Роберт Блох - «Если», 1994 № 11-12

• Название: «Если», 1994 № 11-12
• Автор: Роберт Блох
• Издательство: газета "Московские новости", Издательский Дом "Любимая книга"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1994
• ISBN: 0136-0140

ЖУРНАЛ ФАНТАСТИКИ И ФУТУРОЛОГИИСодержание:

Роберт Блох. ЛЮБЛЮ БЛОНДИНОК.

Владимир Губарев. СКУПЫЕ РЫЦАРИ.

Иэн Уотсон. ИЗ АННАЛОВ ОБЩЕСТВА ЛЮБИТЕЛЕЙ ОНОМАСТИКИ.

Никита Михайлов. МНОГОЛИКОЕ ИМЯ.

Рэндалл Гарретт. СИЛА ВООБРАЖЕНИЯ.

Татьяна Королева. ИСТОРИЯ ОДНОЙ ВОЙНЫ.

Владмир Батаев. МАСКИ ТВОЕГО СТРАХА.

Билл Пронцини, Джеффри Уолмен. …И ВЕЧНО ЗЕЛЕНЕЕТ.

Владимир Бинги. БАЗА ДАННЫХ.

Роберт Артур. КОЛОКОЛЬЧИК ИЗ РОЗОВОГО ХРУСТАЛЯ.

Наталия Сафронова. МАФУСАИЛОВ ВЕК.

Кит Лаумер. СКАЗАНИЕ О РЕТИФЕ.

Всеволод Совва. СУФЛЕРЫ, КОТОРЫЕ СТАВЯТ ПЬЕСУ.

Джордж Генри Смит. СЫГРАТЬ В ЯЩИК.

---

Условия в ГДР, где посол являлся главным консультантом местного генсека, отличались своеобразием. Советник-посланник садится за руль (шофера не брали, чтобы не было лишней утечки), вешает на машину запасные номера (благодаря хорошим отношениям с разведчиками у меня всегда их было достаточно) и везет посла на конспиративную квартиру рядом с Трептов-парком. А там уже ждет член Политбюро Вернер Ламберц, официальный наследник Хонеккера, и говорит, что последнего надо снимать… Несколько позднее Ламберц погиб при загадочных обстоятельствах в Триполи. Вертолет, на борту которого он находился, разбился при взлете.

Надо сказать, что бывший руководитель «Штази» Мильке и его люди фактически конспирировали против Хонеккера, и это, пожалуй, было одной из причин его падения (хотя крах ГДР, конечно, был предопределен внутренними причинами). Мильке, который сегодня сидит в тюрьме, был готов работать в связке с Ламбер-цем, чтобы сохранить свое ведомство и себя во главе при новом руководстве. Крючков несомненно об этом знал, но не сделал ничего, чтобы помешать им. А затем тот же путь проделал и сам, конспирируя уже против Горбачева.

«ПО ДОЛГУ СЛУЖБЫ» я должен был иметь неформальные контакты с немцами, быть, что называется, «своим». Иногда происходили забавные случаи. Как-то в три часа ночи в посольстве открывается дверь, заходит министр строительства ГДР и говорит: «Слушай, спасай! Мы тут с приятелем гульнули, а моя-то такой скандал закатит…» Что делать? Сажаю его в машину, везу домой, там извиняюсь перед женой, и до утра мы сидим общаемся. И вдруг раздается стук в дверь и заходит сосед хозяина — первый заместитель тамошнего министра внутренних дел, видит меня, меняется в лице. И спустя очень непродолжительное время приходит на меня жалоба: мол, злоупотребляю своим положением и вообще — злоупотребляю… Вот как бывает, когда идешь навстречу…

КАК-ТО Я ПОДАРИЛ Роберту Менцелю, члену ЦК СЕПГ, фото, где тот стоит вместе с Хонеккером на фоне тюрьмы, в которой они вместе сидели во время войны. И предложил тост: за мужество руководителей компартии, которые даже в тюрьме!.. А Менцель мне: «Брось трепаться! Не все в тюрьме вели себя хорошо!» Позднее я узнал историю с побегом Хонеккера. 8 марта 1945 года он не вернулся из-за бомбежки с работ, на которые водили заключенных, и спрятался у надзирательницы этой же самой тюрьмы, обещав ей жениться на дочери. А накануне освобождения Хонеккер вернулся в место заключения, где и дождался прихода советских войск.

ОДНАКО одно из самых серьезных испытаний, которое ждало молодых советских дипломатов, это выпивка. Пить надо было много и часто, но «держать удар». Когда Конрад Аденауэр в 1955 году посетил Москву, каждому, кто шел на прием к Булганину, он лично разлил по 50 граммов оливкового масла. Чтобы не сожгли нашей водкой желудок. Без преувеличения — я восхищался нашим главкомом группы войск в Германии Захаровым, Во время приемов он стоял непоколебимо, как дуб, и по-гвардейски хлопал стакан водки с перцем. Обычно после таких приемов многих просто выносили. И до сих пор «море разливанное» русского застолья является наиболее характерным доказательством нашей благорасположенности. Если ты не пьешь, то производишь неестественное впечатление. Помню, одному разведчику, работавшему под дипломатическим прикрытием, пить было нельзя, так чтоб не выбиваться из общего ряда, приходилось подменять водку водой…

Конечно, выпив, люди становятся разговорчивее. А когда имеешь дело с немцами и ведешь себя раскованно, то создается атмосфера некоего «кумпанства», и в дальнейшем кое-что решается легче. Правда, и некоторые из наших «горели», сболтнув лишнее, как это случилось с Юрием Виноградовым, в подпитии рассказавшим о снятии Хрущева.

ОТ «ЗАКУЛИСНОГО» дипломата нередко требуются не только искусство переговоров с противной стороной, но и дипломатические «ходы» со своими. В аппарате ЦК мы были вынуждены следить за поведением должностных лиц, пребывающих за границей, и выносить свои вердикты. И вот, представьте, приходит шифровка от резидента КГБ в Вене: «Следуя по набережной Дуная, не заметив ограждений, руководитель советской делегации на переговорах и первый секретарь МИД СССР влетели в шахту метро (глубина 6 метров). Машина разбилась полностью, никто не пострадал. Претензий у полиции нет».

Дать сигналу ход? Звоню Василию Георгиевичу Макарову, завсекретариатом у Громыко, и говорю: «Там пришла ведомственная, сам посмотри, но никому не показывай — рекорд, понимаешь ли установлен, награждать надо! Нарушили правила, но претензий никто не имеет! Так я списываю ведомственную на уничтожение?» Через несколько дней «проснулся» посол в Вене и присылает телеграмму с подробным изложением инцидента. Снова звоню Макарову: «Посол пытается поставить под сомнение наши с вами выводы». И получаю короткий ответ: «Ведомственную на уничтожение». А ведь легко было человеку карьеру сломать.

ЕСЛИ ВАМ, уважаемый читатель, по прочтении этих зарисовок вспомнился бессмертный образ Фигаро, то, значит, вы неплохо поняли суть и методы работы тех дипломатов, о которых не пишет пресса. Но ведь, согласитесь, этот герой всегда добивался того, чего хотел, и даже умел доказать хозяину, что тот желает того же самого…

«Дипломатов обычно держат, так сказать, в черном теле, но это им нипочем… Политика входила в обязанности глав миссий, которые также не рвались, без особого распоряжения со стороны своего двора, вершить какие-либо дела. Если американскому посланнику приходилось туго сегодня, то русскому — вчера, а французскому придется завтра. Всему свой черед. Настоящему дипломату суетиться не к лицу. Империи всегда разваливались на куски, дипломаты всегда их собирали».

Генри Адамс. «Воспитание Генри Адамса».

Джордж Генри Смит СЫГРАТЬ В ЯЩИК

Дэндор откинулся на спинку кресла, обтянутого нежнейшим шелком, потянулся, лениво взглянул сначала вверх, на высокий потолок собственного дворца, потом — вниз, на блондинку, склонившуюся перед ним. Легко касаясь его ногтей, она старательно заканчивала педикюр, а тем временем пышная брюнетка с пухлыми красными губами изогнула пленительный стан и вложила в рот Дэндору очередную виноградину.

Он разглядывал блондинку, которую звали Сесилия, и думал о том, насколько же хороша она была прошлой ночью. Они славно провели время… Но сегодня она вызывала у него скуку, точно так же, как и брюнетка, — он напрасно старался припомнить ее имя, а тут еще эти кудрявые рыжие двойняшки!

Дэндор зевнул. Ну почему все они так услужливы и подобострастны? До тошноты…

«Словно все они, — думал он с кривой усмешкой, — только плод моего воображения, или, скорее, — и он чуть не расхохотался во весь голос, картинки из Имкона, этого величайшего изобретения человечества».

— Хороши, правда? — Сесилия горделиво выпрямилась, любуясь законченным педикюром.

Дэндор взглянул на свои сверкающие ногти и сморщил нос, ощущая себя дураком.

Сесилия наклонилась и принялась пылко целовать его правую ступню, чем только усугубила положение. «О Дэндор! Дэндор! Как я люблю тебя!» приговаривала она.

Дэндор устоял перед искушением как следует пнуть ногой с лакированными ногтями маленькую кругленькую попку. Устоял потому, что всегда пытался быть добрым ко всем этим женщинам. Даже в такие минуты, когда жизнь утрачивала реальность, а от услужливости и бесконечных восторгов воротило с души — он все равно старался быть добрым.

И вместо того, чтобы пнуть Сесилию, он опять зевнул.

Эффект был практически тот же. Синие глаза Сесилии испуганно распахнулись, губы брюнетки, чистившей виноград, задрожали.

— Ты… ты хочешь покинуть нас? — спросила Сесилия.

Он рассеянно потрепал ее кудри.

— Ненадолго, дорогая.

— О Дэндор! — заплакала брюнетка. — Разве мы что-нибудь сделали не так?

— Ну что ты!

— Дэндор, пожалуйста, не уходи, — молила Сесилия. — Мы сделаем все, чтобы ты был счастлив!

— Я знаю, — сказал он, вставая и потягиваясь. — Вы обе очень милы. Но иногда меня просто тянет к…

— Пожалуйста, останься, — взмолилась брюнетка, падая к его ногам. Устроим вечеринку с шампанским. Я для тебя станцую…

— Прости, Дафна, — сказал он, наконец-то вспомнив, как ее зовут, — но что-то вы, девушки, стали казаться мне ненастоящими. А раз такое начинается, мне надо идти.

— Но… — Сесилия рыдала так, что едва могла говорить, — когда ты от нас уходишь… становится так… словно нас… вы-выключили.

От этих слов ему самому стало немного грустно, потому что в некотором смысле так оно и было. Но тут уж ничего не поделаешь. Он чувствовал, как тот, другой мир неудержимо тянет его к себе.

В последний раз Дэндор оглядел сказочную роскошь своего дворца, прекрасных женщин, теплое солнце за окнами и исчез.