Йозеф Шкворецкий - Необъяснимая история

• Название: Необъяснимая история
• Автор: Йозеф Шкворецкий
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Хранитель, Харвест
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-035461-4, 5-9713-3843-9, 5-9762-0153-9, 978-985-13-9483-4

Головокружительная литературная мистификация…

Неприлично правдоподобная история таинственной латинской рукописи I в. н. э., обнаруженной в гробнице индейцев майя, снабженная комментариями и дополнениями…

Завораживающая игра с творческим наследием Овидия, Жюля Верна, Эдгара По и Говарда Лавкрафта!

Книга, которую поначалу восприняли всерьез многие знаменитые литературные критики!..

---

Гальб вернулся.

— Наверное, ушел во время представления, — встревоженно сказал он. — Он и вчера тут был, просидел всю пьесу, а после даже пошел с нами в таверну. — Он еще раз огляделся по сторонам. — Может, ему нездоровится. Вчера весь вечер он много пил.

Я знал, что ушел он по другой причине. Нет, он тоже узнал человека, которого я видел в зале, и, очевидно, для него это стало достаточным поводом, чтобы сбежать. Но куда? Я должен

9

Фурнилла[102] и ее супруг по имени Гай Инвалид Сикан.[103] Но все знают, о ком на самом деле речь. И устами персонажей автор открыто говорит о том, почему Капитон[104] был вынужден покинуть Рим!

— Глупец! — пробрюзжал Поппей и, сыпля проклятиями, принялся расхаживать взад-вперед. Потом вдруг остановился и повернулся ко мне: — Я провел расследование, понятно? Овидий утонул во время бури, его тело так и не нашли. Понятно? — Я слишком хорошо его понял. Он же снова зашагал. — Мне придется что-то с ним делать, но что?

И верно. Куда мог податься несчастный? Скорбь затопила меня при мысли о муках отца.

— Подожди-ка, — задумчиво сказал легат. — Возможно, идея безумная, но… Я дам тебе письмо, и мы

Свиток V

Этот свиток сильно поврежден, прочтению поддаются лишь три фрагмента. Последний, вероятно, представляет собой отрывок из комедии «Верный муж».

ФРАГМЕНТ

1

поспешил назад в Рим, мама, чтобы опередить известия и избавить тебя от скорби. По крайней мере ты знаешь, что он не мертв.

— Все равно что мертв, — устало ответила Прокулея. — Марк Весаний видел пьесу! — Изящная рука матери лежала на свитке с комедией отца, который я привез из Карнунта. Ее пальцы крепко сжались на нем. — Он мертв, — прошептала она.

— Возможно, удастся что-нибудь устроить, — неуверенно сказал Цецина. — В конце концов, Тиберий же согласился. И в сегодняшнем Риме все можно… — Он осекся. Сама идея была немыслимой. — Гарнизоны в Паннонии обходятся в крупную сумму, — сказал он и снова умолк. Взгляд его маленьких глазок остановился на Прокулее, потом скользнул к моему лицу. Поскольку никто из нас не сказал ни слова, он нервно продолжил: — Марк Весаний распускает сплетни через Ливию. Тиберий его не переносит. И пусть даже Ливия его мать, она…[105]

— Это его убьет, знаю, что убьет. Он умирал медленной смертью от разбитого сердца в Томах, но это уж слишком. Это поистине смертный приговор.

— Кто-нибудь про это знает? — спросил Цецина.

— Только Поппей, — ответил я. — Он дал мне письмо к Кунобелину. И, разумеется, Агрикола тоже. Это ведь он расспрашивал в городе и нашел купца. Я ему заплатил, но не остался ждать, чем все кончится. Я решил, мне будет лучше вернуться в Рим. Поппей также дал мне письмо к Тиберию. Я надеялся, что смогу поспеть сюда раньше, чем приедет кто-нибудь из Том и расскажет тебе, что он утонул.

— Ты пойдешь к Тиберию? — Прокулея озабоченно повернулась к мужу.

— Пойду. Я уже условился об аудиенции, — сказал Цецина.

2

на ступенях храма Божественного Юлия.[106] Был красивый день римской осени. Повсюду вокруг сверкал мрамор Цецины, напоминая мне пляж в Томах, с его ослепительно белым песком подле голубой воды, где, как было объявлено, утонул Овидий. Решением легата в Карнунте теперь он был официально мертв.

На Форуме привычными группками собрались сенаторы и их клиенты, богатые торговцы (не менее богатые, чем Цецина) и юноши в новеньких с иголочки тогах вирилис расхаживали в сопровождении принаряженных девушек. Я сидел рядом с печальным Цециной. Это был мир Овидия. Его место — здесь, но он изгнан враждой женщины, императрицы-убийцы. Однако своей комедией он сравнял счет.

— Дела наши плохи, как у легионов в Тевтобургском лесу,[107] — вздохнул Цецина. — Хорошо еще, что у тебя было это письмо.

Я положил руку ему на плечо. Жизнь — странная пьеса. И не обязательно следует правилам Аристотеля.[108] Низенький и толстый владелец мраморных каменоломен когда-то казался мне глуповатым, но теперь я любил его за преданность.

— Верно, Цецина. Хорошо, что у меня было то письмо.

Через Форум широким шагом шел, точно пьяный, натыкаясь на людей, Куртий Аттик. Заметив нас, он поспешно повернул к ступеням храма. Присмотревшись, я увидел, как по его щекам текут слезы. Еще один преданный

3

такая выносливость? Неужели? Какое крепкое здоровье!

ФУРНИЛЛА: Истинная правда!

КАПИТОН: Тебя следует поздравить.

ФУРНИЛЛА: Но знаешь, это так утомительно!

КАПИТОН: Нельзя же иметь все сразу.

ПЛАВТ: Как раз о таком и мечтает Лентилла.

ФУРНИЛЛА: Кто это?

ПЛАВТ: Моя наложница. Меня ей недостаточно. А нужен ей такой мужчина, как Гай Инвалид Сикан.

КАПИТОН: Что ж, тогда с твоего позволения, Фурнилла, и, разумеется, если Гай согласится.

Данный фрагмент воспроизведен согласно современным правилам графического отображения сценария пьесы.

Свиток VI

Прочтению поддаются только два фрагмента этого свитка, основная часть которого значительно пострадала.

ФРАГМЕНТ

1

по Тибру. Мы отплыли рано утром, чтобы нас не заметили, на случай, если, как это произошло в тот раз после пира у (Августа)

2

разве вода не будет просто с нее падать?

Невежество Корнелия Фида[109] было невероятно. Я никогда не понимал, почему моя сестра вышла за него замуж. Или почему ее умный отец решил выдать ее за такого дурня. Но Венера, разумеется, непредсказуема.

Я взялся терпеливо объяснять:

— Скажи мне, Корнелий, что происходит, когда бросают копье?

Он поглядел на меня озадаченно.

— Я сенатор, Квест

Свиток VII

ФРАГМЕНТ

1

в пятнадцатый год его правления.[110] Я помолился маскам Прокулеи и Цецины, прося благоприятного пути. Стоял июль, день предшествовал нонам, прошло лишь два года после того, как умерла Прокулея,[111] а Цецина совершил самоубийство по римскому обычаю. Управление моим имуществом, которое умножилось благодаря двум полученным мной наследствам, я доверил Квинту. Ничто и никогда не бросило тени на нашу дружбу, истинный римский солидаций. В то время Квинт также был очень богат, но в отличие от меня ослушался отца, выбрав созерцание,[112] как это сделал Овидий. Однако в отличие от Овидия он посвятил себя изучению истории. Написанная им в молодые годы «История Крита» снискала ему немалую славу, и последние двадцать лет он трудился над историей морских сражений Рима. Благодаря фактам, которые он собрал по этому предмету в библиотеках Рима и Александрии, он приобрел обширные познания в кораблестроении, что сослужило мне добрую службу. Это Квинт посоветовал мне не отказываться от проверенного и испытанного типа купеческой монеры[113] для [около 3 стр. ] стихнет ветер. Поэтому я нанял команду опытных греческих гребцов и оснастил судно парусами нового типа, которые позволят нам маневрировать против ветра. Квинт хотел отправиться со мной. Возбуждение, гнавшее меня в неизвестность, заразило и его. Но я убедил его остаться в Риме. У меня не было никого, кто бы

2

смогли поднять на борт полный запас дерева, и к тому времени, когда мы отплыли на запад, наступили ноябрьские иды. К нам присоединился мальчик Тесотул.[114] На латыни он говорил довольно бегло. Амелий Регалиан[115] ворчал, что, раз у меня уже есть толмач, он сам мне больше не понадобится, но принял это легко, а кроме того, с жадностью учился у Тесотула его родному языку.

Прошел месяц, прежде

3

увидели столп дыма, который поднимался прямо в небо, так как ветра не было. Вскоре после восхода весь город собрался на берегу, царь Телалок восседал на высоких носилках и в окружении жрецов и военачальников ожидал, что из моря поднимется огнедышащая гора, вулкан[116]

4

в лебедя?[117] — Откинувшись на спинку кресла, царь Телалок расхохотался.

Даже Тесотул захихикал, но тут же сделал серьезное лицо, боясь, как бы царь не счел это неуважением к богам гостей. Однако Телалок продолжал смеяться:

— Тетасилан также любит обращаться в животных, но никогда — в столь приземленных целях. Твоя теология поразительно смешна, Квест. И к тому же эта ревнивая жена! — Он содрогался от хохота.

Мы с Амелием обменялись взглядами. Этот царь вел себя, как римлянин. Во всяком случае, с нами. Когда поблизости появлялись его жрецы, он был серьезен

5

на плоской крыше дворца.

— Так ты говоришь, Земля тоже такая? — спросил Телалок, глядя на полную луну, которая отражалась в море, гладком, как мраморный пол.

— Она действительно такова, — сказал я. — Эратосфен[118] даже измерил ее окружность.