Рома Тирн - Москит

• Название: Москит
• Автор: Рома Тирн
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-86471-484-3

Поэтичная история любви и потерь на фоне гражданской войны, разворачивающаяся на райском острове. Писатель Тео, пережив смерть жены, возвращается на родную Шри-Ланку в надежде обрести среди прекрасных пейзажей давно утраченный покой. Все глубже погружаясь в жизнь истерзанной страны, Тео влюбляется в родной остров, проникается его покойной и одновременно наэлектризованной атмосферой. Прогуливаясь по пустынному пляжу, он встречает совсем еще юную девушку. Нулани, на глазах которой заживо сожгли отца, в деревне считается немой, она предпочитает общаться с миром посредством рисунков. Потрясенный даром девушки, Тео решает помочь ей вырваться из страны, пораженной проказой войны. Но вместе с сезоном дождей идиллический остров накрывает новая волна насилия, разлучая героев.

Мощный, утонченный, печальный и мерцающий надеждой роман британской писательницы и художницы Ромы Тирн — это плотное, искрящееся красками полотно, в котором завораживающая красота Шри-Ланки и человеческая любовь вплетены в трагическую, но полную оптимизма историю. Роман номинировался на престижную литературную премию Costa.

---

Лондон захлестнула волна преступлений, связанных с кредитными карточками. В столице орудует шайка мошенников родом из Шри-Ланки. Согласно заявлению представителя Министерства внутренних дел Великобритании, несовершеннолетним правонарушителям, в настоящее время ожидающим суда, может грозить депортация в Шри-Ланку — несмотря на акты насилия, которые по-прежнему отмечаются на острове. Тамильские юноши, покинувшие родину в надежде помочь своим семьям, доведенным до нищеты, возможно, вскоре вернутся с позором и окажутся в гораздо худшем положении. Общеизвестно, что многих тамилов, которые сбежали за границу и тем самым ускользнули от вербовки в партизаны, по возвращении ждет казнь.

— Как видишь, ничего не изменилось, — сказал Рохан. — Изгой всегда остается изгоем. У нас ничего не осталось, кроме воспоминаний. Будем надеяться, что и девочка нашла в них опору.

Итальянские газеты теперь не обходили Рохана вниманием. Критики отмечали его дар изображать утрату, и отчужденность, и теплоту, что хранит память. Джулия читала все статьи, но никогда не обсуждала. Так и шли годы. Так они и жили — не сказать чтобы очень хорошо, но и не плохо. По крайней мере, они были свободны.

Как-то в конце лета Рохана представили галеристке из Англии. Элисон Филдинг держала небольшую галерею в Лондоне. Она видела его картины на международной выставке в Базеле, и не хотел бы он показать ей слайды последних работ?

— Лондон? — удивилась Джулия. — Ты ведь не хотел выставляться в Лондоне?

Рохан не был в английской столице с того дня семь лет назад, когда они с Джулией разыскивали Нулани. Впрочем, как и Джулия. В Англию она так и не выбралась. Незначительные проблемы, разногласия с Роханом — словом, каждодневные мелочи — в конце концов убедили ее, что не стоит ворошить прошлое. Слишком велики были потери, слишком многое в жизни ненадежно, чтобы бередить старые раны. Однако к началу осени, когда еще шумела листва, не сорванная холодными ветрами, у Рохана появилась причина вновь побывать в Лондоне. Элисон Филдинг пришла в восторг от его согласия.

«Жду вас с нетерпением, — писала она. — Привезите несколько холстов. Условия обсудим. Мне очень нравятся ваши картины».

Джулия была связана работой, и Рохан отправился в Лондон один. Английская столица встретила его мягким теплом бабьего лета. Приткнувшаяся в уголке Клеркенвелла галерея оказалась меньше, чем он ожидал. Рохан едва не проскочил мимо. В окне у входа были выставлены две картины: одна черная на густо-красном фоне, другая мраморно-белая. Что-то в них зацепило Рохана, и он замер, озадаченный.

— Ага! — с улыбкой приветствовала его Элисон Филдинг. — Вы заметили мой второй талант из Шри-Ланки! У меня есть еще картины этого же автора. Пойдемте, покажу.

На холсте вскипала синь, а следом — иной, более глубокий тон, пронзительный, с проблеском золота и неизъяснимого света. Рохан не мог отвести глаз. Проступающие из темноты, чуть размытые контуры будили чувство сопричастности. Полотно на противоположной стене рождало мысли о святынях древних склепов. На полночном небе слабо мерцали звезды.

Картины светились — иного слова не подобрать. От них исходило призрачное сияние. Контраст безбрежного, наполненного воздухом пространства внутри густой синевы очаровывал. Свет и тень, необъяснимо рождаясь в глубине склепа, словно проникали в самое сердце земли, до плоти человеческой, и два несовместимых мира сливались в один. Художник не дал картинам названий, только номера. Рохан потрясенно обошел зал галереи, не пропустив ни одного из около десятка полотен. Вглядывался в тщательно прорисованные обыденные предметы, которые кисть художника лишила узнаваемости, обратив в намек на прошлое, что живет в глубине памяти, исподволь меняя нас. И везде неизбежной частью целого дробились тревога и страх замкнутого пространства.

— Нравятся? — спросила Элисон Филдинг.

Рохан оторвал взгляд от последней картины.

— Они прекрасны, — ответил он. — Так вы говорите…

— Художник родом из Шри-Ланки. Женщина.

— Я знаю только одного художника из Шри-Ланки, — медленно сказал Рохан, — который… которая… — Он умолк.

— Ее зовут Нулани Мендис, — с широкой улыбкой сообщила Элисон. — Так вы ее знаете? Отлично. Я как раз собиралась предложить совместную выставку. Вам непременно надо встретиться, но прежде давайте посмотрим, что вы привезли.

— Вот, собственно, и все. Так мы и встретились.

В Венецию Рохан вернулся с обещанием совместной с Нулани выставки. Его возбуждение заражало. С того момента, как он приехал, с лица его не сходила улыбка. Весь вечер, пока они сидели за бутылкой вина, он говорил не умолкая. Джулии не удавалось и слова вставить. У нее кружилась голова, не от вина — от недоверчивого изумления, от вопросов. Когда она увидит Нулани? Как она? Как выглядит? Что она сказала, увидев Рохана? Рохан смеялся, с наслаждением вспоминая.

— Она отказывалась верить, когда ей позвонила Элисон. Это было бы комично… — он помедлил, — если бы не было так грустно. Элисон просто-напросто сняла трубку, набрала ее номер и сказала: «У меня тут один ваш друг художник из Шри-Ланки». Можешь себе представить? И получаса не прошло, как она примчалась, наша маленькая Нулани Мендис, повзрослевшая и вместе с тем совершенно такая же. Задыхающаяся от волнения и очень красивая. — Рохан опять сделал паузу. — Мы провели вместе весь вечер. Элисон пришлось тактично нас выпроводить, ей нужно было закрывать галерею.

Вместе они вышли на улицу. Погода изменилась, недавно пролился дождь. Осенняя морось, стряхнувшая еще немного листвы с деревьев. Но они не замечали ни влаги, ни посвежевшего ветра, они слышали только зов дома. Негромкий и настойчивый зов, который невозможно не услышать. Рохан открыл дверь первого попавшегося на пути паба и заказал лимонад для Нулани.

— Она не пьет, — объяснил он. — Знаешь, она такая худая и… — Он запнулся, не находя слов. Как описать глаза, что смотрели на него, — темные, непроницаемые, нежные, с затаившейся в глубине болью? — Она замечательный художник, — с нажимом сказал Рохан. — Элисон уже занялась подготовкой выставки, скоро позвонит. И знаешь, какие были ее первые слова? «Где Джулия?»

Он усмехнулся. Джулия моргнула, глаза защипало от слез. Неужели все правда?

— Когда я смогу ее увидеть?

— Когда захочешь, — как мальчишка расхохотался Рохан. — Я сам с трудом в это верю. Мне казалось, я с ней только вчера говорил. Как будто и не было всех этих лет. — Он осекся. — Почти.

Они с Нулани проговорили весь вечер, обо всем и ни о чем. Общие воспоминания сближали. Как вышло, что они потеряли друг друга из виду? В какой-то момент Рохан почувствовал, что ей не хочется возвращаться к себе. Тогда он спросил ее о брате.

— Джим? — вспомнила Джулия. — Тео называл его Счастливчиком Джимом.

Рохан кивнул.

— Они почти не видятся. Не чаще раза в год.

Рохан принялся подробно пересказывать Джулии все, что услышал от Нулани, все, что произошло с ней за минувшие годы. И пока он говорил, росли его изумление и восхищение, только теперь он отчетливо осознал, через что пришлось пройти этой девочке и с какой утратой смириться.

— Ведь это ты ей посоветовал, — сказала Джулия. — «Ты должна гнуться, но не ломаться — как кокосовая пальма от муссона». Помнишь?

Рохан помнил. Почему он не сумел последовать собственному совету?

— Она дала свой номер телефона. Очень боялась, как бы мы снова не потерялись. Я сказал, что ты позвонишь. Нет, я сказал по-другому: «Зная Джулию, не сомневаюсь, что она бросится к телефону, как только узнает номер, хотя бы и среди ночи».

Джулия заразилась его смехом.

— Возвращаться так хорошо… — сказал Рохан, подливая вина в бокалы.

Он имел в виду нечто совсем иное, и Джулия его поняла.

Воздух в комнате искрил от всего невысказанного. Обновленного, возрожденного. Они долго сидели молча, в полумраке, забыв включить свет.

— Ты думаешь, с ней все хорошо? — тихо спросила Джулия. Она не осмелилась бы даже на такой осторожный вопрос, если бы память о Тео не пролегла между ними тенью.

Рохан тяжело вздохнул. Отозвался он не сразу.

— И да и нет… У нее есть мужчина. Живут вместе, но что-то не складывается. Нулани хочет уйти. Мне так показалось. Общего у них мало. Оба были одиноки, вот и потянулись друг к другу сначала. А потом разладилось, и довольно давно.

Тень сгустилась.

— Оба это понимают, но привычка удерживает рядом. Кто знает, сколько это продлится.

— Все как у нас, — пробормотала Джулия, прежде чем успела себя остановить.

Рохан вздрогнул и, прищурясь, посмотрел на нее. За окном увядали сумерки. Профиль Джулии силуэтом темнел на фоне окна. Она выглядела усталой, постарела, но сохранила очарование, за которое он полюбил ее. Он смотрел на нее и вдруг увидел тот самый свет, что много лет назад озарял ее, сияние это вовсе не погасло, напротив, горело чисто и ровно. А минувшие годы лишь придали ее чертам четкость, обрисовав лучшее, что в ней есть. Почему он прежде не замечал этого? Почему принимал как данность? И с внезапной ясностью ему открылось то, что она знала уже давно. Как долго шли они каждый своим путем? Ведь в дорогу они отправились вместе. И порой было нелегко. Джулия не могла иметь детей, но с этой бедой они справились. В затянувшемся молчании, опустив голову, он вспоминал друзей — сначала была Анна, потом Тео. Смерть Анны стала лишь предвестником бед, теперь он это видел. Как они все были счастливы, как молоды. Молодость необратима. И в эти минуты, между умершим днем и еще не наступившей ночью, он увидел, понял, что счастье, это сладостно-горькое состояние, возможно, но только оно теперь другое, чем прежде. Джулия его жена. И он ее любит, по-прежнему. После стольких лет, после всего, что пережито, он все еще может утверждать это. На ее лице играли блики света, отраженного от поверхности канала, он протянул руку и сжал пальцы. Ладонь была мягкой и теплой, и в этом прикосновении сосредоточилась вся их жизнь.