Вячеслав Майер - Чешежопица. Очерки тюремных нравов

• Название: Чешежопица. Очерки тюремных нравов
• Автор: Вячеслав Майер
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1995

Автор — социолог, диссидент, эмигрировавший из СССР, не понаслышке знает уголовный мир Сибири. Его очерки — о занятных и поучительных криминальных историях и судьбах, лагерном быте, порядках и нравах. Книга отличается меткостью психологических наблюдений и беспощадностью социального анализа. Рассчитана на широкий круг читателей.

---

Знаменитые педерасты ценятся на вес золота. Их по праздникам одевают в женскую одежду вплоть до бюстгальтера, бреют ноги, половой член особым способом подтягивают к животу, красят щеки, брови, губы. Раз в году — 8-го марта — в Международный женский день устраивают угощение и поздравляют всенародно. Педерастам дают женские имена — Таня, Катя, Валя, а фамилию оставляют мужскую и называют Таня Золотавин, Катя Охохонин, Валя Шадрин.

В Новосибирской тюрьме в камеры смертного коридора педерастов помещают на ночь за деньги. Потом им дают отдохнуть в специальных камерах-обиженках, туда помещаются педерасты и лагерное зэковское начальство — козлы. Козлами называются бывшие завхозы, бригадиры (бугры). Козлов нельзя помещать в камерах с простыми зэками, так как их могут там убить или запомоить. В обиженках педерасты отдаются козлам.

По уголовному закону круглым педерастам не возбраняется доносить начальству о положении в камерах. Что с него, педераста, взять — он конченый человек.

Как и все заключенные, педерасты на карточках отмечаются дополнительной шифровкой: «ПП» — педераст пассивный, некоторым блатным ставят «ПА» — педераст активный. С отметкой «ПА» у блатных и мужиков педерастами не считаются.

На все виды верхней одежды — рубашки, пиджаки, фуфайки, зэчки, бушлаты — у сибирских педерастов «ПП» нашиваются синие полосы размером 20×50 миллиметров. Зачумленного педераста, то есть такого, какой уже из-за старости, уродливости и дряхлости не вызывает сексуального интереса, любой зэк может «попросить» убрать за себя помещение, сходить в наряд. Педерасты и черти — постоянный объект потехи и издевательств. В зонах Курганской области устраивают даже соревнования среди педерастов по бегу. В цехе, когда нет начальства, пидоров раздевают, вставляют в задницу ключи, сверла с обратной стороны, протяжки, отвертки и пускают в бег. Победители, те, у кого не выпадает инструмент, кто быстрее прибежит, получают угощение — глоток чая, конфетку, зубок чеснока. Молодежь часто устраивает гонки на чертях и пидорах — их запрягают в контейнера и ездят по цеху.

Такие же деления по группам сохраняются и у зэчек-женщин: блатнячки-паханы, работячки-лошадки, запомоенные — черти, лесбиянки-ковырялки. Каждый иерархический этаж устойчив и прослеживается даже в прокурорских зонах, куда попадают работники прокуратур, милиции, партийных и советских органов, а также зон и тюрем. При этом сан прокуроров приравнивается к зэкам, осужденным по статьям, связанным с изнасилованием, независимо от того, за что они сели. Их насилуют и помоят за то, что они насиловали других статьями уголовного кодекса. В зонах они живут среди педерастов и чертей. Судьи, чтобы не попасть в педерасты, должны доказать, что они в своей деятельности «помогали» осужденным, снижали срок наказания и противодействовали требованиям прокуроров. Блатными и мужиками в таких зонах являются милиционеры и офицеры зон и тюрем, короче, менты — простые и цветные. Такая зона есть в Иркутске, в Рабочем предместье, есть в Нижнем Тагиле — туда свозят со всего Союза подобных зэков. О себе они говорят: «Мы живем валетом, в мире наизнанку». Попадая повторно за решетку, эта категория уже следует в обычные зоны, где переходит, ежели не примочат, на положение педерастов.

Нет ничего страшнее, чем камеры малолеток — весь юный ум уходит на поиски издевательств и приклеивание мастей. Пахан камеры и его дружки за любой косяк-оплошность наказывают изощренно и извращенно. Косяком может быть все — неправильный ответ, расспрос, невыполнение обещания, утаивание прошлых, важных с точки зрения уголовного мира моментов своей жизни. В общем, все. Сережу Черепанова наказали, запретив от подъема до отбоя сидеть и прислоняться к чему-либо, даже присаживаться на корточки. Он так простоял полгода. За что? Его мать, не зная законов уголовной жизни, передала ему продуктовую передачу в хлопчатобумажном мешочке, где в орнаменте цветков был красный цвет. «Твоя мать — коммуняга, даже в тюрьму красное передает», — сказал пахан. Передачу отобрали, а ему на совете хаты вменили стоять от подъема до отбоя.

В тюрьмах Омска, Иркутска, Новосибирска часто в камерах выбирают генсека параши — генерального секретаря камерного унитаза. Выбирают не обязательно из чертей и педерастов, часто из мужиков. Генсек параши всецело отвечает за толкан. Генсеков при этом доводят до состояния «шифер сыпется с крыши», до сумасшествия. Каждый идущий на парашу по большой и малой нужде обязан у генсека взять разрешение, то есть спросить по полной форме: «Товарищ генеральный секретарь параши, можно мне посетить парашу?», Генсек должен ответить полно: «Пожалуйста, посетите мою парашу». Уходя с параши, посетитель спрашивает: «Товарищ генеральный секретарь параши, можно мне покинуть парашу?» Генсек обязан ответить: «Спасибо, пожалуйста, покиньте мою парашу». И так отвечать каждому. Если в камере десять-пятнадцать человек, можно генсеку и поспать ночью пару часиков. А как быть, ежели в камере сто — сто двадцать человек? Вы скажете, что можно и не отвечать. Попробуйте не ответить, за вами следят — в случае уклонения от ответа избивают, душат, помоят. Тяжело таким генсекам.

Клеятся масти навсегда. Куда бы не попал затем зэк, его спрашивают в камерах: «Ты кто?» Обязан ответить: «Я такой-то, сижу по такому-то делу. Взял кассу, мохнатый сейф, (то есть изнасиловал), примочил коммунягу или комсомольца и т.д. Жил всегда мужиком (чертом, круглым педерастом). У меня кликуха Поросячий хвост, масть защекан».

Кликуха не всегда отражает истинное положение человека. Она выбирается тюрьмой. В назначенный день выбора кликухи зэку какой-нибудь блатной подбежит к решке — зарешеченному окну и звонким, пронзительным голосом крикнет: «Тюрьма-роднуха, дай кликуху!!!»

В ответ откуда-нибудь визгливый прокуренный женский голос произнесет: «Соленый клитор». С этого мгновения до конца дней в уголовном мире не будет Семена Иванова, а только Соленый клитор. Забиты тюрьмы и зоны страны Советов «Подмудными гнидами», «Подзалупной перхотью», «Сталиными», «Хрущевыми», «Муссолини», «Махно», «Уксусами» — спектр кликух безграничен. Красавец парень может быть «Сморщенным калом», урод — «Мэрилин Монро», инвалид без ног «Брумелем». С кликухой зэк свыкается и даже на свою фамилию не отвечает, забывает ее.

СЕКС-ХРЮША

Коллективные формы зэковского онанизма распространены широко и повсеместно и называются сеансами. Онанируют большинство зэков, «восхищаясь» актрисами, телеаэробикой, фильмами, разглядывая журналы, читая сексуальные описания в художественных произведениях. Они устраивают подглядывания за женщинами-вольняшками в туалетах, в школьных классах, забираясь под лестницы, наблюдают за сношениями с педерастами. В Пятой новосибирской зоне, расположенной в густонаселенном районе города, по тайной договоренности с зэками за плату женщины и даже девушки в оговоренное время выходят обнаженными на балконы. При помощи особых переносных эркеров-зеркал в зоне ловится их отражение. Женщины при этом, как в половых плясках зулусов и бушменов, совершают сексуально-пригласительные движения, играют с партнершами, вступают в половое общение с любовниками. Такой «балконный стриптиз» смотрят десятки зэков, при этом онанируют — «плывут» по зоновской терминологии. Подобный сеанс в летний солнечный день стоит 200–300 рублей, два месячных заработка среднего инженера.

В Новосибирской тюрьме дубачка-надзирательница Оля зарабатывала еще больше. Она показывала свой половой орган в кормушку, когда работала в ночные смены. Паханам разрешалось даже трогать и щупать — при этом с каждого в камере взималась плата в десять рублей. За смену она зарабатывала тысячи и прославилась под кликухой Олечка — Золотые Крайки.

Все советские зоны постоянно пребывают в психозах — ожиданиях амнистий, помилований. И к этому добавляется психоз сексуальности. Ни с того, ни с сего ночью, словно по команде, все спросонья начинают заниматься онанизмом. Двухэтажные койки раскачиваются, скрипят, зэки кричат, вскакивают, как ошалелые. Старики говорят: «Был опять заплыв, насмотрелись телевизора». Бывает, в рабочее время начифирятся и вот кто-то подбегает с раскрытой ширинкой к пидору и давай обнимать его и онанировать прямо на одежду. Это не считается нарушением кодекса уголовного поведения. Это не западло.

Так на практике прошедшие сквозь зоны почти все становятся людьми ненормальными, чучеками. Поведение их постепенно трансформируется, упрощается, соответствует стойловому содержанию. Заболевает человек тюремной шизофренией. Речь избавляется от придаточных и распространенных предложений, слова становятся малоосмысленными. Новый набор слов по фене — языку изобилует шизофреническими окончаниями на «як», «ак» — вторяк, первак, ништяк, долняк, голяк, близняк, коммуняк, блатняк, партак. Распространенный набор слов, заменяющих описание — вкоцан (хорошо одет), бикса (стоящая, симпатичная девушка), гонит (думает о своем деле), крыша поехала, шифер сыпется (человек сходит с ума) и т.д.