Бронюс Яунишкис - От Альп до Гималаев

• Название: От Альп до Гималаев
• Автор: Бронюс Яунишкис
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

Эта книга — документальная повесть о литовском юноше, для которого религиозные родители избрали путь монаха-мис­сионера. Юноша был направлен для работы в одну из католиче­ских миссий в Индии. Смутные сомнения в правильности избран­ного им пути постепенно перерастают в протест против фарисей­ства христианских миссионеров. Он порывает с церковью и воз­вращается на родину уже убежденным атеистом.

---

Я ничего не ответил профессору, а когда вернулся в свою келью, меня охватило отчаяние. Вновь начинается уже полу­забытая монастырская жизнь. Колокольчик — к вечерним молитвам, колокольчик — к ужину, колокольчик — ко сну.

Руководство миссии поручило мне преподавать физкуль­туру в гимназии и семинаристам-первокурсникам. В свобод­ное время я занимался совершенствованием своих знаний, готовился к посвящению в священники.

Но чем больше я читал трудов по теологии, тем больше у меня возникало вопросов, сомнений. Я страшился своих мыслей!

Я терзался, пытаясь побороть самого себя, вновь прини­мался за учебу, почти ни с кем не общался. Это было страшно мучительно.

Однажды, вернувшись из читальни, я застал в келье Разию. Она стояла с потерянным видом, а когда я к ней при­близился, упала на колени и заплакала:

— Я утоплюсь...

— Что случилось? Почему? — стал расспрашивать я. — Тебя кто-нибудь обидел?

— Я молилась Христу, молилась Шиве, а тебя я так редко вижу.

Ее слова поразили меня.

— Чего ты хочешь? — спросил я. — Ведь я миссионер.

— Я не хочу жить здесь, — не сдерживая слез, причитала Разия. — Поедем обратно в Гиманджунгу!

— Можешь возвращаться, никто тебя здесь не удержива­ет. Можешь носить красное сари, остричь волосы, сбрить брови и... вдовствовать, — отвечал я ей. — А я должен при­нять посвящение и получить диплом. Вот тогда меня, мо­жет, и направят в миссию. Ничем больше я тебе помочь не могу.

Разия вышла из кельи, опустив голову. Мне стало жаль ее. И вспомнилась индийская поговорка: «Не бей женщину даже цветком». А как я вел себя?..

15

Стремясь преодолеть свои сомнения, я зачастил в церковь. Я заставлял себя от всего отключиться и ни о чем не размышлять. Экзамены я сдавал отлично. Преподаватели были ко мне снисходи­тельны. Размышляя о смысле жизни, я не раз со­глашался с индийскими философами, которые говорили, что жизнь - это иллюзия, сон, ее вообще не существует, она плод нашего воображения.

Однажды в дверь моей кельи громко постучали. Кто бы это мог быть? Меня давно никто не навещает, даже профес­сор Густас стал редким гостем. Может быть, это Фасати? Он обещал не забывать меня.

Я торопливо открыл дверь. Нет, не Фасати. Какой-то индус. И вроде бы знакомый. Черные блестящие волосы, вы­разительное лицо. Одет в темный европейский костюм.

— Сильвио?! — Я протянул к нему руки и замер.

— Да, Сильвио Сингх, спокойно ответил он и сдержанно улыбнулся. — Я теперь джи[40] Сингх!

— Откуда ты прибыл, джи? — спросил я с удивлением. — Из Италии? Как ты очутился в Индии?

— Пути господни неисповедимы... Я выяснил свое проис­хождение. Я индус! И никуда из Индии не уеду. Здесь моя родина!

— Может быть, ты родом из Шиллонга? Здесь живут твои родители?

— Нет, я родом из других мест. Когда англичане рас­стреляли моих родителей, иезуиты купили меня у моих родных. Потом передали салезианцам, которые и увезли меня в Турин.

— А как ты узнал, что я в Шиллонге? — спросил я с инте­ресом. — Прошло столько времени...

— Мне сообщил об этом Лалус Чаухан.

— Лалус? Ты его знаешь?

— Индус индуса всегда отыщет, — загадочно ответил он. Я больше не стал вникать в его дела.

Вынув из чемодана мясные консервы, полученные из фонда помощи миссиям, я достал лепешку и пучок листьев бетеля, принесенные из трапезной, а Сильвио вытащил из портфеля бутылку сомы. Мы выпили по случаю встречи.

Сильвио рассказал о том, как в Турине он с помощью мэра бежал из монастыря и устроился на работу в таверне. Он много читал, учился и пришел к выводу, что религия че­ловеческих проблем не решает, лишь постоянно говорит о них. Религия, по его мнению, лишь способствует человече­ским заблуждениям.

— Не гневи бога, джи, — возмутился я.

— Не могу я его гневить, если я в него не верю, — отве­чал он.

— Где ты сейчас работаешь, джи?

— В Индийском национальном конгрессе[41]. Работаю без­возмездно.

— Не тяжело?

— Для родины сил не жалко, можно и жизнью пожертво­вать! — воскликнул Сингх. - Но я пришел к тебе с предложением, — продолжал он. — Вступи в наше общество ха­риджан.

— Зачем? — не понял я.

— Мы хотим прекратить унижения, которым подверга­ются хариджане. К этому стремится Ганди. Надеюсь, и тебе не чужда идея уравнения каст?

— Возьмите меня руководителем спортивного сектора. За­ниматься спортом могут все, без различия каст. А что касает­ся вступления в общество... Ты ведь знаешь, я пленник миссии.

— Что ж, и это неплохо, - согласился Сингх. - Кроме то­го, мы намерены организовать демонстрацию хариджан. Ва­ша миссия присоединится к такой демонстрации? Стоит мне обращаться к вашему ректору?

— Сомневаюсь. В таких случаях миссия остается в сто­роне.

— Я так и думал! — воскликнул мой гость. — Церковь не может, да и не хочет решать никаких социальных проблем. До встречи.

И Сингх ушел. Я чувствовал себя в чем-то виноватым перед ним.

Спустя несколько дней на уроке физкультуры в гимна­зии ко мне подбежал Лалус Чаухан, повзрослевший, краси­вый, ловкий парень. Я гордился, что он мой воспитанник. Все объявления, плакаты в гимназии были сделаны им. Он радо­вался, что вскоре поедет в Турин продолжать учиться рисо­ванию. Лалус, опустившись на одно колено, попросил меня:

— Падресито, отпустите меня посмотреть на демонстра­цию хариджан.

— Куда? Когда? - Я был удивлен и одновременно за­интригован.

— Сейчас! На площади!.. Они будут проходить мимо миссии.

— Нет, нельзя. Можешь смотреть в окно.

Ребята пооткрывали окна, стали размахивать руками, кричать, приветствуя демонстрантов. Я тоже подошел к окну. Толпы людей шли по улице. Демонстранты несли высоко поднятые лозунги: «Да здравствует Индия!», «Долой касты!», «Да здравствует демократия!» Лица демонстрантов были серьезны.

Лалус не мог устоять на месте. Казалось, что он сейчас выпрыгнет в окно и присоединится к толпе.

Если хариджане добиваются лучшей жизни, требуют уважения к себе, думал я, надо помочь им подняться. Ведь они такие же люди, как и все. Глядя на демонстрацию, я вдруг подумал, что хариджане в конце концов восстанут против этой несправедливости, но сам испугался своих мыслей.

После полудня на улицах было спокойно, но никто не знал, чем закончилась демонстрация неприкасаемых. И когда из города вернулся профессор Густас, все обступили его.

— Что слышно в городе? — спросил ректор.

— Демонстрацию хариджан разогнала полиция. Есть аре­стованные и раненые.

— Слава богу, что никто из нас в ней не участвовал, — вздохнул с облегчением ректор.

— Да, но нас тем не менее обвиняют в том, что мы не только участвовали в демонстрации, но и организовали ее.

— Как так? Кто обвиняет?

— Брахманы!

— Не может быть! — не поверил ректор.

— В городском муниципалитете я встретил служащих-анг­личан. Они говорили, что на площади выступал какой-то индус, монах-салезианец. Хотя в демонстрации участвовали и буддийские бонзы, и мусульманские муллы с дервишами, но брахманы обвинили в ее организации нас.

Все молчали. Я подумал, что на площади скорее всего выступал Сингх.

— Необходимо выяснить, кто выдавал себя за монаха-салезианца, — решил ректор.

Наступил день моего посвящения в сан священни­ка. Я понимал, что духовный сан, собственно го­воря, ничего не изменит в моей жизни, разве что даст больше привилегий, прибавит самостоятель­ности, но в то же время принесет с собою новые заботы и наложит большую ответственность. Впрочем, если я буду хорошо работать, меня могут послать в Рим для продол­жения образования. Там я получу ученую степень, а может быть, даже звание профессора. Достичь все это в моих силах — у ме­ня были способности и доброе имя. Вот так я размышлял о своей карьере за несколько часов до посвящения.

Я сидел в глубокой задумчивости и не сразу почувство­вал, что чья-то рука коснулась моего плеча. Рядом со мной стоял профессор Густас. Он сам выбрил мне на макушке головы тонзуру, он же исповедовал меня, после чего я был чист как ангел.

— Тебя вызывает ректор. Не мешкай. Я послушно встал и последовал за ним.

В кабинете ректора стояли несколько преподавателей, сам ректор и прибывший из Бомбея архиепископ Матхи. Лица присутствующих были озабочены. Я встревожился. Опустившись на колено перед архиепископом, я поцело­вал его руку. Затем встал и смиренно ждал, что будет дальше.

— Не твой ли воспитанник Лалус Чаухан? — нервно поти­рая ладони, спросил архиепископ и испытующе посмотрел на меня.

— Да. Он сирота. Послушный, способный мальчик.

— Чем он еще интересовался кроме учебы? — продолжал расспрашивать Матхи.

— У него художественные наклонности. Он обучался ри­сованию у маханта.