Митрополит Евлогий Георгиевский - Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия(Георгиевского), изложенные по его рассказам Т.Манухиной

• Название: Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия(Георгиевского), изложенные по его рассказам Т.Манухиной
• Автор: Митрополит Евлогий Георгиевский
• Издательство: YMCA-PRESS
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1947

Аннотация

Высокопреосвященнейший Митрополит Евлогий (Георгиевский) (1868–1948) — выдающийся церковный деятель, богослов, жизненный путь которого от обучения в духовной школе до Митрополита, Предстоятеля Православных Русских Церквей в Западной Европе, свидетельствует о его глубокой преданности Церкви и Отечеству.

В своей книге Митрополит рассказывает о жизни русского духовенства дореволюционной поры, II и III Государственной думе, своем участии в работе Св. Синода, революциях 1905 и 1917 гг., 1-й мировой и гражданской войнах, пребывании в петлюровском плену, русском религиозном возрождении за границей и становлении зарубежной церковной жизни.

Много страниц уделяется в книге жизни Святейшего Патриарха Тихона, работе Поместного Собора 1917–1918 гг., взаимоотношениям с Патриархом Сергием, митрополитом Антонием (Храповицким) и многим важнейшим событиям религиозной и общественной жизни конца XIX — первой трети XX столетия.

В России книга издается впервые.

---

В награду за труды я перевел о. Чекана в Бийанкур, а в Озуар направил пожилого иеромонаха Евфимия Вендт (Богословского Института), по профессии инженера, — прекрасного, тонкой души, культурного человека. К сожалению, жизнь сильно его помяла: на фронте во время гражданской войны он попал в плен к большевикам, они его мучили, пытали, издевались, и пережитый ужас наложил на его психологию тяжкий след. Физически и морально он и теперь был полубольной. Когда прошлым летом в начале министерства Блюма начались забастовки, митинги, появились процессии с красными флагами, с пением "Интернационала"… о. Евфимий был сам не свой и стал умолять, чтобы мы дали ему возможность выехать из Франции. В те дни о. Евфимию пришлось пережить тяжкое потрясение. Он проходил по парку Бют Шомон, к нему подбежали какие-то хулиганы и стали требовать: "Поп рюс! давай папиросу!.." А когда узнали, что папирос нет, один из безобразников ударил его в грудь кулаком. О.Евфимий потом лежал больной и долго не мог оправиться от нравственного шока…

Настоятельство о. Евфимия в Озуаре оживления в приход не внесло. Церковка (во имя Святой Троицы) блещет красотой и чистотою, но паства малая, чувствуется в ней какая-то сиротливость, неуверенность в своих силах. О.Чекан умел вселять бодрость, а о. Евфимий поддается настроениям прихожан. Надежную опору он нашел в лице старосты Т.М.Старченко, старого кубанского казака. Этот "столп прихода" — маленький, бодрый человек, из рыболовов, а теперь деревенский лавочник в Озуаре. Живет своим домом вместе со своей большой семьей: сыновьями, невестками, племянницей, внуками…

Клиши

В 1933 году в Клиши образовалась церковная общинка. Сначала мы приписали ее к Сергиевскому Подворью, с назначением для нее постоянного священника — О.Константина Замбржицкого (бывший полковник), образованного, энергичного, горячего человека. Местный пастор (Мароже) отнесся к нашей колонии по-братски: узнав, что мы ищем помещение под церковь, предоставил нам запасной зал в протестантском школьном здании.

Начало русским культурным организациям в Клиши положило "Национальное объединение", которому оказало помощь "Христианское движение" в лице Ф.Т.Пьянова, снабдившего учебниками открывшуюся там школу. "Национальное объединение" — светская организация — сначала хотело существовать не только от прихода независимо, но имело притязания подчинить себе церковный приход, а церковь превратить в церковь "Национального объединения" наподобие наших домовых церквей. О.Замбржицкий на это не согласился и требовал обратного соотношения: "Национального объединения" при приходе, а не приход при "Национальном объединении". Загорелась борьба. Я стоял за параллелизм: церковь имеет свой устав, "Национальное объединение" — свой, эти организации могут существовать рядом, друг друга не поглощая и не подчиняя, церковь помогает светской организации молитвами и освящением, оцерковлением ее жизни, а члены "Объединения" входят в состав прихода. Конфликт затянулся. Выйти из него помог пастор — он заявил, что даст "Объединению" помещение лишь при условии, если организация будет связана с митрополитом Евлогием и с приходским священником. При содействии преосвященного Иоанна было достигнуто примирение. В состав Приходского совета выбрали несколько видных членов "Объединения" — и все устроилось отлично. Когда "Объединение" задумало организовать вечер с танцами, Приходский совет, по указанию священника, счел неудобным официально принимать в нем участие, но само "Объединение" почло своим долгом уделить часть сбора в пользу церкви.

Клиши один из жизненных, деятельных приходов. Приходский совет подобрался отличный. Храм расписан и заботливо украшен. Кроме школы, уделено много внимания и общей культурно-просветительной работе — устраиваются собрания с чтением докладов, лекций, за ними следуют прения или беседы. Русская колония в Клиши живет напряженной церковной и общественной жизнью.

Отмечу одно отрадное, но, к сожалению, очень редкое явление, привившееся в Клиши, — устройство Съездов представителей нескольких приходов. Приезжают гости из Аньера, Курбевуа, Шавиля, Сен-Мора… — иногда человек около ста, и в течение 3–4 дней Конференции доклады чередуются с дискуссиями и беседами. Поет хор. К концу Съезда приезжаю и я. Съезд посвящается всегда какой-нибудь одной теме, например: "Значение молитвы", или "Россия и Зарубежье в церковном отношении", или другие какие-нибудь всех интересующие вопросы. На данную тему читают и говорят либо лекторы и ораторы своего прихода, либо кто-нибудь из гостей. Недавно зародился проект более планомерной организованной деятельности приходов. Возникла мысль устраивать эти трехдневные Съезды то в одном приходе, то в другом, чтобы преодолеть психологию приходской замкнутости, привычку жить интересами "своей колокольни", отсутствие чувства братства приходов. Проект отвечает нарождающемуся стремлению к взаимному пониманию, желанию взаимопомощи и устранению разъединенности приходов: трудно приходу, но он и не подумает попросить помощи у более сильного прихода-соседа. Дай Бог, чтобы это разобщение изжилось и приходы связались между собою в одну дружную семью, наподобие возникших в России после революции Союзов приходов.

Монруж

Честь открытия этого прихода в фабричной зоне Парижа принадлежит "Православному Делу" — организации, как я далее расскажу [180], созданной трудами м. Марии (Скобцовой) и Ф.Т.Пьянова. Сначала устроили школу, потом — церковь. Настоятелем я назначил о. Валентина Бахста.

О.Валентин, из прибалтийских немцев, воспитывался во Владивостоке, окончил в Париже протестантский университет, получил место пастора и женился на протестантке. Но протестантизм ни его, ни его жену не удовлетворил, и они повлеклись к православию. Однако Бахст продолжал еще некоторое время исполнять обязанности пастора в реформатской церкви. Потом он стал проситься в наш Богословский Институт. Я принял его сразу на 3-й курс: он был хорошо подготовлен в университете, но ему не хватало специальных знаний, надлежало пройти курс православной догматики, истории православной церкви, нашего канонического права, литургики и пастырского богословия. В один год он все это одолел и просил меня о рукоположении во священники. Я его рукоположил и отослал под Суассон в помощники о. Г.Жуанни, организовавшему там детскую колонию.

Колонией управлял о. Жуанни. Человек практической сметки, вел он ее недурно. О.Валентин сначала ему помогал, а потом взял колонию в свои руки и проявил, заведуя ею, много усердия и самоотверженности: сам жил нищенски, а детей кормил хорошо. Вскоре приют закрылся, и безработный о. Бахст остался на иждивении у м. Марии. Положение его было неприятное. Здесь подвернулся проект организации прихода в Монруже.

Помещение церкви в Монруже весьма скромное. В нижнем этаже устроили церковь, в верхнем отвели одну комнату под школу, а другую отдали батюшке. Средств на содержание священника у прихода почти нет; каждая хозяйка приносит ему что может и оставляет свое приношение у двери его комнаты. Я умилялся апостольским нравам; сперва умилялись и прихожане, потом среди них начались трения, поднялся ропот: "Батюшка немец… батюшка протестант… и зачем матушка за регента? как смеет нас иностранка учить!.. Мы сами знаем…" Много натерпелись батюшка с матушкой, много перестрадали… Видя их скорбные глаза, я старался их поддержать. Конфликт объясняется привычкой русских людей к священнику-бытовику, новизной и некоторой чуждостью им того типа батюшки, который являет о. Бахст. Пастырская ревность у него громадная, а считаться с нашими привычками он не умеет. Проповедь его длится час, а прихожане длинных проповедей не выдерживают — уходят курить, нервничают… Не в меру повышенное представление о своем настоятельстве тоже не отвечает нашим представлениям о батюшке, и авторитетное заявление О.Валентина: "Я — сказал…" не производит желаемого впечатления. Постепенно недоразумения сглаживаются. О.Бахст побеждает кротостью, самоотверженностью, бескорыстием и терпением. Вообще о. Валентин достойный батюшка, чистой души, пламенного духа.

По собственной инициативе о. Валентин открыл приписную общинку в Плесси-Робинзон. Там предполагают создать церковку благолепную. Один из прихожан, столяр, по воспоминаниям о церкви в своем кадетском корпусе, спроектировал ее, задумав устроить в ней разукрашенный иконостас. О.Бахст разнес проект: "Безвкусица! Нам сейчас катакомбы нужны, не разукрашенные церкви!.." Прихожане ворчат и плачутся: "Зачем катакомбы? Мы не хотим в катакомбы!.."

Постепенно организовался самостоятельный приходик с постоянным священником (первым его настоятелем был протоиерей о. И.Лелюхин), и началось спешное устроение церкви в здании старой мэрии — помещении, предоставленном французами бесплатно.