Дмитрий Панов - Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели

• Название: Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели
• Автор: Дмитрий Панов
• Издательство: СПОЛОМ
• Жанр: О войне
• Год: 2003
• ISBN: 966-665-117-3

В книге воспоминаний летчика-истребителя Дмитрия Пантелеевича Панова (1910–1994) «Русские на снегу» речь о тяжелых временах в истории Украины и России. Действие происходит в первой половине минувшего столетия.

---

Страница десятая

Заграничный поход

У России с Западом странные отношения. Это какая-то странная смесь зависти, пренебрежения и низкопоклонства. Скорее всего, эти противоположные чувства питают друг друга. Россия всегда пыталась урвать плоды западной цивилизации, но по возможности продвинуть подальше в Европу свои азиатские порядки. Примерно так себя ведет свинья под дубом вековым. Оторванная татарами от европейской культуры и проникшаяся свирепым культом власти богдыханов, она и к Азии толком не прибилась, и от Европы ушла. Общение с Западом всегда было для нее прибыльно, но и смертельно опасно. Русские офицеры, ходившие в предыдущий поход, в начале девятнадцатого столетия, и дошедшие до Парижа, принесли в страну не только немало новых манер и разнообразных изобретений, но и дух декабризма, поразивший даже самого императора. Сложно и тяжело идут отношения России с Западом. И отнюдь не Сталин творец железного занавеса. Он, возведенный еще царями, был всегда.

Однако, как все дурное в нашей жизни, именно малограмотный плебс, пришедший в нашей стране к власти, сделал этот всегда существовавший железный занавес совершенно непроницаемым. Да плюс ко всему были опущены еще и идеологические шторы. Все, что творилось на Западе, за исключением деяний коммунистов, да и то далеко не всех, обязательно было кознями проклятых империалистов, которые вот-вот должны были погибнуть и рассыпаться в прах согласно историческим законам, открытым Марксом и развитым Лениным.

Однако, кое-кто упорно помнил слова Горького о том, что всю свою культуру мы получили с Запада, а из Азии лишь дикость, из которых вроде бы следовало, что какой-нибудь французский буржуа, разлагающийся от достатка, ближе нам, чем китайский кули, с гноящимися глазами. Однако нас упорно поворачивали в сторону кули, даже применяя пули. Особенно трудно было отсечь информацию от нас, летчиков, которые должны были на своих краснозвездных машинах нести коммунистическую идеологию в Европу и Азию. Ребята, воевавшие в Испании, видели, как живут люди на Западе. Привозили из Парижа подарки, произвести которые было явно не по силам «разлагающимся и загнивающим». Да и мы, в Китае, в основном прибарахлялись «сарпинкой», произведенной на Западе. Из-за железного занавеса к нам попадали вещи, говорившие о высоком уровне материальной и духовной культуры. Особенно диким и странным казались их духовные ценности, но если задумаешься, то приходилось со многим соглашаться, хотя бы в своей душе. Трофейные фильмы приносили нам красивые мелодии и вид веселящихся людей, о чем у нас в стране уже стали забывать. Даже на пьянках люди все чаще сидели с серьезным видом и помалкивали — как на партсобраниях.

А Запад, уже несколько десятилетий, с удивлением и ужасом смотрел на огромную страну, которая добровольно принесла себя в жертву, якобы, общечеловеческой идее, одной из многих придумок западноевропейских интеллектуалов, архаичность и вздорность которой была ясна любому первокурснику любого университета в любой европейской столице. А теперь мы шли именно туда, на Запад, и нашему руководству приходилось, хочешь — не хочешь, приподымать и административный, и информационный занавес, чтобы пропустить под ним многомиллионную армию.

А наступление, пружина которого была заведена еще зимой, продолжалось. Мы не успевали менять аэродромы, следуя за уходящей на запад линией фронта. Под крыльями наших самолетов остались мятежные земли Западной Украины, с партизанским движением, на которой у наших еще будет столько неприятностей, в чем, впрочем, имелась и положительная сторона для нашей власти — она всегда крепла с наличием очевидного врага. Конев, принявший эстафету от Жукова, руководил войсками, взявшими Львов в конце июля. Правда, Жуков вдребезги раскритиковал исполнение этого очередного сталинского удара: и артиллерия била просто по площадям, и разведка была недостаточной, и танки применялись хуже, чем можно было. Но как бы там ни было, немецкий фронт группы армий «Северная Украина» треснул и покатился назад. Хотя и располагал немалыми силами: сухопутные включали две танковые армии, а также первую венгерскую армию. На фронте мадьяр с румынами не перепутаешь, это совсем другое дело. Словом, у немцев было до сорока дивизий, поддерживаемых с воздуха четвертым воздушным флотом. Наши войска хотя и превосходили немцев, подавляющего преимущества не имели.

На западном берегу Вислы образовался знаменитый Сандомирский плацдарм, пульсировавший как сердце у бегуна: то немцы подбрасывали танковые дивизии и сживали его, грозя спихнуть наших в Вислу, то по наведенным переправам, как по спасительным кровеносным сосудам, на западный берег поступали наши подкрепления и снова теснили немцев. Мы, с аэродрома Мелец, постоянно прикрывали эти переправы, порвать которые было заветным желанием немцев. Особенно старались «лаптежники», без конца пытающиеся подобраться к переправам на бреющем полете. На Сандомирском плацдарме, надолго ставшим эпицентром боевых событий, сражался Первый Украинский фронт под командованием Ивана Степановича Конева. Фронт включал Вторую Воздушную армию под командованием Красовского, в которую входила и наша дивизия. Красовский был ничего мужик, но по нашему общему мнению, до Хрюкина ему было далеко.

Следует сказать, что наше появление в Польше произвело фурор во всем мире и вызвало в самой Европе страх и восхищение. Нам самим порой казалось чудом, что после всех поражений, которые могли свалить с ног любую армию, мы стоим на Висле и прокладываем прямой путь в Германию. «Русские уж в Польше, русские уж в Польше», — как заклинание повторял французский поэт в своем стихотворении. Многие десятилетия это принято было объяснять несокрушимой волей Сталина, бросившего Красную Армию в поход, который, казалось, только мы во всей Европе называли освободительным. Но, что бы мог Ёся Сталин без наших ребят, которые уже явно давали фору немецким пилотам. Например, без представителей отважного славянского племени — командира эскадрильи Константинова и заместителя командира эскадрильи Мазана, русского и украинца. Эти ребята, пришедшие к нам сержантами в 1942 году, под Сталинградом, неоперившимися птенцами, стали первокласснейшими воздушными бойцами, как и многие другие, не знавшими страха. Впрочем, и немец пошел уже не тот. Тех пилотов, которые с расстояния в семьсот метров, развернувшись практически на одном месте, могли попадать пушечной струей в наш «Ишачок», наподобие того аса, который чуть не угробил меня под Белгородом весной 1942 года, что-то уже было не видно. Да и нас, старых пилотов, с тех времен почти не оставалось. Должен сказать, что к лету 1944 любимым маневром немецких пилотов был уход с поля боя. Кроме того, я удивлялся: что стало со знаменитыми «Мессерами» — «Королями воздуха». Даже по звукам моторов я определял, что компрессия двигателей, а значит, и мощность, у них далеко не та — по скорости наши «Яки» практически сравнялись с «Мессершмиттами». Сказались двухлетние бомбардировки союзников, которые стали приносить свои результаты. Немецкие авиационные заводы, в основном, капитально ремонтировали двигатели, производя мало новых. Но с другой стороны, немцы прекрасно понимали, что Польша — их последний редут на чужой территории и сопротивлялись с яростью отчаяния. В Польше им было гораздо удобнее снабжать свои войска и маневрировать ими, опираясь в тылу на прекрасную сеть германских железных дорог. Такой была общая ситуация. А теперь о нюансах. Должен сказать, что моя комиссарская работа значительно усложнилась. На своей земле мы могли безоговорочно надеяться на поддержку людей. На Западной Украине и в Польше дело обстояло по-иному. Честно говоря, мы вошли сюда с гордым сознанием своей освободительной миссии и ожидали всеобщей любви и обожания. Но дело поворачивалось по-иному.

Первым неприятным сюрпризом для меня лично стало посещение авиационного завода в Мельце, который клепал плоскости и хвосты для немецкой авиации. Русский, хотя через пятое-десятое, но всегда поймет поляка. Так вот, польские рабочие и мастера как-то совсем не испытывали чувства стыда за то, что помогали своим и нашим врагам. Наоборот, они проявляли, с нашей точки зрения, политический цинизм, говоря, что при немцах им жилось неплохо. Производство было хорошо налажено, а работники получали приличную зарплату и обильный паек. Эта жизнь их вполне устраивала. Русские же принесли холод и голод, и почему-то даже не используют их налаженное производство для нужд своей авиации. Я прошелся по цехам завода, которые были буквально завалены уже готовой продукцией и оснащены сотнями новеньких германских станков. Когда наши принялись вывозить их к себе в Союз, то поляки очень сильно ворчали. На нашей территории мы бы быстро разобрались с подобными ворчунами, явно работающими на врага. Еще совсем недавно я проводил в подразделениях партийно-комсомольские собрания с повесткой дня: «Усиление политической бдительности в связи с деятельностью на территории западных областей Украины гитлеровцев и их пособников — местных националистов, а также вступлением наших войск на территорию зарубежных государств». Согласно установкам, которые мы получали, на отошедших к нам территориях следовало особенно не церемониться, а на территориях других стран вести себя дипломатично. Поляки в Мельце явно попадали под второй вариант.