духовную).

Возможность избрания императором Гвидо, этого «королька» (regulus), который правил маленькой частью полуострова, ничем не прославился за пределами Италии и, более того, потерпел там оглушительное фиаско, должна была казаться скверной шуткой, особенно после даже самого поверхностного сравнения его с Арнульфом, обладателем владений, по крайней мере в четыре раза превосходящих Итальянское королевство; властителем, чье превосходство признали короли Франции, Бургундии, Прованса, Италии, который подобно Карлу Великому, чья кровь текла в его жилах, вел непрекращающуюся и победоносную войну с варварами.

Было более чем достаточно причин для того, чтобы, выслушав увещевания Гвидо, Стефан V обратился к Арнульфу и стал умолять его, чтобы тот приехал и вырвал Италию и Святой престол из рук недобросовестных христиан и неверных. По всей видимости, недобросовестных христиан Стефан V боялся настолько, что не осмелился даже направить к Арнульфу послов, а передал ему свое послание через Святополка, князя Моравии.

Арнульф, который по вполне веским причинам задержался в Германии, этого послания не получил, и Гвидо, воспользовавшись представившимся ему случаем, вынудил Стефана V сделать то, чего тот до самого последнего момента хотел избежать[25].

21 февраля 891 года Гвидо стал императором, и вместе с ним короновали его жену Агельтруду[26].

В прошедшие годы высказывалось мнение о том, что Агельтруда имела собственную четко очерченную имперскую политическую программу, изложенную в «Книге об императорской власти в городе Риме» (Libellus de imperatoria potestate in urbe Roma), которая была написана по ее инициативе. В настоящее время это утверждение, как правило, оспаривается, и «Книгу» относят к гораздо более позднему времени. Вместе с тем нельзя отрицать, что императрица была цельной личностью и умела заставить всех с этим считаться[27].

Агельтруда была дочерью Адальгиза Беневентского, и ее бракосочетание с Гвидо, скорее всего, произошло в те времена, когда сполетцы стремились к южным частям Италии. По всей видимости, она была энергичной и честолюбивой женщиной. Некоторые считали ее виновной в том, что Гвидо проводил политику противостояния Папе, и возлагали на нее ответственность за неуемные амбиции Гвидо, за авантюру во Франции, за претензии на императорский венец; в общем, за все то плохое, что он сделал в своей жизни. Нет причин сомневаться в том, что Гвидо смог бы додуматься до всего перечисленного выше сам, однако нужно признать, что Агельтруда имела огромное влияние на мужа, который осыпал ее бесценными дарами и удостоил титула соправительницы империи (consors imperii). Его сын почти сравнился в щедрости с отцом и наделил Агельтруду правом на участие в важнейших политических делах.

Велись споры о том, подтвердил ли Гвидо, как любой новый император, в присутствии Папы все церковные права и привилегии. Дискуссии такого рода абсолютно беспочвенны, поскольку это подтверждение являлось, можно сказать, частью церемониала. В случае Гвидо достаточно сложно представить, что Стефан V, столь враждебно относившийся к перспективе его коронации, в итоге согласился бы на нее, не получив от будущего императора гарантий, что тот станет соблюдать правила, освященные традициями и временем. Гвидо, желавший получить корону во что бы то ни стало, вряд ли ответил бы Папе отказом и, возможно, пошел бы на новые уступки, чтобы впоследствии отказаться от своего решения. Он никогда бы не отдал во владения папского престола земли, завоеванные его братом Ламбертом и им самим, и можно с уверенностью говорить о том, что он использовал их как разменную монету, чтобы иметь возможность вести переговоры так, как было угодно ему.

Об условиях договора также велись дискуссии, но, по большому счету, обсуждения утерянных договоров не привели к какому бы то ни было конкретному результату. Впрочем, доказательством тому, что этот договор был выгоден для Папы, может послужить то, что в 898 году, после кризиса, связанного с правлением Папы Формоза, поступила просьба о его возобновлении[28].

После церемонии коронации Гвидо Папа лично сообщил о ней Фульку Реймскому, главному покровителю сполетцев. И итальянцы, и чужеземцы восприняли новоявленного императора, не делая из этого события сенсации и не задаваясь вопросом, почему титул императора получил чужак, а не прямой потомок рода Каролингов, который имел полное право претендовать на него. Однако очевидно, что случившееся стало оскорблением для Арнульфа, а также глубоким разочарованием для византийцев, даже если они и тешили себя надеждой на то, что дела задержат Гвидо на севере и он не сможет вмешаться в происходящее на южных территориях[29].

Став королем и императором, Гвидо проявил такие качества, о которых никто не мог даже предполагать в то время, когда он причинял массу хлопот Карлу III и Марину I, плел интриги заодно с византийцами и сарацинами, ввязывался в легкомысленную авантюру во Франции или решался на безрассудный поход в Италию с кучкой воинов.

Гвидо решил сыграть роль продолжателя каролингских традиций и приказал выбить на своей печати знаменательный девиз: «Возрождение Франкского королевства» (Renovatio regni Francorum). Девиз не был новым, поскольку его использовали и другие правители из рода Каролингов, но он показывает, какой именно характер новый император хотел придать своему правлению[30]. Подобно Каролингам, Гвидо обнародовал капитулярии по вопросам частного и общественного права, которые частично соотносились с капитуляриями его предшественников, а также отражали те условия, в которых он начал свое правление. Как и Карл Великий, Гвидо призвал епископов и графов к тесному и искреннему сотрудничеству в борьбе за поддержание общественного порядка, для того чтобы прекратить грабежи и самоуправство франкских и бургундских авантюристов, которые еще не покинули страну, а также обязать государственных чиновников соблюдать и уважать законы. Он напомнил всем, свободным людям и рабам, а особенно ариманам, что они обязаны в любой момент прибывать на зов графа, чтобы «защитить родину» (ad defensionem patriae), и пригрозил смещением с должностей (впоследствии действительно осуществил свою угрозу) тем графам и чиновникам, которые попытались бы уклониться от исполнения своего долга[31].

Новый император, подобно последним Каролингам, искал советников и союзников среди епископов, поскольку ему, как никому другому, было известно, насколько ненадежны бывали светские магнаты. Однако дары и привилегии, которые эти епископы получали от короны, были сравнительно скромными. Известная грамота 891 года, которой Гвидо пожаловал епископу Модены все подати, которые город платил в государственную казну, пошлины на дорогах, мостах, право копать рвы, возводить стены, строить мельницы — то есть все важнейшие в то время права — на расстоянии одной мили вокруг города, стоит особняком. Гораздо больше, чем материальное благополучие, возрастает влияние епископов в нравственной сфере[32].