Михаил Пришвин - Дневники 1930-1931

• Название: Дневники 1930-1931
• Автор: Михаил Пришвин
• Издательство: ООО «Изд-во "Росток"»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-94668-041-2

Книга дневников 1930–1931 годов продолжает издание литературного наследия писателя.

Первая книга дневников (1914–1917) вышла в 1991 г., вторая (1918–1919) — в 1994 г., третья (1920–1922) — в 1995 г., четвертая (1923–1925) — в 1999 г., пятая (1926–1927) — в 2003 г., шестая (1928–1929) — в 2004 г.

Публикуется впервые.

---

Сейчас, первой осенью, на тех ивах, с которых крестьяне дерут на дубку корье{143}, появились рожки, совершенно как весной, — это семечки; потом к каждому семечку присадится пушинка, и ветер будет их сеять. На тех же ивах с засохшими красными листьями, с которых крестьяне содрали кору, теперь на месте семян висят белые, как снег цветы, — издали они похожи на прекрасные цветущие деревья; но это не цветы, а преждевременно выступивший пух семечка умершего дерева: ободранные ивы, умирая, как бы собрали последние силы, чтобы поскорей дать миру и пустить по ветру свои семена.

Василий Максимович Качалов.

Красивый, высокий, стройный мужик, прямо пиши Степана Разина. Особенно красива его работа, на которой он весь день и всюду он, куда ни кинешь взгляд, во всякое время то в поле, то на опушке, с дровами, то у изгороди, то у <1 нрзб.> — везде с утра до ночи этот Степан Разин. За красоту, особенно за неустанную работу ему сочувствуют. — Вот бы, — говорят, — его бы назначить, в заведующие какой-нибудь артели. — Нельзя, — говорят, — он уедчив. Раз он ехал в телеге. Я попросил взять его мои вещи. Он не взял, сослался, что тяжело. Потом вернулся: «за шесть рублей возьму». Я нанял за шесть рублей мужика, который увез не только вещи, и меня и собаку. И все-таки теперь, когда его описали, он пришел с просьбой его выручить, дать ему денег. Я дал, не глядя в лицо его, потому что он страшный. Это настоящий хищник. Домна Ивановна говорит, что это у него от деревенской серости, нигде не бывает, сызмальства работал в деревне…

Выходит как будто, что деревенская среда является положительной средой для кулака, способный человек непременно проходит в кулаки. Это очень сложный процесс: индивидуальность заостряется на достижении материального благополучия — всякий талантливый обращается в кулака. Вокруг лень, безвыходность, пьянство, слабость, зависть. Страшная среда. И вот это идеализировали и поэтизировали! Теперь кулак потерял всякий смысл, зато вся остальная деревня ринулась по легкому пути, сбрасывая с себя все старое, и плохое и хорошее.

— С ландрином можно теперь путешествовать, а с деньгами нельзя: за ландрин все дадут, и масло, и молоко.

Ночь прошла под большой чистой луной, и к утру лег первый мороз, все стало седое, но лужи не замерзали.

Когда явилось солнце и разогрело, то деревья и травы обдались такою росой, такими светящими узорами глянца из темного леса ветви елей, брусника сияла не тусклым металлом, а тоже огнями горело внизу все, и особенно хороша была вся в диадемах маленькая молодая королева-сосна. Радость, когда выходишь на охоту и видишь, как собака, сдерживаемая моей рукой, вся кипит и дрожит, мое сердце дрожит, и кровь вся кипит, совершенно как у собаки. Горюны всего мира, не упрекайте меня: ведь почти все вы еще спите и, когда вы проснетесь, обсохнет роса, кончится моя собачья радость и я тоже пойду горевать о всем вместе с вами.

Что может рассказать С. И. Огнев о своем знаменитом снимке, например, тетеревиного тока: ведь он снимал этот ток в Зоопарке. Но мне есть много чего интересного рассказать о сегодняшнем снимке моем головы вальдшнепа. Началось с того, что я вышел снимать мороз, но он все-таки слишком слабо или слишком ровно все обелил, чтобы снимать. Трещали очень ярко дрозды-рябинники, конечно, токовал петух на Антипкиной горе, и ему, как эхо, отвечал петух с Попова Рога. Несло чуть-чуть запахом овина, но этот запах в морозе не узнавался и почему-то казалось, что пахнут левкои и настурции с осенних клумб… Есть осенние одуванчики, они много меньше летних и крепче их и не по одному сидят, а на одной ножке часто штук десять. Надо снять их на бархате.

Вспомнил лаборанта Гедройца. Я только по лабораторным делам с ним разговаривал, но так почувствовал в нем хорошего человека, что до сих пор (лет 25) ярко помню. У эсеров почему-то были замечательно хорошие люди. Среди марксистов я не знал никого. Ленинское деревянное лицо имеет общие черты.

Дикари.

Качалов, одичавший в деревенском индивидуализме, погоня за материальным, такие были купцы елецкие (травили нас собаками; на что Горький злится). Одичалые дворяне (<1 нрзб.> в министерствах, а не в глуши). Одичалые ученые. Все это мертвое. <зачеркнуто: мрачная религия озлобленных мертвецов: марксизм> И так «эти мертвые души» распространяются… Вспомнишь дикарей разных классов, тоже иностранцев.

Постепенно годами можно научиться снимать в лесу сказку росы. Никогда не надо упускать снимать резкий луч солнца в лесу. Сегодня мне это не удалось, потому что — при моей страсти — упускаешь небо (передерживается) и больше: деревья и <1 нрзб.>. Возле озими убил вальдшнепа и снял его мертвого. Потом в осиннике подстрелил в крыло другого и сделал с него множество великолепнейших снимков. С 3-й линзой (непременно надо штатив, при солнце в лесу и поляне 6, 3/5 давало несколько густой негатив с 1-й линзой (4,5/25С) и без линзы (4.5/25С).

Вечером был Шершунович и рассказывал много про свою охоту на глухарей на осинах (убил вчера 6-го глухаря; подранная дробь мелка, подранок; раз увидел голову, ударил: большой глухарь, а легкий; крыло отгнило; дарить хозяйке не стал: скелет. Жизнь подранка).

Сон глухаря (Рассказ егеря.){144}

Что гуси посапывают и даже чуть прихрапывают во сне, это знают все, кто только имел дело с домашними птицами. Храпят ли во сне дикие птицы? Могу про двух птиц рассказать. Первое, о галках. Жили они под колоннами в одном доме в <1 нрзб.> имении, где я служил егерем. Во время революции меня назначили садовником, а барыне дали одну комнату с балконом как раз там, где во множестве жили галки. Чахла барыня одна, я же потихоньку ей помогал. Раз вечером приходит она ко мне и говорит:

— Вот, Михал Михайлыч, вы егерь, а слышали ли вы когда-нибудь, как галки храпят.

— Что вы говорите, Зинаида Алексеевна, могут ли птицы храпеть?

— А вот идите, послушайте.

Время было позднее, когда галки уже проводили грачей в теплые края. А тепло стояло, и балкон на зиму не заделали. Пришли мы на балкон. Тишина! Месяц большой, чистый, не красный, нормальный месяц. Такая тишина и ясно, просто на весь двор слышно, как галки храпят.

Это я сам своими ушами слышал и очень дивился. Другая птица — это глухарь и было это недавно в сентябре, когда глухари за час перед закатом солнца прилетают на осины клевать листья. В эту осень их на осинах было особенно много, потому что весенним морозом ягоду убило, и кормиться им было нечем, кроме осины. Полные зобы они набивали себе осиновым листом (опоздал, прислушался: коп! коп!) Тишина — условие охоты, а то при малейшем ветре осина трепещется. Тишина: слышно птичку в дровах. Хворост, обросший яркой осиной. Молодые осины листья — в самое большое яблоко. Птичка ныряет, маленькая (дровяная) умная, ястреб не берет ее там. Прилетел, хлопанье на весь лес. И никогда не ходит сразу: он сидит и слушает. Потом зашумело: это он пересел на тонкую, а та не выдержала, он съехал по листве на другую.

Пошел. Как ходят: ногу десять раз переставит, пока установит. Разобрал: старый, — хватается за черенок, молодой непременно за края листа и выходит по-разному.

Когда подошел к дереву, солнце село, и туча закрыла зарю. Ничего не видно. Услышал и стал ругаться: хрюкать, вот это хрюканье и заставило не шевелиться и простоять дотемна (спросить — как вел себя засыпающий глухарь). Он остается до утра на том же дереве. Пришел утром в темноте рано. Тут ли? И — вот слышу, храпит наверху, как человек, затихнет и всхрапывает. Как это выходит — я не знаю. Быть может, он спит, загнув за крыло голову, дыхание проходит через перья, какие-нибудь перышки трепещут. А может быть, просто храпит точно так же, как мы? Я не знаю причину, а ухом слышу ясно, храпит глухарь на верху дерева. Потом… птичка пикнула. Храп перестал. И потом опять… Стало белеть. Перестало. Смотрю. Ничего. Вдруг тучи куда-то делись, и сразу стало светло. Увидел…

Вдруг шея, как рука выкинулась на небо и голова такая большая на небе. Мушка, — сплывается. Подождал. Вдруг — ш-ш-ш! выкинул хвост веером как на току. Подумал, не будет ли токовать: слышал, что есть осенний ток и <2 нрзб.>. Потом вдруг хвост опять сложил и опустил, шея — рука — раз! Я… в сторону… два — в другую… Прикинул я мушку: ясно, видно было…

Конечно, много хлопотать надо, чтобы принести глухаря домой, а интересно. Каждый раз что-нибудь новое. Вот слышал как храпит, а больше ходить, может быть, и самый сон поймешь…

Осенью соек снимать можно легко на лету. Если увидишь, летит сойка, скорей готовь аппарат — обыкновенно летит за ней вторая тем же путем, когда вторая — скорей на путь поближе, как можно, там будет скоро третья, десятки иногда летят одна за одной и очень тихо.