Руслан Белов - Встретимся через 500 лет!

• Название: Встретимся через 500 лет!
• Автор: Руслан Белов
• Жанр: Современная проза

У всех нас есть близкие и друзья. И мы не хотим их терять. Можно ли преодолеть смерть? Можно! Роман не окончен, потому что жизнь продолжается, и мы в силах сделать ее вечной!

---

– Почему? – забывшись, Пуаро перестал семенить.

– Потому что… Потому что это – самый короткий путь к разгадке.

– Я так не думаю. Это вам, чтобы узнать подлинное имя Джека Потрошителя, необходимо взломать кабинет профессора. А мне достаточно пошевелить своими серыми клеточками, пошевелить после того, как я увижу животик мадмуазель Генриетты. И я пошевелю, очень энергично пошевелю, может, даже потрясу головным своим мозгом, как трясут яблоню. И знаете, почему? Да потому что профессор вызвал меня на дуэль. Он сделал свой выпад, медицинский выпад и убил мою болезнь. Теперь дело за мной… И скоро, очень скоро, я сделаю свой, и это будет последним моим подвигом.

– Последним подвигом? Насколько я помню, последним подвигом Геркулеса было укрощение Цербера?!

– Цербера я уже укрощал. Вы, что, забыли Августа Гертцляйна? – посмотрел Пуаро осудительно.

– Нет, вы что-то от меня скрываете, Эркюль… – смешался капитан. – Как тогда, в Эссексе, в Стайлз Корт[48]… Я боюсь, что вы…

– Что я, человек, всю свою сознательную жизнь боровшийся со злом, готовлюсь кого-то убить? Второго Нортона?

– Да, мой друг. Я этого боюсь. Я боюсь, что вы шагаете на свою Голгофу, шагаете, помахивая тростью, как…

– Как кто?

– Как один человек… Не спрашивайте меня о нем. Я забыл его имя, я забыл, как он выглядел, я даже забыл…

– Что вы еще забыли?

– Еще я забыл, был ли он вообще…

– С вами все ясно. А что касается возможности моего добровольного ухода из жизни, скажу, что в Стайлзе я был сражен беспощадной болезнью, и смерть казалась мне весьма подходящей альтернативой жизни. А теперь я вновь здоров, как Геркулес, и засматриваюсь на женщин, пусть издалека. И у меня нет никакого желания стрелять в лоб этому сумасшедшему татуировщику. Напротив, когда я найду его, то перед тем, как сдать полиции, попрошу на память сделать мне татуировку, скажем, на плече или лодыжке. Они так модны сейчас.

– Бьюсь об заклад, я мигом угадаю, что вы попросите изобразить.

– Что?

– Геркулеса, разрывающего пасть Церберу.

– Возможно, Гастингс, возможно, – довольно засмеялся Пуаро.

– Значит, вы, как и я, все же считаете происходящее фарсом…

– Я уже говорил вам, что нет, не считаю. Я считаю, что… Что какой-то глупец пытается шутить с Эркюлем Пуаро. А это, как вы знаете, Артур, неблагодарное занятие. И я докажу это…

– А я считаю все происходящее фарсом. Ну, может быть, не фарсом, а мистической постановкой, преследующей вполне определенные цели.

– Я не склонен смотреть на мир сквозь мистические очки.

– Я знаю, Пуаро. А меня иногда заносит. Вот вчера я задумался об ацтеках. В год они приносили своим богам около двух с половиной тысяч человеческих жертв. Они жертвовали своими соотечественниками, своими родными. Как вы думаете, почему они это делали?

– Многие народы, а точнее их вожди, жертвовали своими соотечественниками. Робеспьер во Франции, Сталин в России, Мао в Китае, Пол Пот в Камбодже.

– Эти люди не жертвовали! Они, преследуя практические цели, что-нибудь инкриминировали людям и казнили! Инкриминировали! А у инков и ацтеков было другое – каждый год во имя Бога Ветра и покровителя жрецов Кетцалькоатля или Пернатого змея, они убивали около двух с половиной тысяч невинных людей. И вчера я понял, почему они это делали…

– Почему? – зевнул Пуаро. Он не любил домыслов.

– Мне кажется, они жили так же, как мы. Жили в благодатной, богатой стране. У них все было – еда, питье, жилье, секс, – и сердце и мозг их обрастали жирком благополучия. А это гибельно для народов. И жрецы придумали, как расшевелить людей, они придумали эти казни. Возьмем, к примеру, какой-нибудь банальный город, скажем, наш Леон. Представьте, там каждый год приносят в жертву тысячу пятьсот человек. И каждый человек знает, что в любой день к нему могут придти поощрительно улыбающиеся люди и сказать: – собирайся дружок! Тебе выпала великая честь почить во имя Общества, во имя Телевидения, во имя Бога! И этот человек, живший до того автоматически однообразно, может быть, даже убого, прощается с домочадцами, собирается и идет на самый верх. Несколько дней или недель ему оказывают божеские почести, несколько дней или недель, он получает все, что можно получить от жизни – царскую еду, великолепные одежды, самых красивых женщин, если он мужчина, и самых красивых мужчин, если он женщина. И получив все, получив в останавливающем мысль беге, он попадает не куда-нибудь, а прямиком в Рай, в небесное жилье Бога-солнца, реально в его сознании существующее. Разве это не здорово?

– День жизни в вашем сказочном Леоне, несомненно, интереснее, чем вся жизнь, скажем, в штатном Руане. Вы думаете, наш Потрошитель также имеет целью сделать нашу жизнь интереснее, убыстрить ее, посадив на резвого жеребца смерти?

– Думаю, так…

– Может быть, вы и правы, – остановился Пуаро у статуи Афродиты. – Смотрите, Гастингс, какая великолепная статуя… Не верится, что она сделана из обычного бетона…

– Чем-то похожа на мадмуазель Генриетту… Прекрасная вещь, нет слов…

– Нет, это не вещь, Гастингс. Посмотрите внимательнее, и вы увидите – у нее есть сердце. И не сердце Афродиты, а чье-то. Кто-то ее любил, и согрел. Согрел ее бетонные внутренности своим душевным теплом. И это душевное тепло, собравшись в комок, забилось сердцем…

– Внутренности… – вспомнил Гастингс татуировки Лиз-Мари и Моники. – Душевное тепло… – ему вдруг показалось, что не Пуаро стоит у статуи, а совсем другой человек. Тот, которого он забыл.

В японском саду, на камне у замерзающего озерца сидел Марк-Поль Дижон, воображавший себя деликатесной лягушкой, которой каждый не прочь закусить. Увидев несытые глаза Гастингса, Марк-Поль панически заквакал.

– Холодно, да? – спросил бывший советник Бокассы, окинув приязненным галльским взглядом зеленые с пупырышками ласты (вторая пара на руках), такого же окраса комбинезон и лицо.

– Ква… – плаксиво протянул Марк-Поль, никак не решавшийся зарыться в донную грязь, в которой второй уж как месяц зимовали окрестные лягушки.

Предстоявшая встреча с мадмуазель Генриеттой будоражила кровь Пуаро, он, пропитанный эйфорией, желающий повсюду сеять добро, обратился к душевнобольному:

– Знаете, что, уважаемый Ква, я, склонный к дедуктивному мышлению, в течение длительного времени вас биологически изучаю, и недавно пришел к мысли, что в настоящее вы представляете собой особый вид Ranidae, то есть Настоящих лягушек. Стремительность вашей эволюции привела к тому, что вы еще при жизни стали совершенно несъедобным.

– Ква?!

– Да, да, вы стали совершенно несъедобным, как, например, краснобрюхая жерлянка или лягушка-древолаз, и потому теперь можете не опасаться не только меня, но и всех до одного французов и даже охочих до фугу японцев.

Марк-Поль Дижон внимательно посмотрел на Гастингса. Тот, до слов Пуаро глядевший на человека-лягушку с вожделением гурмана, теперь смотрел кисло.

– Но несъедобность не последнее ваше приобретение. Теперь вам вовсе не обязательно зимовать в донной грязи, ибо вы стали еще теплокровным и потому можете дожидаться весны в тривиальной человеческой постели.

Марк-Поль смотрел недоверчиво, и Пуаро, со всех сил смущенно улыбаясь, его доконал:

– Уважаемый Ква, в связи с вышесказанным у меня к вам нижайшая просьба, которую вы, возможно, сочтете нескромной…

– Ква?

– В связи с тем, что я являюсь вашим первооткрывателем, позвольте мне…

Пуаро замялся, как бы не решаясь высказаться. Марк-Поль прервал его молчание требовательным возгласом:

– Кваварите!

– Позвольте мне присвоить вам видовое имя… – смущенно посмотрел Пуаро.

– Ква-ква-какое? – поинтересовался Дижон.

– Ranidae lectularius[49], то есть Лягушка постельная.

– Не возражаю, – сказал Дижон и, резво сиганув с камня, попрыгал на четвереньках к своей постели, в которую не ложился с момента своего появления в Эльсиноре.

– Профессор Перен, услышь он этот разговор, взревновал бы чрезвычайно… – сказал Гастингс, – смотря вслед бедному сумасшедшему.

– Думаете? – Пуаро был доволен как Парацельс, вылечивший дюжину бесноватых.

– Уверен.

– А вы доложите ему. Реакция мне будет интересна, – лихо закрутив ус, Пуаро предложил другу продолжить путь к «Трем Дубам». У Мельпомены им встретился Пек Пелкастер, что-то оживленно объяснявший отсутствовавшему собеседнику.

– How are you? Fine? – поздоровался с ним Пуаро. Гастингс, избегавший общества юродивых, пробурчал себе под нос: – Ну и денек. Народу в парке, как на Новый год в Пекине. Боюсь, мы доберемся к «Трем Дубам» к завтрашним сумеркам.

– О, разумеется, Пуаро, fine! – расцвел Пелкастер. Я вижу, вы хотите меня о чем-то спросить?

– Да, мой друг.

– И что вы хотели узнать от меня, мистер Пуаро? – лицо Пелкастера сияло радостью востребованности.

– Я хотел спросить, будут ли в будущем воскрешать грешников?