Виктор Мясников - Людоеды

• Название: Людоеды
• Автор: Виктор Мясников
• Издательство: Самиздат
• Жанр: Боевик

Трилогия о Вовце Меншикове ("Людоеды", "Игра по-крупному", "Изумруд – камень смерти") Главный герой трилогии – обычный работяга. Он просто пытается выжить в современной России, стараясь сохранить свое человеческое достоинство и жизнь. "Людоеды" – самый первый и самый шокирующий роман Виктора Мясникова. Он объясняет это так: "Первый читатель – это редактор издательства. Я сразу поставил цель сочинить сюжет, какого еще не было, и закрутить так, чтобы самый тертый редактор, через руки которого прошли сотни детективов, не мог оторваться. Мне удалось". Жестокие и даже беззастенчиво откровенные схватки с врагами. Крайне тяжёлое торжество добра.

---

Они вошли в корпус, стали подниматься по лестнице. На этажах захватанные грязными руками двери украшены облупленными табличками: "Раздевалка цеха N6", "Мужские душевые" и тому подобное. Вовцу приходилось одновременно держать в поле зрения Халалеева и эти двери. А вдруг какой-нибудь тип с топором или автоматом выскочит? Или сразу двое? Последний лестничный марш упирался в маленькую железную дверь, отягощенную большим висячим замком. Халалеев сунул руку в карман. Вовец дернулся, выпростал обрез из тряпичного кокона, упер стволы в спину начальнику связи. Отбросил скомканную штору и тихо, но ясно сказал:

– Не шевелись.

Левой рукой пощупал сквозь карман руку Халалеева. Ничего опасного, ключ. Это нервы, он же обыскивал его в кабинете. Все равно надо держать ухо востро. Халалеев отпер дверь. Он почувствовал напряжение Вовца, его готовность спустить курки, и, похоже, испугался. Двигаться стал медленно, стараясь видеть Вовца через плечо.

Вышли на крышу. Обширное поле, неровно покрытое серым растресканным битумом. Торчащие грибками трубы вентиляции. Халалеев еле плелся, косился через плечо, оглядывался. Вовца эта медлительность раздражала. Несколько раз он порывался врезать своему пленнику, чтобы двигался шустрей. Но сдерживал себя, чтобы не утратить контроль над собой и, как следствие, над ситуацией. Но почему, в самом деле, Халалеев так медлителен? Либо он не может отвести к мальчику, либо выжидает подходящий момент, чтобы разделаться с Вовцом. Либо то и другое вместе. И сейчас на голой равнине крыши Халалеев убедился, что Вовец один, его никто не подстраховывает.

Узкая, почти вертикальная железная лестница вела ещё выше, на крышу кирпичной пристройки. Халалеев стал подниматься, хватаясь руками за поперечины. Это было идеальное место, чтобы избавиться от конвоира. Идущего вторым можно одним пинком отправить вниз или навернуть сверху кирпичом.

– Стой! – крикнул Вовец. – Халалеев замер. Вовец ухватил его левой рукой за ремень. – Вот так, теперь тащи меня.

Кое-как вскарабкались. Ветерок ерошил волосы. Стрижи проносились перед лицом. Гладь пруда сверкала под солнцем так, что резало глаза.

– Долго еще? – Вовец терял терпение.

– Еще немного и вниз, – нервно выдохнул Халалеев.

– Хочешь сказать, что прогуливал мальчика по заводским крышам?

– Нет. Просто этот путь самый короткий.

Через десяток шагов они остановились у края крыши. Халалеев опасливо не дошел полметра до кромки. Показал жестом – гляди вниз. Вовец высоты не боялся, слишком много излазил горных круч и отвесных скал на своем веку. Глянул и сразу понял, что видит сверху тайную звероферму: ряды клеток, шастающие в проходах между ними зверьки. У него аж в глазах потемнело от страшной догадки. Не хочет ли Халалеев сказать, что Олежку давно убили и скормили маленьким хищникам?

Он схватил начальника связи левой рукой за ворот рубашки и притянул к себе, поставил его на край крыши. Ткнул стволы обреза в судорожно дергающийся живот. С ненавистью посмотрел в выпученные глаза Халалеева, наполнившиеся животным ужасом. Когда сзади многометровый провал, а впереди взведенные курки, и палец на спуске держит человек, дрожащий от гнева и ярости, ужас овладеет любым.

– Не там, не там! – завопил Халалеев. – На площадку смотри! Белая "десятка"!

Вовец глянул ему через плечо на площадь перед проходной. Сверху она просматривалась как на ладошке. Белый "жигуленок", единственный здесь автомобиль в этот воскресный день, был припаркован на дальнем конце, где имелся узкий выезд на одну из второстепенных улочек.

– Видишь, видишь? – торопливо запричитал Халалеев.

Вовец не отвечал, вглядываясь в далекий автомобильчик.

– На заднем сиденье, видишь? – испуганно частил Степа. – Там жена моя сидит и твой пацан рядом с ней.

Вовец молчал. Никакого движения возле машины не наблюдалось. Заднее стекло бликовало на солнце, и ничего внутри разглядеть было нельзя. Впрочем, на таком расстоянии все равно не узнать человека, даже одежду толком не различить.

– Зачем же ты сюда привел, а не к нему? – наконец заговорил Вовец.

– Для страховки. Убедился, что ты один. А то ты отпустишь, а другой тут как тут. Сейчас спустимся и… Да ты дуру-то убери.

Он ладонью отодвинул обрез. Почувствовав, что опасность немедленной расправы миновала, приободрился. Вовец словно забыл о Халалееве, с прищуром вглядываясь в бликующее стекло малолитражки и, не обращал внимания на неожиданно изменившееся, напрягшееся лицо своего пленника. Ладонь Халалеева, отодвинувшая обрез, замерла. Потом медленно развернулась и плавно переместилась на стволы. Выдохнув, словно перед рюмкой водки, он сильно рванул обрез, одновременно шагнув в сторону с поворотом тела вокруг оси. Правой рукой он уперся Вовцу в грудь и оттолкнул его.

Расчет был верный. Вовец, по-прежнему державший Халалеева за рубашку, неизбежно полетел бы вниз, поскольку не должен был выпускать обрез из руки и после рывка оказался бы на краю кровли. Толчок в грудь довершил бы дело.

Но Вовец, разглядывая автомашину, слишком расслабился и не успел среагировать. Он просто не удержал обрез в руке. Халалеев вырвал его. То же самое произошло и с рубашкой. Вовец не стал за неё цепляться. В результате Халалеева развернуло слишком сильно, а оттолкнувшись от Вовца, он сам отлетел на край крыши. На какое-то мгновение замер, прогнувшись, с широко раскрытыми глазами и разинутым, искаженным ртом. Тяжелый обрез, продолжая двигаться по инерции, увлекал за собой. Халалеев слишком поздно понял это и выпустил оружие. Судорожно замахал руками, пытаясь сохранить равновесие, и с криком сорвался вниз.

Вовец моргнуть не успел, как все произошло. А крик все не смолкал, словно Халалеев бесконечно падал и никак не мог долететь до дна. В последний миг он успел запустить пальцы в какую-то щель под самой крышей. Сейчас он судорожно цеплялся руками и елозил ногами по гладкой стене, пытаясь найти хоть какой-нибудь зацеп. Вовец заглянул вниз и встретил безумный взгляд Халалеева. Прилипнув к стене, тот задирал голову, уставясь на близкую кромку крыши, и безнадежно вопил, чувствуя как немеют напряженные пальцы.

– Где мой сын? – закричал Вовец. – Где мой Олежка?

– В машине! – ещё громче заорал Халалеев. – Клянусь богом! Помоги мне! Все отдам, помоги!

– Я тебе не верю! – заорал Вовец в ответ. – Ты врешь! Говори, где он?

– В машине! – вопил начальник заводской связи. – Помоги! Все, что хочешь!…

Вовец быстро лег на пыльную теплую кровлю, опустил руку и поймал ворот рубашки подтянувшегося кверху Халалеева. Но пальцы того уже не выдерживали. Он сорвался и полетел вниз со вскинутыми безнадежно руками. С высоты в шесть этажей он грохнулся на край клетки, проломив её, и скатился на пол. Зверье бросилось в разные стороны.

Халалеев лежал, подогнув под себя руку, раскинув ноги, глядя остекленевшими глазами в небо. Через минуту какой-то осмелевший песец, принюхиваясь, приблизился к нему и жадно вцепился в обнаженный бок острыми зубками. Вовец недоуменно посмотрел на трепыхающуюся на ветру рубашку, которую все ещё держал в руках за воротник. Отпустил её и проследил глазами падение тряпичного комка. Уже в самом низу рубашка вдруг развернулась в воздухе и накрыла мертвецу голову. Песец, фыркнув, отскочил в сторону.

Словно во сне, механически Вовец спустился на крышу корпуса, сошел по лестнице и вышел через проходную. Пожилой охранник в мешковатом зеленом мундире заинтересовался его рюкзачком. Но Вовец, оглушенный всем случившимся, не услышал его и не обратил внимания на крики. Охранник вопил и грозился, а Вовец, по-прежнему бесстрастный, вышел на площадь и направился к одиноко стоящему автомобилю. В голове не было никаких мыслей, пустота. Он только понимал, что больше никогда не увидит сына. Негодяй Халалеев унес на тот свет тайну исчезновения мальчика. Неожиданно задняя дверца "десятки" распахнулась, и из машины выскочил Олежка, живой и здоровый.

– Папка! – крикнул он и понесся навстречу Вовцу, раскинув руки.

Следом вышла молодая женщина и, приставив ладонь козырьком, с улыбкой стала наблюдать за их встречей. У Вовца слезы из глаз брызнули, сердце сжалось. Он подхватил сына, поднял и крепко прижал к груди.

– Ой, колючий! – заверещал мальчик, отстраняя лицо от отцовской щеки, задрыгал ногами, и его пришлось отпустить. Женщина уже подошла совсем близко. Вовца поразила её мягкая, приятная улыбка.

– Здравствуйте. Вы папа Олега? Меня зовут Вера Семеновна.

Она как ни в чем не бывало протянула руку.

– Владимир…, – Вовец поперхнулся, неуверенно пожал тонкие пальчики.

Неужели она ничего не знает? Или так талантливо играет свою роль.

– А где Степа? – она снова доброжелательно улыбнулась. – Опять на работе застрял?

– А… да, застрял… опять…, – Вовец в растерянности не знал, что сказать. – Спасибо, мы пойдем…